Мокруха - Ширли Джон

Глубже... глубже... кожа, мышцы, жировая ткань под грудиной сопротивлялись лезвию. Всё равно что разрезать заклеенный плотным слоем ленты пластиковый пакет — лента тянется, липнет к ножу. Толчок. Усилие.

Наконец нож рассёк грудину, лезвие показалось с другой стороны под соском, брызнул фонтанчик крови.

Только в этот момент он ощутил небольшую боль.

Блядь, что я с собой делаю? Как я сюда попал?

Тут мозгосироп снова облёк его мысли, боль исчезла, и он расслабился.

Вытащив заточку из груди, он продырявил ею джинсы и погрузил глубоко в бедро.

Он был не под наркотиками.

Он не рехнулся.

Он не чувствовал никакой боли.

— Я не видел Митча, гм, недель шесть или семь, — сказал Джефф, набив полный рот «доритос»[16].

Том Прентис и Джефф Тейтельбаум смотрели, как «Сан-Диего Падрес» учиняют «Доджерс» преизрядную порку. Для просмотра они расположились на софе-футон в двухуровневой квартире Джеффа, рядом с открытыми дверьми французского балкона. В комнате, однако, висел плотный сигарный дым: пока Прентис отлучался помыть руки и привести себя в порядок, Джефф курил сигары одну за другой. Джефф вообще любил курить с друзьями сигары: он заявлял, что это «гейский стиль». Шуточка в стиле Джеффа.

Из бассейна жилого комплекса доносились весёлые крики и визг плескавшихся. Чуть тянуло хлоркой. Жилой комплекс малоквартирных домов охранялся «по первому классу». Помимо охраны и телекамер на въезде, элитный статус подчёркивали такие детали, как спа, спортзал, сауна и бильярдная.

Гостиная у Джеффа оказалась в целом довольно аскетичная, не считая принта Нормана Рокуэлла с изображением розовощёкого улыбчивого пацана, гордо тянущего из озерца здоровенную рыбу на удочке. Джефф вырезал из глянцевых журналов маленькие фото голых девушек и приклеил их над рыбиной, так что те оказались у мальчонки на крючке.

По телевизору показали парочку бейсболистов и Фила Коллинза — те пили «Будвайзер». Потом трансляция матча возобновилась. Фернандо бросил с холма питчера, но рука у него сегодня была какая-то расхоложённая. Мартинес взметнул биту — чвя-я-я-як! — и в восьмой раз прочертил линию мимо третьей базы. А всего-то начало четвёртого иннинга! Проклятые «Падрес», похоже, уверенно ведут игру. Прентис старался сосредоточиться на спортивной программе и пиве «Текате» — это помогало ему отвлечься от мыслей в башке. Все мысли были только об Эми, и голове не снести их двоих.

Про Митча он, однако, слушать не хотел. Младший брат Джеффа — гораздо моложе того, неизменно ершистый. Родители Джеффа развелись, когда Митчу исполнился только год, и Джефф остался у папочки, сотрудника Национальной стрелковой ассоциации, лоббиста отмены ограничений на продажу оружия, а Митч — у матери, которую Джефф определял как «истеричку и содержанку». Прентис ни разу не слышал от Джеффа о ней ни единого доброго слова. Возможно, Джефф по-прежнему на неё злился, что оставила его. Джефф и Митч не виделись годами, поскольку родители их ненавидели друг друга, и мать всячески ограничивала права посещения. А потом — два года назад — Митч постучался к Джеффу в дверь, сбежав от очередного маминого бойфренда. Последнего Митч охарактеризовал кратко: «Это полная жопа».

Так и вышло, что Митч и Джефф стали жить вместе, и Джефф за два года успел вытащить брата из немалого числа передряг, в основном связанных с наркотой. Судя по доходившим до них вестям, мать их погибла: кажется, села за руль в подпитии. А потом — бинго — Митч пропал. Джефф неустанно названивал в Нью-Йорк и трепал Прентису нервы рассказами о поисках мальчишки. Прентису не хотелось, чтоб ему сейчас опять все уши прожужжали Митчем, в особенности когда он, Прентис, старательно пробует сосредоточиться на бейсболе. Уловить его неуклюжее величие и суматошный дзен.

Получалось не очень. Он не мог сосредоточиться на игре. Его мысли возвращались к первой встрече с Эми.

Опыт той встречи в общем суммировал опыт всех отношений с нею.

Нью-йоркское кафе промозглым октябрьским днём. Ланч с Глорией Цикарян, книжной художницей. За стеклом, по которому стекали струйки дождя, проносились кэбы — жёлтые, словно книжки для взрослых. Прентис и Глория попивали латте, взяв по салатику и сырному круасану. Свидание, думал Прентис, для Глории в большей мере, а для меня в меньшей. Глория была, пожалуй, даже красива — но какой-то тоскливой красотой, да и подбородок у неё достаточно безвольный... Глаза крупные, тёмные, того же оттенка, что кудрявые волосы, в беспорядке выбивавшиеся из-под красного беретика. Она одела цыганское платье цвета ржавчины с лифом, но декольте её наводило Прентиса скорей на мысли о подошедшем хлебном тесте.

Глория очень гордилась тем, что показала ему это маленькое кафе в Центральном парке, отделанное в стиле яппи из Санта-Фе. Бистро специализировалось на салатах, или «salades», как значилось в меню. Глория не прекращала трепаться о том, какое хорошее это место, пока Прентис не сказал, делая ей одолжение:

— Да, просто отличное.

Затем Глория ударилась в бесконечные жалобы: то её попросили проиллюстрировать серию научной фантастики, а в этом жанре она ни в зуб ногой, и пришлось поездить по конвентам, «где не протолкнуться от женатых жирдяев в возрасте с самодельными мечами, пояса у них такие широкие, а шляпы прям средневековые», и представляешь, они ещё приударить за ней пытались. То обложки в специализирующемся на дешёвых книжках-пейпербэках издательском доме, где Глория работает, совсем испоганились. Выходя из себя, Глория ёрзала на стуле, говорила сильно в нос и не давала прервать нытьё даже на секунду. Прентису подумалось, что с таким подходом паузы станут самыми ценными моментами их встречи.

А потом в кафешечные двери вломилась Эми с плейером Walkman, в мини-плащике: последний раз Прентис видел такой короткий дождевик в 1968-м. Тонкая, изящная, и во всех повадках сквозил аристократизм, который макияжем было не приглушить. В те дни у неё были волосы цвета кедра, так высоко подколотые, что открывались длинная шея и затылок. В мочки ушей продеты ониксовые серёжки — летучие мыши.

Эми остановилась сразу за дверью, бросая окрест короткие взгляды, спрятала Walkman в карман плащика, закрыла зонтик и выставила на всеобщее обозрение длинные ноги в тёмно-розовых колготках.

Завидев Эми, Глория на миг оцепенела и непроизвольно одарила её взглядом, способным убить на месте. Эми тоже её увидела и прямой наводкой устремилась к столу. Глория с тихим отчаянием вздохнула.

— Глори-и-и! — весело прощебетала Эми. — Я так и знала, что ты забьёшься от дождя в жуткое местечко, где хавчик дороже двух баксов не подают. Глория, у меня прекрасные новости!

— Это, — безнадёжно сказала Прентису Глория, — Эми Айзенберг, мы вместе угол снимаем.

— Господи! Ну ты и тянула меня представить. Слушай, а он большо-о-ой! Я не думала, что тебе нравятся большие. То есть большие мужчины, ну ты понимаешь, у них все органы достаточно...

— Эми, ты... — начала заикаться Глория, — ты... тебе что-то нужно? Мы собирались...

— Мне нужна твоя записная книжка, солнышко. Я запамятовала номер Полли Гебхарт. Потеряла.

Щебеча, Эми оглядывала Прентиса с ног до головы. Он ответил ей по возможности нейтральной усмешкой. Она раскрыла мокрый зонтик и опёрла о его стул, струйки потекли ему на брюки.

Глория вытащила записную книжку, открыла и досадливо упрекнула подругу:

— Эми, ну почему бы тебе самой не обзавестись записной книжкой? Надо же как-то организовать себя...