Наталья Тимошенко - Избранница

Ознакомительный фрагмент

– Не жалуюсь, – Забранский переложил папку в другую руку, явно не собираясь быстро уходить. – Вам мало платят? У меня есть шанс вас переманить? – Он усмехнулся. – Сколько можно вытирать сопли истеричной девчонке?

– Да уж лучше вытирать сопли девчонке, чем прислуживать кровососам, – парировала Марта. – Не боитесь, что попадете под горячую руку, и вас сожрут?

– Я невкусный, – фыркнул Забранский. – А за что вы так не любите вампиров?

– А за что мне их любить?

– Ваша подопечная искренне настроена выйти замуж за одного из них.

– Я не обязана разделять пристрастия охраняемого тела. Да и не уверена я, что она действительно этого хочет. Думаю, она плохо себе представляет, что это такое.

– А мне как раз показалось, что она очень этого хочет. Во всяком случае, я бы не стал, – он открыл папку и что-то быстро прочитал в ней, – танцевать на двенадцатисантиметровых шпильках ради того, чего не очень хочу. А вы бы стали? – Он комично приподнял бровь.

– Виолетта танцует лет с трех, для нее это естественное состояние. В отличие от меня. – Марта немного помолчала, косясь на его папку, а потом поинтересовалась: – У нее есть шансы, как думаете? Вы ведь лучше их знаете.

– Шансы победить конкретно в этом конкурсе или выиграть все состязание?

– Обо всем состязании рано говорить. Да и мне бы этого не хотелось. Но если она вылетит после первого же конкурса… Мне будет ее жаль.

Забранский снова заглянул в папку.

– У меня заявлено семь танцев, четыре песни, выступление со змеей, файер-шоу и даже, вы не поверите, два кувыркания на шесте. – Он захлопнул папку и уставился на Марту. – Как вы считаете, ваша подопечная сможет выделиться из этого… – Он осекся, подбирая нужное слово, но так и не найдя его, закончил: – Борделя?

Марта только закусила губу. Бедная девочка. И ведь она выступает то ли девятой, то ли десятой, к этому моменту жюри уже перестанет различать лица и имена. Если им вообще это интересно.

– М-да, надо было выбрать что-то более оригинальное. Правда, не представляю, что она еще могла бы сделать.

– Пожалуй, лично меня бы удивила разве что речь на какую-нибудь остросоциальную тему, – хмыкнул Забранский.

Марта не удержалась и рассмеялась. Да, пожалуй, речь – на какую угодно тему – стала бы полной неожиданностью. К сожалению, едва ли кто-то из девчонок счел бы это хорошей или хотя бы осуществимой идеей.

– И все же теперь я вынужден вас оставить, – словно даже с сожалением заявил Забранский, – мне нужно уточнить некоторые детали.

– Вы и так уделили мне непростительно много ваших драгоценных минут, – ухмыльнулась Марта.

Едва Забранский скрылся из вида, как в гримерной раздался истошный вопль. Марта не была уверена, что кричала Виолетта, но все равно в мгновение ока распахнула дверь и влетела внутрь, хватаясь рукой за ножны, но не торопясь вытаскивать меч.

Кричала действительно Виолетта, но при ближайшем рассмотрении это оказался крик отчаяния, а не страха.

– В чем дело?

– Это она-а-а-а! – снова завопила Виолетта, тыкая наманикюренным пальчиком в стоящую рядом Аврору, которая держала в руках какую-то банку и выглядела так, будто пыталась спрятать ехидную ухмылку, заменив ее выражением сожаления в глазах. – Посмотри, что она сделала!

Виолетта повернулась к Марте, демонстрируя свое напрочь испорченное танцевальное платье, по подолу которого стекала иссиня-черная краска для волос. Марта знала такую: последний писк моды, краска, которая не смывается с волос и не тускнеет целых два месяца. Правда, не смывалась она не только с волос, но и с одежды.

– Что мне теперь дела-а-а-ать?! – продолжала рыдать Виолетта.

– Ну, успокойся, – Марта неуклюже приобняла подопечную за плечи. – Сейчас что-нибудь придумаем. Идем.

Они вышли в коридор, и Марта увела Виолетту подальше от любопытных взглядов персонала.

– У тебя ведь куча платьев. Давай я попрошу подготовить другое.

– Оно подходило под туфли! – заливалась слезами Виолетта, размазывая по лицу макияж. – А танец я репетировала только в этих туфлях. – Она приподняла подол платья, чтобы продемонстрировать Марте свои туфельки и онемела от ужаса, даже забыв плакать: левая туфля тоже оказалась испачкана краской.

Марта поняла, что сейчас начнется новый виток истерики. У нее было ровно две секунды на то, чтобы как-то отвлечь Виолетту или что-то ей предложить. – Раз тебе не в чем исполнять этот номер, тебе нужен другой.

– Какой?

Виолетта посмотрела на нее с надеждой, словно Марта была фокусником, а ей – все еще пять лет. Марта поняла, что не может ее разочаровать, требовалось срочно придумать осуществимый номер на замену. Как назло, ничего гениального в голову не приходило, поэтому она выдала ровно то, о чем пару минут назад говорила с Забранским:

– Речь, – ее голос прозвучал неуверенно. – На остросоциальную тему.

Виолетта окончательно перестала плакать, непонимающе моргнула и надежда в ее глазах сменилась недоумением.

– Что?

– Послушай, я только что говорила с этим чуваком, Забранским. Он сказал, что в его программе заявлены сплошные танцы и песни. Но с чем-то таким невозможно выделиться. Эти ребята – вампиры, им плевать на вашу гибкость, пластику и прелести. Единственный способ зацепить их – выступить с речью. О чем-то таком, что им близко… – Марта подняла глаза к потолку, словно пыталась найти правильную тему там. – Что-то о… нелегком пути… борьбы за свои права. И о том, как важно для общества… уметь… интегрировать в себя разных членов, независимо от расы, веры, сексуальных или… гастрономических предпочтений.

Несколько секунд на лице Виолетты отражались отчаянные попытки сложить воедино все те слова, которые только что произнесла Марта, и наконец она кивнула.

– Предположим, остановимся на этом. Все равно у меня нет номера, позориться – так хоть в чистом платье. Но где я возьму эту речь? До начала конкурса минут пятнадцать.

Марта на секунду задумалась, а потом велела:

– Ты бегом за платьем, а я попрошу Забранского переместить тебя в конец списка. У нас будет часа полтора, чтобы что-то набросать, Википедия нам поможет. Вам все равно на выступление выделяют минуты три. Будешь говорить медленно и с выражением, тогда много текста не потребуется ни писать, ни учить. Поняла?

– Поняла, – Виолетта кивнула и уже собралась бежать, как вдруг передумала, снова повернувшись к Марте. – Слушай, а можешь мне дать что-то из своей одежды? Если уж выступать с серьезной речью, то не в платье же, меня никто не будет принимать всерьез. А ничего такого, – она окинула Марту взглядом, – у меня нет.

– Мои джинсы на тебе будут болтаться, – та в свою очередь оценивающе смерила тощую фигурку девушки, а потом протянула ей пластиковую карту-ключ. – На, поищи. Что найдешь – все твое.