Стивен Кинг - Способный ученик

За обедом он говорил о немецких писателях, о послевоенном восстановлении Германии, о своей работе на заводе «Эссен Мотор». Дик Боуден задал ему несколько толковых вопросов и как будто остался доволен услышанным. Моника Боуден выразила удивление тем, что он так поздно решился переехать в Америку, и Дюссандер, близоруко щурясь, поведал о смерти своей жены. Моника была само сочувствие.

И вот, они попивали отвратительный коньяк, когда Дик Боуден вдруг сказал:

— Может быть, я вторгаюсь в личное, тогда, мистер Денкер, пожалуйста, не отвечайте... но что, хотелось бы знать, вы делали во время войны?

Мальчик напрягся — впрочем, едва заметно.

Дюссандер улыбнулся и начал нашаривать на столе сигареты. Он их отлично видел, но важно было сыграть без единой ошибки. Моника подала ему пачку.

— Спасибо, дорогая. Вы замечательная хозяйка. Моя покойная жена и та могла бы вам позавидовать.

Польщенная Моника рассыпалась в благодарностях. Тодд глядел на нее волчонком.

— Нет, не вторгаетесь, — обратился Дюссандер к Боудену-старшему, закуривая. — С сорок третьего я, по возрасту, находился в резерве. В конце войны стали появляться надписи на стенах... кто-то высказывался по поводу Третьего рейха и его сумасшедших создателей. В частности, одного — главного — сумасшедшего. — Спичка догорела. Лицо Дюссандера было почти торжественным. — Многие испытали облегчение, видя, как все оборачивается против Гитлера. Огромное облегчение. — Тут он обезоруживающе улыбнулся. Следующую фразу он адресовал непосредственно Дику Боудену — как мужчина мужчине. — Хотя никто, сами понимаете, не афишировал своих чувств.

— Ну еще бы, — со знанием дела сказал Боуден-старший.

— Да, не афишировал, — печально повторил Дюссандер. — Помню, как-то мы своей компанией, четверо или пятеро близких друзей, сидели в кабачке после работы. Тогда уже случались перебои со шнапсом и даже пивом, но в тот вечер было и то и другое. Наша дружок прошла испытание временем. И все же когда Ганс Хасслер заметил вскользь, что фюрера, вероятно, ввели в заблуждение, посоветовав ему открыть русский фронт, я сказал: «Побойся Бога, что ты говоришь!» Бедный Ганс побледнел и быстро сменил тему. Через три дня он исчез. Больше я его не видел, и остальные, по-моему, тоже.

— Какой ужас! — прошептала Моника. — Еще коньячку, мистер Денкер?

— Нет, нет, спасибо, — улыбнулся тот. — Хорошего понемножку, как говаривала моя теща.

Тодд нахмурился.

— Вы думаете, его отправили в лагерь? — подал голос Боуден-старший. — Вашего... Хесслера?

— Хасслера, — деликатно поправил Дюссандер. И помрачнел. — Многих постигла эта участь. Лагеря... позорная страница Германии, за которую наш народ будет казниться тысячу лет. Вот оно, духовное наследие, оставленное Гитлером.

— Ну, это уже вы чересчур, — заметил Дик Боуден, закуривая трубку и выпуская ароматное облачко. — Насколько мне известно, большинство немцев даже не подозревало о том, что происходит. В Аушвице, считали местные жители, работает колбасный завод.

— Фу, какая мерзость. — Взгляд Моники, обращенный к мужу, призывал его закрыть тему. — Вы любите запах табака? — улыбнулась она гостю. — Я обожаю этот запах!

— Я тоже... — поспешил согласиться тот, подавляя непреодолимое желание чихнуть.

Тут Боуден-старший перегнулся через стол и хлопнул сына по плечу. Тодд подскочил.

— Ты у нас сегодня тихий какой-то. Не заболел, а?

Тодд странно улыбнулся, одновременно и отцу и гостю.

— Да нет, пап. Просто я слышал про все это.

— Слышал?! — изумилась Моника. — Тодд, что ты...

— Мальчик сказал правду, — вступился за него Дюссандер. — В этом возрасте они могут себе позволить говорить правду. Нам, взрослым, это уже бывает не под силу, не правда ли, мистер Боуден?

Дик засмеялся, кивая в знак согласия.

— А что если я предложу Тодду прогуляться со мной до дома? — спросил Дюссандер. — Хотя ему, конечно, пора садиться за уроки.

— Тодд очень способный ученик, — словно по инерции похвалилась Моника, озадаченно глядя на сына. — Одни пятерки и четверки. В последней четверти он, правда, схватил тройку по французскому, но к марту, сказал, все будет тип-топ. Да, Тодд с мыса Код?

Ответом ей была все та же странная улыбка и легкий кивок.

— Зачем идти пешком, — возразил Дик Боуден. — Буду рад вас подбросить.

— Спасибо, но я предпочитаю пешие прогулки. Так как же?.. Нет, если не хочется...

— Ну что вы, — Тодд поднялся, — я с удовольствием.

Отец и мать дружно наградили его поощрительной улыбкой.

Почти всю дорогу старик и мальчик хранили молчание. Накрапывал дождик, и Дюссандер держал зонт над ними обоими. Поразительное дело, артрит по-прежнему не подавал голоса.

— Ты вроде моего артрита, — нарушил молчание Дюссандер.

— Чего? — задрал голову Тодд.

— Оба помалкиваете. Что это сегодня с тобой, мой мальчик? Переел?

— Ничего, — буркнул Тодд.

Они свернули на улочку, где жил старик.

— А что если я угадаю? — Дюссандер произнес это не без скрытого злорадства. — Когда ты зашел за мной, ты со страхом думал о том, как бы я не допустил за обедом какой-нибудь оплошности... не «раскололся» — так, кажется, вы выражаетесь? Но отступать было поздно, все предлоги, почему я не могу к вам прийти, ты давно использовал. Теперь ты злишься, потому что вечер прошел гладко. Я угадал?

— Не все ли равно, — огрызнулся Тодд.

— А почему, собственно, он не должен был пройти гладко? — не отступал Дюссандер. — Тебя на свете не было, когда я играл и не в такие игры. Вообще, ты тоже молодец, умеешь хранить тайну. Что да, то да. Но и ты должен признать: сегодня я был хорош! Я просто очаровал твоих родителей. Очаровал!

И вдруг Тодда словно прорвало:

— Никто вас не просил!

Дюссандер остановился.

— Не просил? Вот как? А я думал, ты в этом заинтересован, мой мальчик. Вряд ли они теперь будут возражать против того, чтобы ты приходил ко мне «почитать».

— Разбежались! — в запальчивости выкрикнул Тодд. — Может, мне от вас ничего больше не нужно! Никто меня, между прочим, не заставляет торчать в вашей конуре и смотреть, как вы поддаете не хуже, чем алкаши на вокзале. Никто, понятно! — В его голосе, пронзительном, дрожащем, звучали истерические нотки. — Хочу — прихожу, не захочу — не приду.

— Не кричи. Мы не одни.

— А мне плевать! — с вызовом бросил Тодд и зашагал дальше, демонстративно избегая зонта.

— Ты прав, никто тебя не заставляет. — Дюссандер помедлил, а затем рискнул пустить пробный шар: — Не хочешь — не приходи. Я ведь могу пить и в одиночестве, мой мальчик. Могу, представь себе.