Иннокентий Соколов - Бог из глины

Сергей хрипло рассмеялся, и выплюнул вместе с кровью первый зуб…

9. Надежда в ванной

В ванной было холодно. И страшно…

Страшно стало с того самого мгновения, когда Надежда услышала, как где-то неподалеку раздается голос мужа. Сначала это было похоже на нераздельное ворчание, бормотание. Затем он ненадолго утих, и слышно было, как он возится где-то там, не то в погребе, не то в омшанике.

В последнее время, она все чаще и чаще стала приходить к мысли о том, что выбрала не тот путь, который следовало бы выбирать на ее месте.

(Ты совершила большую ошибку, девочка, и, как известно за все ошибки рано или поздно приходится платить…)

Что-то поселилось между ними еще до того, как они переехали в этот дом. Все мелкие ссоры из-за пустяков, все обидные слова и безразличные взгляды, все это было и раньше — просто здесь, каждая мелочь становилась чем-то непреодолимым, словно этому способствовала сама атмосфера дома.

И если Надежда раньше и задумывалась о том, что все не так, как хотелось бы, то теперь она была уверена в этом на все сто.

(Вспомни детка, все, что происходило с тобой — это какой-то бред, странные фантазии и сны, словно ты поселилась сказочном месте, где все наоборот, как в стране зазеркалья…)

С мужем что-то происходило. И тогда, когда он сидел, опустив взгляд, раскачиваясь из стороны в сторону, и было видно, как шевелятся его губы. Или тогда, когда Сергей листал старые журналы, и Надежда буквально чувствовала, как каждый раз, когда она входила в библиотеку его спина каменела, а тишина становилась звонкой и прозрачной как слеза, и можно было ощутить, как в воздухе скапливается электричество, словно перед грозой.

(Хей, детка, может быть, ты уберешься отсюда подобру-поздорову, и перестанешь надоедать своим молчаливым присутствием?)

Он замыкался в себе, возводя между ними толстую стену из самого крепкого камня. И если закрыть глаза, можно было рассмотреть каждый кирпичик, из которого она состоит.

И не тогда ли ты в первый раз подумала, что у этого парня не все в порядке с головой, когда любопытства ради, решила заглянуть, — чем же он все-таки там занимается?

Толстые подшивки журналов — время, замершее в глянцевых фото, и ровных рядках статей. Репортажи с полей, интервью с передовиками производства, и, конечно же, групповые снимки.

Люди, стоящие в ряд. Старой кройки костюмы и летние, с большими полями, шляпы. Толстые и худые, высокие и коротышки. Вот только объединяло их всех одно — замазанные тушью лица, неряшливые прямоугольники вместо имен, внизу, под снимками.

Кто-то здорово постарался, чтобы ты не смогла узнать, кто скрывается за зелеными пятнами вместо лиц. И этот кто-то был ее муж!

Надежда бегло пролистала подшивку — везде было одно и то же. Ни одна фотография не осталась без этого странного вмешательства.

(Этот парень окончательно съехал с катушек. Свихнулся, сбрендил…)

Со стороны это наверняка выглядело смешно — взрослый мужчина, высунув от усердия язык, замазывает лица на фотографиях в старых журналах…

Вот только почему-то Надежде было не до смеха. Слишком много всего навалилось сразу — сны, в которых не было ничего, кроме страха и боли, дом, что оживал на глазах и пытался вернуть давно ушедшее время, когда молоко разливали в смешные бутылки с крышечками из фольги, а в городском парке по воскресеньям играл духовой оркестр.

Надежда поежилась. Июнь подходил к концу, но эта ночь казалась вырванной из осени. И если закрыть глаза, то вполне можно представить, как шумит за окном ветер, и деревья в саду роняют желтые листья. Осенняя симфония умирающей природы.

(Ну, уж нет — эта июньская ночь принадлежит лету. Самому лучшему из времен, не считая, конечно весны…)

Надежда с трудом поднялась на ноги. Ее мутило…

Она проковыляла к корзине с грязным бельем, и, не глядя, вытащила свой старый, стиранный перестиранный халат. Не бог весть что, но кому, какое дело? Когда царит ночь, и за окном нехорошей улыбкой ощерилась луна, не имеет значение что на тебе. Куда важнее то, что таит в себе эта ночь!

(И кто знает, какие сюрпризы ожидают тебя этой ночью, детка!)

А еще в голове раненой птицей порхала одна и та же мысль.

(Беги, детка. Беги пока не поздно. Брось все, ради всего святого, и беги…)

Вот только куда деться от себя самой?

Сначала это было похоже на тихий шепот. Словно дом, рассказывал тихонько о том, что ему бы хотелось сделать с ней, с ее плотью.

(Высосать душу, выпить жизнь, не спеша, смакуя, капля за каплей…)

Надежда застыла, вслушиваясь в этот шепот. В нем было что-то… непристойное. Словно кто-то подсмотрел за тем, как она сидит, ерзая на унитазе, ожидая, когда освободится мочевой пузырь, и теперь пытается рассказать об этом всему свету.

Шепот становился все громче, настойчивее, и когда он обрел силу, стал более уверенным, Надежда поняла, что слышит голос мужа!

Он возился где-то рядом, не то в погребе, не то в омшанике. Надежда подошла к дальней двери (той самой, что выходила в тамбур, за шторами) и прислонилась к ней, пытаясь расслышать, что же творится там, за ней.

(Черт, ничего не разобрать!)

Надежда прильнула к двери, на миг, ощутив ее неприятную прохладу, но через секунду совершенно позабыла об этом, поскольку там, за дверью, происходило что-то странное.

Шепот перешел в тягучее бормотание. Словно школьник зубрил домашнее задание, повторяя вслух ненавистные глаголы и деепричастия, вместо того, чтобы самозабвенно гонять со сверстниками мяч, и в этом бормотании было нечто такое, от чего хотелось забиться как можно скорее в самый дальний уголок, и съежиться, превратиться в маленький клубочек, чтобы только не видеть, не слышать, не ощущать того ужаса, что забирается в мозг, подчиняет душу и тело.

Слов было не разобрать. Какие-то обрывки фраз, словно Сергей пытался кому-то что-то рассказать, объяснить.

А потом ее накрыло, словно волной. Как будто мир качнулся, поднялся на дыбы. Ее бросило в сторону. Надежда больно ударилась плечом о холодный кафель, и заскулила от боли, пытаясь сохранить равновесие. Она уперлась рукой в стену, и мотнула головой, приходя в себя.

Внезапно дохнуло гарью. И откуда-то издали, явственно раздался тихий, тревожный перезвон колокольчиков.

Надежда судорожно сглотнуло. От запаха паленого кружилась голова, и снова подкатила рвота. Колокольчики стихли и вновь зазвучали, наполняя ночную тишину мелодичным звоном.

(Хей, детка — неужели ты до сих пор думаешь, что все в порядке? Если так, — ты действительно непроходимая дура, и тебе давно пора вправить мозги!)