Джим Батчер - Перемены

И швырнул все это во вторую Маску слева — ту, которая показалась мне чуть уязвимее других. Повелитель Ночи пошатнулся и издал звук, подобный тому, какой я слыхал однажды от боксера, которому врезали апперкотом по подвескам.

Как раз в этот момент в храм вошел последний Повелитель — в маске, которую я уже видел раз, когда Мёрфи срубила ее с головы ее обладателя. Он вскинул руки и швырнул в своих коллег зеленые и аметистовые ленты смертоносной энергии.

Двое из них были убиты разрядом на месте, и смерть их вышла донельзя зрелищной: ленты разорвали их тела на бесформенные клочья, забрызгав весь интерьер храма черной кровью. Оставшиеся в живых Повелители отшатнулись, взвизгнув от боли и неожиданности, и их истинные тела начали раздирать изнутри сковывающие их плотские оболочки.

Моя крестная тоже сбросила оболочку, швырнув золотую маску в ближайшего к ней Повелителя и позволив растаять иллюзорной внешности вместе с одеждами и украшениями, позволившими ей проникнуть в самую гущу врагов. Глаза ее возбужденно горели, щеки разрумянились. Жажда крови и острая, почти сексуальная жажда разрушения исходили от нее как жар от огня. Она торжествующе взвыла и начала поливать Повелителей Ночи своей разноцветной энергией, яркими лентами срывающейся с кончиков ее пальцев. Те отвечали ей своей магией, парируя ее удары и даже делая ответные выпады.

Никто из них даже не вспомнил обо мне.

Я вдруг освободился от оков.

С криком бросился я на Красного Короля. Тот стоял ко мне спиной, лицом к алтарю; услышав меня, он обернулся с ножом в руке. Глаза его вдруг расширились, и жуткая тяжесть его воли обрушилась на меня дюжиной свинцовых одеял.

Я пошатнулся, но не остановился. Должно быть, со мной случилась истерика. Я был не в себе. Я был неудержим. Мои доспехи, и посох моего деда, и вид моей перепуганной дочки, и холодная энергия в моих членах позволили мне сделать шаг вперед, и еще шаг, и еще, пока я не оказался с ним нос к носу.

Сросшаяся обратно правая рука Красного Короля метнулась вперед в попытке вонзить обсидиановый нож мне в горло.

Моя левая рука бросила посох и перехватила его запястье. Я остановил нож в дюйме от моего горла, и глаза его округлились, когда он почувствовал мою силу.

Его левая рука вскинулась, чтобы стиснуть мне горло.

Я выставил вперед большой и указательный пальцы правой руки, и на их кончиках с хрустом выросли заостренные, кристально-прозрачные сосульки.

Я вонзил их ему в черные, бездонно-черные глаза.

А потом швырнул в руку заряд огня Души и выкрикнул:

— Fuego!

Огонь жег, и шпарил, и рвал, и король Красной Коллегии, древнейший вампир, отец и творец своей расы, визжал от боли. Визжал так громко, что повредил мне барабанную перепонку, добавив новый вид боли в мою обширную коллекцию.

И когда Красный Король завизжал, все до единого вампиры его Коллегии завизжали вместе с ним.

Стоя вплотную к нему, я почти ощущал это — энергию его воли, зовущую их к себе во что бы то ни стало. Но даже если бы я не касался его, внезапный хор голосов на улице дал бы мне знать об этом.

Вампиры накатывали на пирамиду роем, ураганом, и ничто на земле не помешало бы им прийти на помощь своему королю. Его хватка на моем горле ослабла, и он отшатнулся от меня. Мои пальцы выдернулись из его глазниц, и я обеими руками перехватил его правое запястье. А потом, крича от ярости, одев его руку в лед, я сломал ее пополам выше запястья — и поймал кинжал в воздухе, прежде чем он успел упасть на пол.

Освободившись, Красный Король сделал несколько неверных шагов прочь от меня. Даже ослепленный и обезумевший от боли, он оставался опасен. Энергия, которую он швырял наугад, прожигала дыры в каменных стенах. Алая молния, напоминающая изящный орнамент, угодила в одного из Повелителей и разрубила бьющегося вампира пополам.

Старейший вампир Красной Коллегии визжал от боли, пока океан его подданных надвигался, чтобы захлестнуть нас.

А самый молодой вампир Красной Коллегии припал на четвереньки у тела Мартина, в ужасе глядя на свои руки.

Секунду я смотрел на то, как лопается кожа на подушечках ее пальцев. На моих глазах пальцы ее начали удлиняться, ногти превращались в когти, вздувшиеся мышцы с видимым, даже слышимым усилием рвали стягивающую их кожу. Сьюзен смотрела на них угольно-черными глазами; лицо ее превратилось в кровавую маску. Она стонала, по телу ее пробегала дрожь.

— Сьюзен, — произнес я, опускаясь перед ней на колени.

Храм сотрясался от завывания темных энергий. Я осторожно приподнял ее подбородок.

Она подняла на меня взгляд, измученная, перепуганная, с отчаянием на лице.

— Они идут, — прохрипела она. — Я их чувствую. Снаружи. Внутри. Они идут. Боже мой.

— Сьюзен! — крикнул я. — Вспомни про Мэгги!

Взгляд ее, похоже, сфокусировался на мне.

— Они хотели Мэгги, потому что она была младше всех, — продолжал я ледяным от напряжения голосом. — Потому что ее смерть забрала бы вместе с ней и всех нас.

Она стиснула руками живот, который отвратительно бугрился, перекашивался и содрогался, но глаз с моего лица не сводила.

— Теперь младшая ты, — свирепо шипел я. — Младший вампир во всей проклятой Коллегии. Ты можешь убить их всех.

Она вздрогнула и застонала, и я буквально видел, как раздирают ее противоборствующие желания. Но взгляд ее обратился на Мэгги, и она стиснула зубы.

— Я… не думаю, что я смогу. Я не чувствую рук.

— Гарри! — отчаянно крикнула Мёрфи совсем рядом, за дверью. — Они идут!

Молния расколола небо за стеной, и последовавший за ней удар грома, наверное, зарегистрировали сейсмодатчики на всем континенте.

Какофония магического боя вдруг стихла. Ненадолго — не больше чем на пару секунд.

Сьюзен снова посмотрела на меня глазами, полными слез.

— Помоги мне, Гарри, — прошептала она. — Спаси ее. Пожалуйста.

«Нет! — визжало во мне буквально все. — Это несправедливо. Я не должен делать этого. Никто и никогда не должен делать этого».

Но… у меня не было выбора.

Я сообразил, что уже поднимаю Сьюзен одной рукой. Девочка съёжилась в комок, крепко зажмурив глаза, и времени у меня не оставалось. Как мог осторожно, я столкнул ее с алтаря на пол — тем более, что пронизывавшие храм дикие энергии угрожали ей там в меньшей степени.

Я положил Сьюзен на алтарь.

— С ней все будет хорошо, — сказал я. — Обещаю.

Она кивнула. Тело ее сотрясали конвульсии, с губ срывались стоны. Лицо ее было перепугано, но она кивнула.

Я прикрыл ей глаза левой рукой.

Я прижался губами к ее рту — коротко, осторожно. Рот был соленым от крови и слез, ее и моих.