Деннис Уитли - Им помогали силы Тьмы

Вечер принес новые осложнения: пришла телеграмма от Геринга. Как впоследствии стало известно, Йодль дословно передал Коллеру слова Гитлера в ответ на свое требование об отдаче приказов и распоряжений. Коллер же счел своим долгом немедленно лететь в Мюнхен и сообщить своему шефу, что судьба Германии отныне в его руках. Геринг собрал совет, в который вошли Мюллер, шеф гестапо, шеф СС в Берхтесгадене, и Ламмерс, глава Рейхсканцелярии. Геринг объявил, что он готов лететь к генералу Эйзенхауэру, однако настоял на получении прямого подтверждения на его полномочия в заключении капитуляции. В результате их дискуссий была составлена и отправлена Гитлеру телеграмма, копии которой отосланы также Кейтелю, Риббентропу и фон Белову. Текст же телеграммы был следующий:

«Мой фюрер,

Ввиду вашего решения остаться на своем посту в цитадели Берлина, согласны ли вы на то, чтобы я немедленно принял на себя общее управление рейхом при полной свободе действий и решений, как на территории Германии, так и за рубежом, в качестве вашего преемника, в соответствии с вашим декретом от 29 июня 1941 года? Если к десяти вечера я не получу ответа на данную телеграмму, то буду считать, что вы не вольны в своих действиях в настоящий момент, следовательно, условия вашего декрета можно считать выполненными, и я буду действовать в интересах нашей страны и нашего народа. Вы знаете мои чувства к вам в эту тяжкую годину в жизни моей и всего германского народа. Эти чувства невозможно передать словами. Охраняй вас Господь от всяких напастей и бед, надеюсь на ваш скорейший приезд сюда, невзирая на все препятствия. Всегда верный вам Герман Геринг».

Фон Белов показал Грегори полученную копию документа, и они оба согласились с тем, что телеграмма составлена как нельзя более корректно и свидетельствует о лояльности рейхсмаршала и верноподданическом настроении. Но на беду Геринга, все последние годы кротоподобная деятельность Бормана была целиком и полностью направлена на дискредитацию всех видных нацистов, которые бы могли оспаривать его влияние на фюрера, а теперь у него появился реальный шанс окончательно избавиться от рейхсмаршала как конкурента в борьбе за власть. Он, понятно, не мог возражать против факта, что Геринг официально назначен преемником фюрера, однако в телеграмме присутствовала одна злополучная фраза, которая позволила ему влить яд в ухо Гитлера: «Если к десяти часам вечера я не получу ответа на данную телеграмму…»

— Да это же самый настоящий ультиматум, — возмутился он. Геринг считает, что он держит пистолет у виска фюрера. Какая страшная самоуверенность, какая беспрецедентная наглость диктовать вождю нации свои условия. Если ответ запоздает, то Геринг, поди, сошлется на ужасающее состояние средств связи и заявит, что ответ пришел после установленного срока. При всех красивых словах и кажущейся лояльности Геринг пытается узурпировать власть фюрера и сам договориться о капитуляции. Он самый настоящий предатель.

Мозги Гитлера настолько были завернуты на всеобщем предательстве, что он, ничтоже сумняшеся, тут же принял бормановскую интерпретацию телеграммы. Он с пол-оборота завелся, пустился в крик, что ошибки Геринга и недобросовестность при управлении возглавляемым им «Люфтваффе» послужили причиной проигранной им войны, что Геринг — это коррумпированный тип, наркоман, пьяница и отъявленный лгун. Распаляя себя все больше и больше, он вышел во внешний бункер и, шагая взад и вперед, всем кричал, что Геринг его предал.

Борман потребовал смерти рейхсмаршала, Граубер громогласно его поддержал. В бункере появился Шпеер, и когда Гитлер выдохся после первого приступа гнева, вмешался в ход событий, где на его стороне активно выступили Грегори и фон Белов. Они втроем принялись напоминать Гитлеру, сколько неоценимых услуг оказал Герман Геринг в годы становления нацистского движения.

И их убедительные доводы спасли Геринга от самого худшего: Гитлер нехотя согласился на то, чтобы двум старшим эсэсовским чинам в Берхтесгадене направить телеграммы, где сообщалось бы, что Геринг лишается права наследования фюреру, его лишают чина и всех наград и его необходимо арестовать за государственную измену, так же как и весь его штаб. Телеграмма заканчивалась словами: «За неисполнение приказа вы ответите своими жизнями».

Так закончилась еще одна беспокойная ночь в бункере, который за последний месяц успел превратиться в сумасшедший дом.

После нескольких часов сна Грегори обсудил создавшуюся ситуацию с Эрикой. Нанеся удар Герингу в спину, Борман разрушил их надежды на быстрый финал. На Западном фронте не будет подписана немедленная капитуляция, английские танки не проедут сегодня же вечером по улицам Берлина, а город уже частично окружен русскими. Одно утешение, что Гитлер вроде бы всерьез замыслил покончить жизнь самоубийством — и это уже хорошо. Напряжение последних шести недель жестоко сказывалось на нервной системе Грегори, и ему как можно отчаяннее хотелось увезти Эрику из Берлина. После долгих, уговоров он согласился покинуть Берлин в ее санитарной машине, если в этот же день у фюрера не изменится настроение, и он наконец-то примет решение покончить счеты с жизнью.

И все же, несмотря на свою все нарастающую усталость и бесконечные заботы, Грегори не раз ловил себя на мысли о Сабине — уехала ли наконец она на юг? Прежде чем покинуть осажденный город, он обязан выяснить, как сложилась ее судьба. Когда он поделился об этом с Эрикой, она сразу ответила:

— Если Сабина все еще на своей вилле, то почему бы нам ее не взять с собой? Фургон у меня просторный, места на всех хватит, и после того как они укрывали тебя со служанкой, самое меньшее, чем мы можем отблагодарить их за это — спасти.

В результате разговора Грегори написал Сабине записку, где объяснил, что, возможно, уедет из Берлина утром, хотя полной уверенности у него пока нет. И если все получится так, как он планирует, то он заберет ее с собой; потом вручил это послание Малаку и отправил его на виллу к Сабине.

Под землей, в бункере, день прошел спокойнее, чем обычно, зато к вечеру события приняли беспокойный для Грегори оборот: пришла телеграмма от фельдмаршала Шернера. Его штаб-квартира была расположена в Праге. Он сообщал, что может продержаться в Богемских горах несколько месяцев, и просил, чтобы Гитлер прилетел к нему.

Хотя Берлин теперь не только бомбили, но и постоянно обстреливали из артиллерийских орудий, аэропорт Гатов все еще функционировал, и Гитлер мог сесть на самолет и долететь до Праги в относительной безопасности. Несмотря на все уговоры Бормана, пока он отказывался это сделать, но телеграмма заново пробудила в нем интерес к битвам и сражениям. Послав за картами, последними боевыми сводками и за генералом Вейдлингом, военным комендантом Берлина, он снова вернулся к исполнению обязанностей, которые еще два дня назад с себя снял, по его словам, раз и навсегда. И принялся издавать приказы направо и налево для частей и подразделений, как боеспособных, так и вовсе уже несуществующих. В довершение всего он вызвал к себе генерал-полковника Риттера фон Грейма из «Люфтваффе».