Шепот в тишине. Мистические истории - Марика Макей

шест – вместо букв или фигурки на нем была цифра, пятерка. А потом, точно поняв, что его так не видно, обладатель шеста сделал несколько шагов назад и предстал перед Верой: мальчик в советской школьной форме, покрытой беловатым налетом не то изморози, не то плесени, – а может, это пыль в глазке придавала ей такой вид. Мальчик уставился на Веру мраморными шариками заиндевевших глаз и медленно поднял свободную руку в пионерском салюте.

– Артем! – закричала Вера.

Артем вылетел в прихожую, споткнулся о тапки и чуть не упал, Вера подхватила его в полете и толкнула к глазку:

– Ты видишь?

Артем послушно приник к двери, протер глазок, снова туда посмотрел. Вера оттолкнула его, чтобы убедиться, что мальчик стоит на прежнем месте, с ничего не выражающим лицом, держа над головой согнутую руку и свою пятерку на шесте.

– Ты видишь?

– Что?

– Ты его видишь?!

– Что ты орешь? Кого я должен видеть?

Вера распахнула дверь, волна холода ворвалась в прихожую. Мальчик продолжал стоять посреди лестничной клетки, словно в почетном карауле, и в упор смотреть на Веру – без укора, без злости, не двигая ни единым мускулом фарфорово-бледного застывшего лица. Губы его были перечеркнуты вертикальными черными штрихами.

– Рот! – ахнула Вера. – У него зашит рот!

– У кого? – Артем взял ее за плечи и пару раз хорошенько встряхнул.

– Я все удалила! – вырываясь, кричала мальчику Вера. – Все стерла! Я же вам ничего не сделала!..

На площадку, проскользнув мимо хозяйских ног, выбежал Бусик. Он зашипел на мальчика и ринулся вниз по лестнице. Вера увидела мелькнувший за перилами встопорщенный бело-серый хвост, а когда снова перевела взгляд на лестничную клетку, пионер-отличник с зашитым ртом уже исчез, будто испарился.

– Бусик! – Артем бросился за котом. – Вера! Лови его!

Дверь подъезда была без домофона, и она оказалась распахнута настежь. Бусик вылетел в запорошенный снегом двор и моментально пропал из поля зрения – белое на белом. Артем, Вера и соседские дети долго бегали по окрестностям, кричали: «Бусик! Бусик!» – но все тщетно. То ли Бусик тоже увидел холодного гостя в школьной форме и испугался его, то ли его увлекли запахи улицы, снега, других котов и в особенности кошек – Артем с Верой так и не успели его кастрировать, все собирались в ветеринарку, но постоянно находились другие, более важные дела. Он и прежде при первой возможности норовил удрать на лестницу, но обычно удавалось вовремя захлопнуть дверь или изловить его на площадке. А теперь Бусик, Котобус, совместно воспитуемый кот, пропал бесследно.

– Он же дворовый, должен найти, что пожрать и где укрыться, – успокаивал Веру Артем, пока они, тяжело дыша, поднимались к себе в квартиру. – Потом еще поищем, объявления развесим. У Петровны из второго подъезда кошка на год пропадала, а потом ребята ее в Руднике нашли, еще и с приплодом…

Артем закрыл дверь, оперся рукой о стену, не давая Вере проскользнуть из прихожей в комнату, и спросил:

– Кого ты тогда увидела?

И Вера, устало прикрыв глаза, рассказала ему все – и про то, как сняла все-таки ролик на кладбище, и про МАШУ еще раз, и про одноногого мужичка, и про лес из шестов, и про мальчика в школьной форме с пятеркой на шесте, который просто стоял и смотрел, словно это было такое пионерское задание – прийти к ним под дверь и уставиться прямо в глазок…

– Но я все стерла, – плакала Вера. – Я не выложила ролик. И я им ничего не сделала… Это все не взаправду, это… это галлюцинации. Это нервы, понимаешь, у меня в Москве… а, неважно… Это все нервы…

– Угу, – кивнул Артем, и Вера опять отправилась рыдать в ванную.

Больше тем вечером они не разговаривали и даже старались друг на друга не смотреть. Потом Вера расстелила постель: «Я спать» – и откатилась к самой стенке.

Артем молча выключил в комнате свет.

Утром Артем разбудил Веру пораньше. Допивая отвратительный растворимый кофе, она с удивлением наблюдала, как он собирает в пакет какое-то угощение: конфеты, яблоки, чекушку водки, которая давно стояла в холодильнике непочатой, нарезанную половинку черного хлеба…

– Мы в гости едем? – спросила Вера.

– В гости, да.

– Я могу маффины в кружке испечь. Прямо в микроволновке, это быстро…

– Вер. – Артем завязал пакет. – Давай как-нибудь без маффинов.

Уже по дороге Вера догадалась, куда они едут, и не удивилась, только привычно вздрогнула, увидев впереди знакомые шесты. Артем припарковал машину у съезда к кладбищу, быстро пошел по тропинке, лавируя между могилами, и наконец остановился у шеста с надписью «МАМА». Развязал пакет, выложил у могилы собранные дары, открыл водку и вылил немного прямо в снег, положил на плиту кусок хлеба. Потом достал из рюкзака баночку с голубой краской, кисть и молча принялся подновлять оградку.

Вера поежилась, вспомнив, как видела этот шест среди других, обступивших двухэтажку рядом с их домом. Значит, к маме на поклон пришел. Ну правильно, мама, может, и оттуда простит, заступится, объяснит другим, что ничего такого им не сделали, пусть успокоятся, оставят дурочку с миром и не мешают ее мальчику устраивать личную жизнь. Вера представила, как они там, внизу, сходятся на тихое собрание в какой-нибудь обледеневшей подземной полости и решают ее судьбу. Видение получилось таким ярким, правдоподобным, что она помотала головой, потом, чтобы отвлечься, прошлась по тропинке вокруг могилы и все-таки решилась взглянуть на мать Артема.

С выгоревшего овального портрета на кресте смотрела коротко стриженная, кудрявая женщина со строгим советским лицом. Артем во многом пошел в нее – нос такой же, линия бровей, – только у него лицо было подвижное и улыбчивое, а у матери – серьезное, с тяжелым взглядом. То ли это была просто самая лучшая, парадная ее фотография – вон даже брошка у ворота еще различима, то ли мать Артема была, что называется, женщиной трудной судьбы, навсегда отпечатавшейся в ее чертах. Работа, дом, сын – про отца Артем ни разу не упоминал, молодым умер, наверное. Может, на шахте погиб, тут же постоянно метан взрывается, вон на старом участке через дорогу целая аллея могил, все в один день погибли, и все молодые… Холодные, одинокие полярные ночи, все сама, поставить бы на ноги, образование дать, чтоб приличным человеком вырос, чтоб помереть окончательно измотанной, но спокойной, зная, что сделала все, что смогла, и мальчик без нее не пропадет.

«Простите меня, пожалуйста, – мысленно попросила Вера. Слова возникали в голове медленно, будто с задержкой, и проговаривались как-то бесконечно долго, с усилием. – Я