Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
Кровавые легенды. Русь читать книгу онлайн
Наши предки, славяне, верили в страшных существ, которых боялись до смерти. Лешие, кикиморы, домовые – эти образы знакомы всем с детства и считаются достойными разве что сказок и детских страшилок. Но когда-то все было иначе. Правда сокрыта во тьме веков, ушла вместе с языческими богами, сгорела в огне крещения, остались лишь предания да генетическая память, рождающая в нас страх перед темнотой и тварями, что в ней скрываются.
Зеркала изобрел дьявол, так считали наши предки. Что можно увидеть, четырежды всмотревшись в их мутные глубины: будущее, прошлое или иную реальность, пронизанную болью и ужасом?
Раз… И бесконечно чуждые всему человеческому создания собираются на свой дьявольский шабаш.
Два… И древнее непостижимое зло просыпается в океанской пучине.
Три… И в наш мир приходит жуткая тварь, порождение ночного кошмара, похищающее еще нерожденных детей прямо из утробы матери.
Четыре… И легионы тьмы начинают кровавую жатву во славу своего чудовищного Хозяина.
Четверо признанных мастеров отечественного хоррора объединились для создания этой антологии, которая заставит вас вспомнить, что есть легенды куда более страшные, чем истории о Кровавой Мэри, Бугимене или Слендере. В основу книги легли славянские легенды об упырях, русалках, вештицах и былина «Садко».
Илья выдохнул и сжал губы. Сквозь слезы он увидел Вику, распростертую на полу. Не дыша, схватил ее за ноги и потащил – прочь из наполненного мертвецами ада. Уже за порогом он глотнул задымленный воздух и разразился хриплым кашлем, но продолжал волочь Вику.
Остановился он лишь у погрузчика. Сел возле недвижимой девушки, обхватив руками ее голову. На периферии зрения толстяк, пришедший в сознание, проковылял к источнику дыма и исчез в храме. Он просто не мог пропустить такую мессу.
– Очнись. Пожалуйста.
Вика закряхтела, не разлепляя век. Ее лицо было бледным и чистым, но от кофты шел сизый дымок.
– Все кончено. – Илья подумал про охранника в вестибюле и про других работников почты, которые не сгорели вместе с циклопом: все ли они были членами культа или только некоторые? Гибель бога освободит их от дьявольских чар?
Илья приподнял Вику за плечи и подтянул к себе на колени. Баюкал, гладя по волосам:
– Мы уйдем отсюда. Вызовем полицию. Ляжем в больницу… Теперь все будет хорошо.
Сухие губы Вики приоткрылись, показав белые зубы. Затем открылись ее глаза. Не голубые больше, а белые, как раскалившееся железо. Викины руки взметнулись вверх и обхватили голову Ильи. Он не сопротивлялся, утонувший в глазах возлюбленной.
Плесень полезла изо рта Вики двумя серыми дорожками, по щекам, по шее, по рукавам. Дорожки расширялись и сужались, живя своей непостижимой жизнью. Вот они выползли на ее белые кисти, на длинные пальцы, на виски Ильи. Илья задрожал и стал наклоняться, словно собирался поцеловать Вику.
Острые клыки пронзили его кожу и погрузились в шейную артерию. Сияющие зрачки закатились. Вика пила, утоляла, причмокивая, жажду. Когда она отпустила Илью, ее губы и ее светящиеся ровным светом зубы были красными. Старый бог нашел новый дом, и этот дом понравился ему больше, чем несговорчивый Илья.
– Иди в огонь, – прошептала Вика. Плесень текла из ее рта, образуя на белом лице зеленовато-серые узоры. Илья поднялся. Он не умел отказывать Вике. Так и не научился.
Жар опалял. Трещали, прогорая, шкафы, плавился пластик, смердели трупы почтальонов. У ревущих врат ада Илья обернулся. Вика стояла в дыму, в своей кофте с Винни Пухом. Она улыбалась, и ее глаза были белыми карликами, а зубы – испачканными кровью айсбергами, отразившими свет прожорливой луны. Она смотрела на Илью с мрачным торжеством, и на миг Илья увидел за завесой дыма не долговязую девочку, в которой он так сильно нуждался, а морщинистого карлика. Потом Вика подняла руку и вонзила палец в свой правый глаз. Улыбка не дрогнула. Она выковыряла глазное яблоко и оторвала нерв. Кровь лилась по счастливому лицу. В образовавшемся отверстии кишела тьма.
– Я люблю тебя, – сказал Илья, отворачиваясь. Он перешагнул порог, и пламя тут же обхватило его, занялись волосы, штанины, рукава, сгорели брови, почернели босые ступни, но боль была песней, звучащей в соседней комнате, за дверью.
– Я люблю тебя, – повторил Илья. Его лицо побагровело и пузырилось. Кровь кипела, но он все не падал, объятый свирепым огнем столб. Мясо отваливалось от костей, но он улыбнулся истлевающими губами и протянул пылающие руки навстречу мраку, в котором только и остался, что глупый упрямый «Вояджер», летящий в миллиардах километров от солнца, за гелиосферой, в межзвездной среде.
Часть вторая. Пределы тумана и тленья
«Затем он наклонился и, почти касаясь лицом Люси, осторожно осмотрел ее. Сдвинув цветы и сняв шелковый платок с шеи, он осмотрел шею и пошатнулся.
– Боже мой! – воскликнул он сдавленным голосом. Я тоже наклонился и взглянул; то, что я увидел, и меня поразило: раны на шее совершенно затянулись.
Целых пять минут Ван Хельсинг молча стоял и сурово глядел на нее. Затем он обернулся ко мне и спокойно сказал:
– Она умирает».
Брэм Стокер, «Дракула»
1
Одиннадцать лет спустя
На детской площадке горел одинокий фонарь. Он озарял качели: могло показаться, что над освещением потрудились специалисты-киношники. Тень столбов и перекладины падала на утрамбованную землю, а вокруг сгущалась тьма, и в зарослях, вплотную подходящих к облагороженному пятачку, гудели насекомые.
Свет поманил Соню, будто она была мотыльком. Эта часть парка давно опустела, туристы перебрались к кафетериям и винарням внизу. Соня избегала толпы. За год она так и не привыкла к загранице и тосковала по папе и бабушке, оставшимся в Краматорске. Все было чужим: еда, люди, предоставленная государством квартира, даже мама стала чужой, выцветшей копией себя прежней. Мама работала допоздна, говорила: ты взрослая, учись самостоятельности. Не хотелось быть взрослой. Хотелось плакать навзрыд и чтобы все жалели.
Загребая кедами траву, Соня пошла к площадке. В Краматорске ей не разрешали гулять после девяти, даже с подружками, а здесь – хоть до утра тусуйся. Желанная свобода совсем не радовала.
Соня обошла качели и устроилась на жестком сиденье лицом к сплошной стене растительности. Она подумала об оставшихся дома игрушках, и это помогло пролить слезу. Соня поправила прическу, изобразила мимикой горе и сделала селфи. Поколдовала с фильтрами, загрузила фото в сторис, написав «одиноко» и прикрепив грустную песенку. Подождала пару минут, обновляя страничку, но друзья не спешили ставить сердечки и соболезновать.
Ну и ладно. Соня сердито спрятала телефон. Схватилась за цепи, попятилась, перебирая подошвами в пыли, подогнула ноги. Ее тень скользнула к границе между площадкой и кустарником, повинуясь законам физики, пошла в обратную сторону. Конструкция едва слышно скрипела.
И ладно. И вы тоже мне не нужны!
Соня оттолкнулась и повисла на цепях. Выпрямленные ноги взлетели над малинником. Небо моталось, перемешивались звезды. Одна звезда упала.
Хочу, чтоб меня любили.
Соня набирала скорость и высоту. Взгляд волочился по земле, через заросли – в расцвеченную белыми искорками черноту, обратно к земле. Волосы развевались, приятное тепло наполняло грудь. Вперед, назад. Вперед, назад.
Сонины пальцы съехали по звеньям. Показалось, что в кустах кто-то есть: мужчина, наблюдающий из темноты. Удивленная Соня порхнула спиной в небо, понеслась к зарослям. Выдохнула. Просто листва, разыграв припозднившуюся девочку, притворилась чем-то одушевленным, мозг нарисовал силуэт в мешанине темной зелени.
Соня оттолкнулась, чтобы на пике цепь стелилась параллельно земле, а пятки торчали в небосвод. Звезды. Кусты. Трава. Пыль. Трава. Кусты. Человек, выступающий из зарослей, его пылающие прожорливые глаза и фосфоресцирующие зубы. Звезды.
От шока Соня забыла притормозить. Позволила конструкции унести ее назад и лишь тогда засучила ногами, ища опору, всматриваясь в кустарник. Никого. Если
