Джим Батчер - Продажная шкура

В этом лунном свете я разглядел Томаса.

Нааглоши волочил его за лодыжку. Рубаха давным-давно слетела, и верхнюю часть тела покрывало столько порезов и царапин, что они напоминали дорожную сеть на крупномасштабной, изобилующей деталями карте. Его явно избивали. Один глаз распух настолько, что напоминал засунутый в глазницу персик. Все горло потемнело от синяков — значит, его еще и душили, возможно, неоднократно, скорее всего так, забавы ради.

Голова, плечи и спина тащились по земле, руки безвольными тряпками волочились следом. Когда нааглоши остановился, я увидел, как Томас чуть повернул голову: возможно, он пытался высмотреть путь к бегству. Намокшие волосы липли ко лбу. До меня донесся слабый, надрывный кашель.

Он был жив. Избит, истерзан, наполовину захлебнувшийся ледяной водой озера Мичиган — но жив.

Руки сами собой сжались в кулаки, такая жаркая, голодная ярость вспыхнула вдруг во мне. Я не планировал одолеть нааглоши в одиночку. Я рассчитывал, что при этом будут присутствовать еще и Лара со своей родней, и все до единого Старейшины. Собственно, так все и задумывалось: объединить их, показав общего врага. А потом одолеть нааглоши численным преимуществом и заставить его по меньшей мере бежать, освободив при этом Томаса. Я просто недооценил предателя — не ожидал, что он явится на острове с таким многочисленным воинством.

Биться с нааглоши в одиночку было бы идиотской ошибкой. Злость зачастую делает человека глупее. Не исключено, что я мог бы запитать ею свою магию — но злость, взятая отдельно, не добавляет человеку ни умения, ни ловкости, и неодолимой силы смертному чародею она тоже не дает.

Все, что она могла сделать, — это гарантированно меня угробить, позволь я ей мною управлять. Поэтому я справился с гневом и заставил себя следить за нааглоши спокойным, бесстрастным взглядом. Стоит открыться мельчайшей возможности, хоть крошечной детали, способной дать мне шанс на победу, и я нанесу удар — вот, что я пообещал своему гневу. Я отвешу ему лучшую плюху за всю мою жизнь, и подспорьем мне будет могучая энергия Духоприюта.

Я сосредоточил все свое внимание на Перевертыше и принялся ждать.

Мгновение спустя до меня дошло, что сила у Перевертыша действительно чудовищная. То есть я, конечно же, знал это и раньше, но как-то не мог оценить угрозы, которую он собой представлял, помимо чисто физического аспекта. Даже глядя на него зрением.

(Тут это воспоминание, конечно же, с готовностью всплыло перед глазами, пытаясь лишить воли и сознания, как в прошлый раз. С трудом, но я его отогнал и больше не обращал на него внимания.)

С помощью Духоприюта я изучил противника детальнее. Перевертыш обладал собственным, чрезвычайно мощным источником энергии. Столь велика была его энергетика, что даже поток темной энергии, истекавшей из-под маяка, реагировал на нее, как реагирует масса океанской воды на положение луны. Реакция эта проявлялась на острове по-разному. Животные бежали от нааглоши как от лесного пожара. Даже деревья, казалось притихли и меньше раскачивались, несмотря на усилившийся ветер.

Страшила подошел к домику, где прятались Морган с моей ученицей, и тут произошло нечто странное.

Камни, из которых был сложен дом, начали переливаться язычками рыжего огня. Не то чтобы слишком яркого — совсем немного выделявшего их на фоне темноты. Однако стоило нааглоши сделать еще шаг, и огонь стал ярче, а языки его соткались в знаки, начертанные на камнях. Представления не имею, что это за язык — никогда не встречал прежде ничего подобного.

Нааглоши застыл как вкопанный, и еще один луч лунного света позволил мне разглядеть, что он оскалился. Он издал негромкий рык и попытался сделать еще шаг.

И тут его рыжий мех словно порывом ветра прижало к туловищу, и он так и не смог сделать ни шагу. Перевертыш стоял, подняв ногу и ругаясь на незнакомом мне языке. Потом с рычанием отступил на несколько шагов и повернулся к башне. К ней он подступал уже осторожнее, чем к домику, и снова, стоило ему оказаться на расстоянии восьми или десяти футов от стены маяка, как та вспыхнула светящимися знаками, не подпуская нааглоши ближе.

Страшила издал полный досады звук, пробормотал что-то себе под нос и взмахнул волосатой рукой, швырнув в башню поток невидимой энергии. На мгновение знаки разгорелись ярче, словно поглотив ту магию, которой Перевертыш хотел их разрушить.

Тот снова выругался и поднял Томаса, словно хотел пробить себе путь сквозь камни с помощью его черепа. Потом покосился на моего брата, выругался еще раз и покачал головой, злобно бормоча что-то себе под нос. Отступил от башни он в несомненной досаде, не оставив никаких сомнений в том, что знаки на камнях, равно как и сила, с помощью которой они подавляли всю его магию, ему хорошо знакомы.

Дух острова редко делился своими эмоциями, но тут не удержался и он. Стоило Перевертышу отступить, как тот позволил себе мгновение самодовольного торжества.

Что, черт подери, это у него за штука такая?

Ох, ладно. Не важно. Точнее, это могло подождать. Важно было другое: правила игры только что изменились.

От меня больше не требовалось отобрать Томаса у Перевертыша и потом каким-то образом обороняться. Теперь мне нужно было только отобрать Томаса. Если бы мне удалось схватить брата и дотащить его до разбитой башни или домика, похоже, мы оказались бы в безопасности. Если сами камни сторожки отталкивают Перевертыша, все, что нам остается — это скомандовать Молли, чтобы та активировала кристалл, а потом ждать, пока нааглоши уберется. Каким бы ни стал исход ночного боя, днем Совет не может не победить — и худшее, что с нами могут сделать свои, в любом случае предпочтительнее того, что готовил для нас Перевертыш.

Разумеется, мой рациональный мозг напомнил, что существует миллион мелочей, которые могут пойти вразрез с этим планом. С другой стороны, у плана имелось заметное преимущество: по меньшей мере один пункт мог увенчаться успехом, а это на один пункт больше, чем могло бы получиться в результате реализации моего предыдущего плана — «отобрать Томаса у Перевертыша и потом каким-то образом обороняться», — попытайся я осуществить все без посторонней помощи.

Нет, у меня и в самом деле появился шанс.

— Чародей! — выкрикнул Перевертыш. Он стоял лицом к дому и как раз начал медленно обходить его по кругу. — Чародей! Выходи! Отдай мне обреченного воина.

Ясное дело, я ему не ответил. Я торопливо менял позицию. Обходя дом, он в какой-то момент окажется между мной и пустым дверным проемом. Тогда, если я все рассчитаю, мне, возможно, удастся выпустить заряд кинетической энергии так, чтобы вырвать Томаса из его лап и швырнуть в дом.