Наталия Кочелаева - Проклятие обреченных

Ознакомительный фрагмент

Накануне Галочкиного приезда он, хоть и делал перед самим собой вид, будто сердится, все же прибрал и обиходил теткину квартиру. Окна и полы вымыла за небольшую денежную мзду соседка снизу, очень молодая и очень некрасивая мать-одиночка, а хозяин возился по мелочам – снял со стен и спрятал многочисленные фотографии неведомых теткиных родственников, собрал вообще все теткины платья, туфли, пальто, шарфики и отдал все той же соседке, предложив, что пригодится, взять себе, а остальное раздать подъездным старушкам либо выбросить. Немногие ценные вещи – два истертых обручальных кольца, одно теткино, другое ее мужа, дешевенькие сережки с красными камушками, брошку с камеей, лежавшие в палехской шкатулке, – он припрятал в шкаф. Хотел было собрать и куда-нибудь устранить фарфоровые фигурки, которые в изобилии украшали все горизонтальные плоскости теткиной квартиры – всех этих сытых мопсов, увесистых балерин, пионерок, узбечек, унылый выводок слоников с отбитыми хоботами, – но вспомнил коровьи очи Галочки, ее сдобные плечики и передумал, оттащил все безделушки в комнатку, предназначенную квартирантке. Квартира была удобная – самое то, чтобы жить двоим и даже не встречаться, так называемая «чешка». В середине кухня, направо большая комната, налево – поменьше. Меньшую он и отвел Галюне, и обустроил как мог, даже вытащил из запасов Дарьи Ивановны пожелтевший тюль и развесил, по своему усмотрению, на карнизе. Оказалось, угодил.

– Ой, как красиво, – вздохнула Галя, встав на пороге отведенной ей комнатки. – Это вы для меня так все устроили? Вот спасибо. А я вот… Возьмите…

Она тыкала Вадиму в руку купюры, свернутые в плотный рулончик.

– Это еще зачем?

– Это за квартиру, а как же…

Он хмыкнул и сунул деньги обратно – Галочке в потную ладошку.

– Еще чего! Ну ладно, ты отдыхай, располагайся. Я на работу.

Он не помнил, чтобы пожалел о том, что пустил в дом эту девчонку. Галина, несмотря на свое капитальное телосложение, была тихая как мышка и очень застенчивая. Зато варила отличные красные борщи, весело подрумянивала по утрам блинчики, жарила картошку по-деревенски – на сале, с лучком, умела печь пироги. Пироги у нее не просто пеклись или жарились, а млели, и нежная мучная пыльца покрывала их мягкие, сочные бочка. Возьмешь пирожок – и на пальцах остается эта самая легчайшая пыльца… Через некоторое время Вадим обнаружил, что они уже вовсю ведут совместное хозяйство. Это было удобно – сам он как-то не научился готовить, мог только утром яичницу сварганить, в иное время жил на подножном корму. А теперь благодать, теперь совсем как в деревне, когда мамка еще с ними жила! Тогда они питались просто, но добротно. Галя смогла угодить на его вкус, и теперь он только приносил домой продукты, а то и сама Галочка притаскивала домой тяжелые сумки, рассказывала ему, распределяя продукты в холодильнике:

– С утра пошла за мясом, купила бараньи ребрышки. Будет плов. Взяла сгущенки, а вот стирального порошка мне не досталось, зря давилась в очереди.

– Я достану, – кивал Вадим. – Мыло есть?

– Есть пока. Туалетной бумаги бы хорошо.

– Сделаем…

Такой вот бытовой, почти супружеский разговор. Вадим на тот момент уже работал в торговле, уже повязан был сетью незримых нитей со своими многочисленными коллегами, уже осваивал тонкое искусство. Ты – мне, я – тебе. Ничего, жить можно. Галочка, кажется, искренне восхищалась его коммерческими дарованиями, превозносила до небес как хозяина и добытчика, и это было приятно. Вадим вообще привык к ней, как привыкают к предметам домашней обстановки – например, к комфортабельному креслу. Жизнь с Галочкой оказалась удобной и целиком его устраивала, они жили как родственники. Она словно заменила ему тетку Дарью Ивановну, по которой он не переставал тихонько скучать. У них не было одного – общей постели.

На Акатова стали обращать внимание девушки. Вернее, он сам повернулся лицом к слабому полу, а чего ж? Отслужил, отучился, зажил самостоятельно, скоро пора семью заводить, так надо же погулять, чтоб было что вспомнить! Общительные и бойкие девицы из сферы обслуживания охотно сводили знакомство с серьезным кавалером, который не охальничал, не напивался, приглашал на кофе с пирожными в приличные кафе и даже дарил цветочки, а уж это по нашим развращенным временам – «ва-аще»!

Так что плотские радости Вадим добирал на стороне, да и то порой призадумывался. Стоит ли тратить время, деньги и силы, если дома тебя ждет такое прелестное, кроткое, готовое к любым уступкам существо. Но… от добра добра не ищут, правда ведь?

Все изменилось почти против его воли. Он крутил роман с молоденькой продавщицей из соседнего отдела – она была миленькая, капризная и меркантильная девчонка. Долго-долго она Вадима не подпускала к себе, и он уже начал изводиться, мужское самолюбие не давало отступить, и он положил себе непременно добиться этой вертушки. Акатов водил ее по ресторанам и иной раз, терзая ножом зажаренную до кондиции подошвы отбивную, смертельно тосковал по Галочкиным воздушным котлеткам, подавлял зевоту и изжогу от шампанского. Но инстинкт охотника гнал его вперед, и вот наступил наконец тот вечерок, когда продавщица согласилась заглянуть к нему на чашку чая. Вадим в тот вечер был хмелен – и от выпитого вина, и от предвкушения долгожданной победы, так что сам факт присутствия в его квартире Галочки как-то испарился у него из памяти. Он вспомнил о ней, только расплачиваясь с таксистом. Его спутница стояла поодаль, покачивалась на высоких каблучках и при свете фонаря выглядела весьма соблазнительно в своем полупрозрачном шифоновом платьице.

«А, была не была! – решил Акатов. – Галя, наверное, уже спит. Двенадцатый час, а она рано ложится. Да и потом, что тут такого? Кто она мне? Не жена и даже не сестра. Квартирантка, да еще и на моих харчах!»

Но оказывается, его гостья полагала иначе. Она вошла в квартиру, пила шампанское (и куда только в нее лезло, ведь собирались, кажется, пить чай), кокетничала с Вадимом, а потом попросилась в ванную. Он проводил ее и быстро принялся стелить постель. Девица вернулась быстро, он даже не ожидал.

– Ты что, женат? В твоей ванной сушится кружевной лифчик, пятый номер, и полно косметики!

Ну уж так и полно! Стоял там какой-то лак для волос, завалящий, отечественный, да косметический набор, что он же, Вадим, подарил Галочке на Восьмое марта! И потом – какая ей разнице, этой свистульке, женат Вадим или нет, он же ее не замуж зовет! Он не давал ей никаких обещаний, не собирался на ней жениться, следовательно, ее и не могло оскорбить кружевное женское белье в его ванной…

– Успокойся, котенок. Это лифчик и косметика моей квартирантки. Не кричи так, она, должно быть, спит давно.