"Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель (СИ) - Суржиков Роман Евгеньевич

Эрвин прошел между саркофагов, впитывая незнакомое ощущение: превосходство силы над умом, простоты — над изощренностью. В душе заныла печаль от того, как безнадежно утрачена эта пленительная ясность…

— Милорд, стоит ли задерживаться?

— Конечно…

Конечно, стоит — подумал Эрвин, но зашагал дальше. Джемис был прав: времени не так уж много.

Спустившись на ярус, они шагнули на двести лет вперед, ко временам Багряной Смуты. Сила природы ощущалась здесь даже больше: весь свод покрывали цветочные узоры, полногрудые женщины, могучие мужчины, гарцующие кони. Сохранив скалистое величие, саркофаги стали роскошнее, покрылись мозаикой и позолотой. Но с краю в это буйство жизни врывался лоскут иного стиля — авангард разумного порядка. Дюжина саркофагов — небольших, темных, блестящих полированным гранитом — строилась в ряд у стены. На них не было мозаик и скульптур, только серебряная вязь гербов и имен. Объединенные лаконичной строгостью, они казались шеренгой выученных, готовых к бою солдат. То были гробницы последних мириамских правителей, убитых и похороненных янмэйцами.

Северяне двинулись дальше — век за веком вдоль истории Блистательной Династии. Ольгард Основатель, Кристиан Законотворец, Эвриан Расширитель Границ, Юлиана Великая… Впрочем, Эрвин не всматривался в отдельные надгробия. Он имел время лишь на то, чтобы быстрым взглядом охватить общий стиль. В основе всех янмэйских интерьеров лежал строгий прагматичный порядок. Поверх него, все больше век от века, наслаивались изящные детали и метафоры. Все более тонкие черты отражали портреты владык, все больше строк текста испещряли крышки саркофагов. Рисунки на стенах становились все символичнее, иносказания и знаки все сильней вытесняли явный смысл. После Юлианы Великой символизм достиг вершины: человек, не посвященный в традиции Династии, не понял бы ничего. Жизненные сценки напрочь исчезли с фресок; все заполнили мудрые изречения, карты и схемы, геральдические вензеля. Янмэйская культура в своем расцвете: все обрело двойной и тройной смысл, простота и наивность сделались наибольшими пороками.

— Это здесь, милорд?.. — спросил кайр Джемис, выдернув сюзерена из философских глубин.

— Что, простите?.. Нет, видимо, еще ярусом ниже.

Они вышли на последний пролет лестницы. Видимо, чтобы подчеркнуть торжество инженерии, здешняя дверь была снабжена искровым замком: где-то кто-то дернет рычаг — и засовы задвинутся сами собою. К счастью, она была открыта. Кайр Джемис использовал два кинжала как клинья и застопорил дверь. Прошагав последние двадцать ступеней, Эрвин сошел на седьмой ярус — во времена владыки Мейнира, его сына Телуриана и владычицы Ингрид.

В отличие от прочих, круглых этажей, этот имел восьмигранную форму — должно быть, во имя священного числа. Искровые огни горели здесь намного ярче, отражаясь в полированном мраморе гробниц, играя золотым бисером букв. В центре зала, обнесенная изящной оградой, открывалась лесенка вниз — в Праматеринскую крипту. От нее лучами расходились ряды императорских саркофагов. Два ряда стояли без крышек — ожидали грядущих покойников. Вот ложе, заготовленное для Адриана, а вот — будущее пристанище Минервы… Владычицу Ингрид было легко найти: Эрвин отошел на две гробницы назад от пустых рядов и увидел знакомый морщинистый лик, вырезанный в мраморе.

— Она, — сказал Эрвин.

Кайры обступили саркофаг.

— Милорд?..

Он понимал их сомнение. Ему тоже было не по себе от того, что предстояло сделать. Осенив себя священной спиралью, Эрвин сказал:

— Прости, Светлая Агата. Большая угроза заставляет меня нарушить покой усопших. Ты видишь и знаешь, что только ради защиты Империи я иду на святотатство.

Поразмыслив, он добавил:

— Простите меня и вы, владычица Ингрид. Вы немало запутали всех, взяв любимый Предмет с собою в могилу. Мне придется позаимствовать его ненадолго. Клянусь, что верну сразу, как только устраню опасность и покараю злодея.

Еще раз сотворив спираль, Эрвин кивнул кайрам:

— Открывайте.

Шестеро воинов разом налегли на крышку. Она тронулась, издав низкий пугающий скрежет. Сдвинулась на фут и замерла, открыв темную щель. Резкий запах изнутри заставил всех отшатнуться. То не был знакомый смрад разложения; то был сухой, удушливый запах пыли, ветхого тряпья, брошенного дома. Двое воинов закашлялись, Эрвин зажал нос.

— Сдвиньте еще, ничего не видно.

Кайры налегли вновь.

— Нет, стойте. Не шевелитесь, молчите!

Сквозь скрежет камня и кряхтение людей Эрвину послышался странный звук: не то свист, не то шипение. Он шарахнулся от саркофага, ожидая змеи, что вот-вот выползет оттуда. Но змея не появилась, а звук стал тише и вскоре вовсе пропал. Несколько кайров, тоже слышавших его, внимательно осмотрелись. Нет, ничто не изменилось, никакая опасность не возникла в поле зрения.

— Продолжайте, — скомандовал герцог.

Его люди уперлись в крышку, но теперь она не желала поддаваться. Угол мраморной плиты навис над пустотой гробницы, и крышку перекосило.

— Поднажми! — рявкнул Сорок Два.

Еще несколько кайров взялись за плиту. Дюжина воинов нажала разом, стиснув зубы от натуги. Крышка качнулась, но не поддалась.

— Тьма вас сожри! Жмите всею силой!

Они вдавились в мрамор, кряхтя, краснея. Сам Сорок Два уперся в угол; крышка шатнулась, тронулась с мертвой точки…

— Постой! — воскликнул Эрвин, ибо ему снова послышался звук: на сей раз не свист, а урчание какого-то механизма.

Но как раз в тот миг плита перевалилась через точку равновесия и двинула вперед, ускоряясь под собственным весом.

— Держи ее! — заорал Джемис, но было поздно.

Плита с сокрушительным громом рухнула на пол. От грохота потемнело в глазах; брызнула мраморная крошка. И сама плита, и пол под нею покрылись паутиной трещин. Запах мертвой пыли взметнулся над саркофагом и скоро померк, будто серая волна вырвалась и умчалась прочь. Все звуки погасли разом.

В кромешной тишине раздался нервный смешок герцога:

— Отличная работа! Славно почтили владычицу! Молодцы.

С отблеском ухмылки на лице он заглянул в нутро саркофага. Замер, побледнел. Ледяная усмешка так и застыла на губах.

Плоть Ингрид не разрушилась от времени, а только высохла, серым пергаментом обтянув кости. Нос ввалился, по-волчьи оскалились зубы, глаза исчезли, оставив громадные черные впадины. Волосы отросли, заполнив белой паклей все пространство вокруг черепа. В гробнице лежал не скелет, но мумия, до дрожи напомнившая другую, виденную еще в Запределье.

Не без труда Эрвин выдавил:

— Простите, владычица. Позвольте мне взглянуть…

Не рискнув опустить туда руку, он поддел саван кончиком кинжала. Истлевшая ткань рассыпалась, и на груди мумии вспыхнула звезда. Кулон зарделся теплым светом янтаря, проступила спираль ярких точек внутри камня.

— Он здесь, — сказал Эрвин.

Джемис и Сорок Два, и остальные вперили взгляды в Предмет. Теперь, просмотрев реестры, Эрвин знал: Предмет зовется Каплей Солнца и числится в достоянии Династии. Владычица Ингрид влюбилась в него и носила последние десять лет жизни. Очевидно, ради любимой жены Телуриан нарушил традицию и не вернул Предмет в хранилище, а положил в гробницу Ингрид. Никто не знал об этом, кроме членов императорской семьи и, быть может, Леди-во-Тьме.

Кукловод надеялся захватить его в поезде, вместе с другими Предметами. Глядя на кулон императрицы, Эрвин более не питал сомнений: Светлая Сфера — ложный след. Капля Солнца — вот недостающая деталь Абсолюта. Лишь этот ключ открывает двери, лишь к этому узлу ведут все нити.

— Позвольте, я возьму Предмет, — сказал кайр Джемис с привычным своим хладнокровием.

Мягко оттеснив сюзерена, Джемис протянул руку в перчатке к груди покойницы. Пальцы воина на миг застыли над Каплей Солнца.

Любопытно, как в один-единственный вдох решается весь ход истории. Как быстро случается поворот, не определяемый ничем, кроме случайности и человеческой причуды. Когда-то был миг, в который Эрвин решил форсировать Реку. Ничто не понукало его, кроме разве честолюбивого упрямства, но все пошло иначе с того мига.