Андрей Щупов - Полет Ящера

Наверное, я просто устал. Человек не может болеть и сражаться вечно. Вид зеленых чешуйчатых ступней вкупе с невозможностью распрямить спину приводил в состояние бессильного бешенства. Позвоночник продолжало выламывать, и объяснение этим симптомам я находил в тех же чудовищных трансформациях. Меня сгибало замысловатой дугой, и глядеть вверх, запрокидывая голову, становилось все труднее. Зуд, что ранее терзал только ноги, мало-помалу распространился по всему телу. Это лезла из кожи проклятая чешуя. Теряя шерсть, обезьяна становится человеком, обрастая чешуей, последний превращается в пресмыкающееся.

Кое-как доковыляв до бревенчатой избушки, я поднялся на скрипучее крыльцо и сделал очередное открытие: за прошедшую ночь я подрос и раздался вширь. Неудивительно, что иноходец мой крепко приморился. Чтобы войти в дом, мне пришлось развернуться боком и основательно переломиться в пояснице. И все равно затылок шкрябнуло о дверную раму. Содрогаясь от озноба, я шагнул вперед и повалился. Усталость и боль возымели свое. Напряжение спало, я дал волю слезам. Я не рыдал и не заламывал рук в истерике, но слезы катили по щекам, как сок из подраненной березы - только успевай подставлять посудину! Когти скребли по полу, в раздутых икрах пульсировала чужая неведомая сила. То есть, может быть, и не чужая, но оттого мне не становилось легче.

- Виссарион! - горло мое стискивали спазмы, голос предательски дрожал. - Где ты, Виссарион!..

Но он и без того стоял уже рядом, суетясь надо мной, пытаясь подсунуть под голову что-то мягкое.

В рот пролилась терпкая обжигающая струя, и теплая ладонь заботливо легла на пылающий лоб. На короткий миг я ощутил всепоглощающее чувство покоя. Я был болен, но я был не один, и странное, памятное с детства ощущение защищенности накатило бережливой волной, укутав в дремотный кокон. Щелкнуло аварийное реле, всем моим защитным системам был дан отбой, я потерял сознание.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Засмотрится девочка с куклой на странный пейзаж, где запутаны деревьев руки и радость и вечная невиноватость…

Ольга Казанцева

Мы сидели за столом и завтракали. Виссарион угощал сытно и просто - котелком гречневой каши, солеными грибами, ржаным хлебом и медовухой.

Как оказалось, проспал я весь вечер и всю ночь. Разумеется, отдых помог. По крайней мере, я пришел в себя, и пробудившийся аппетит был первым тому доказательством. В паузах между глотками я продолжал рассказывать Виссариону о всех минувших событиях - о «Харбине» и «синих», о жутковатой кончине Флопа и гибели Елены, о странностях, заполонивших город от края и до края. Хозяин пасеки внимательно слушал, и я не скупился на подробности. Мне нечего было от него скрывать. Возможно, многое он мог бы понять даже лучше Ганса и Гонтаря. Такое тоже случается сплошь и рядом. Друзья оказываются глухи, а вчерашние недруги неожиданно понимают все с полуслова. Назвать Виссариона недругом я, конечно, не мог, однако и в списках друзей он давненько не числился.

Повествуя о своих мытарствах, я и сам внимал себе со стороны, в очередной раз взвешивая на весах чрезвычайность всего происшедшего, осторожно продвигаясь вдоль вереницы загадок, вновь и вновь поражаясь их очевидной несоразмерности. В такие мгновения я спотыкался на полуслове, и приходило смущение завравшегося говоруна. Чудно, но я всерьез начинал сомневаться в излагаемых фактах, в голове самовольно начинали зарождаться сомнения. Да было ли это в действительности? Не приснилось ли, пока лежал без сознания? Во всяком случае - рассмейся Виссарион над моей историей, я бы не удивился.

- Хочешь верь, а хочешь не верь, но это был самый настоящий бериевский переворот! Погоны, униформа, автоматы ППШ… И ведь жену с подругой умудрились туда приплести! Приятелей, коллег - все до последней буковки вписали в эту нелепую историю! - Я потрясенно качнул головой. Наколов вилкой парочку скользких опят, переправил в рот, с удовольствием захрустел.

- Подумай только! Ахметьева они превратили в Кирова, а Васильича - в Москаленко! При этом все паковалось в одну обойму… Интересно мне знать, кто у них стал Булганиным? Неужели Бес?

- Тебе это действительно интересно?

- Нет, но каков винегрет!

Виссарион чуть пошевелился на своей скамье. Сидел он по обыкновению понурясь, но добрые его глаза на этот раз смотрели строго.

- Возможно, и винегрет. Только ведь каждое блюдо имеет свой определенный вкус. Ту же соду никогда не будут бросать в вино и в рассольник.

Я косо взглянул на него.

- К чему это ты ведешь?

- Все к тому же. Возможно, ты помнишь такое понятие, как логика бреда?

- Логика бреда? Кажется, что-то припоминаю… Ну да! Философия статики и динамики, второй курс, верно?

Он кивнул, а я нахмурился.

- Нет, Виссарион, этот шар мимо! Предмет был, конечно, забавный, но к данной ситуации вряд ли имеет отношение. Очень уж много набирается неувязок.

- Что ты называешь неувязками?

- Да все! Абсолютно все! Потому что сначала и до конца шито белыми нитками, притянуто абы как. Вроде того ожерелья, на которое сметливый ребенок нанизывает все, что попадается под руку - бусы, погремушки, хлеб, куски жареной рыбы. Здесь то же самое, только куда глобальнее, и какой-то особой логикой не пахнет, - я сумрачно налил из бутыли медовухи, залпом осушил кружку.

- Да ты ведь видел те чертовы смерчи! Иначе с каких щей у тебя разразилось бы тут лето?

- Смерчи я видел, твоя правда.

- Ну вот. Значит, не будешь играть в Фому-неверу.

- Не буду, - столь же кротко откликнулся он, и я испытал к бывшему сокурснику чувство щемящей благодарности. Уже за одно то, что он не стал допытываться до деталей, ловить меня на случайных несуразностях. Человек просто выслушал меня и поверил.

Зажевав медовуху куском черного хлеба, я подытожил:

- Вот так, Виссарион, все и получилось. Кончился наш мир! Мы ещё живы, а он уже кончился.

- Не знаю, - пасечник мягким движением отогнал кружащую над моей тарелкой пчелу, поднял голову. Серые глаза его глянули в упор. - А может, ты все-таки ошибаешься?

- В чем?

- В диагнозе!.. Я ведь не зря упомянул о вкусе. Вся жизнь - сплошная кулинария, и вкус к жизни - понятие отнюдь не абстрактное. Возможно, вкус - это и есть наша интуиция. Временами обстоятельства действительно могут казаться порождением бреда, но и тогда интуиция нашептывает правильный ответ. Должна нашептывать. Другое дело - слышим мы его или не слышим, но ответ всегда есть.