"Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель (СИ) - Суржиков Роман Евгеньевич

— Одно письмо исчезло, второе улетело, — подвел итог Ориджин.

Дагобер счел необходимым сказать:

— Милорд, при осаде дворца вы отметили нас с Мерритом. Меррит командовал дюжиной стрелков на Причальных воротах, а я — дюжиной мечников прикрытия. Когда Бэкфилд устроил обходной маневр, на наши ворота навалились три сотни солдат — и мы устояли.

Герцог растерянно моргнул:

— Вы сегодня потеряли письма потому, что зимою отбили атаку Бэкфилда?.. Я совсем не понимаю связи…

— Ну, ваша светлость… вы сказали, что придется запомнить имена. Но вы-то их помните! Я — Дагобер рода Людмилы, а это Меррит по прозвищу Ястреб. Он был стрелком у Соколика, пока того не убили, а я — мечником у вашего кузена, пока его не убили. Мы спасли причальные ворота, и вы похвалили нас и наградили…

Ориджин потряс головой:

— Боги, как много лишних слов! Возможно, я вас наградил — и что из этого?! Для разгадки тайны пропавших писем я должен вспомнить всех награжденных воинов?

Дагобер смешался, до крайности подавленный:

— Ваша светлость, я только хотел сказать… если вы нас подозреваете в краже письма, то мы же… ну, мы послужили вам, доказали…

Меррит пришел ему на помощь:

— Ваша светлость, помните, когда убили Джона Соколика, вы опасались, что все наемные стрелки сбегут? Тогда уже лед стоял на реке, а дела шли очень скверно. Вы созвали нас и обещали каждому по сто эфесов, если мы…

— Снова лишнее! — вскричал герцог. — Вы только путаете, а тут и без вас идов хаос! Скажите, наконец, толком!

Меррит сказал:

— Милорд, я для вашей женщины сбил шишку с елки.

— Для Аланис?.. Зачем ей шишка?.. Какой абсурд! — И вдруг герцог улыбнулся: — А, точно, было такое! Вы — Ястреб Меррит, помощник Соколика?

— Так точно.

— Вы были раньше лесным разбойником?

— В зеленом братстве.

— Да, помню! Хорошо. И к чему вы вели?

— К тому, милорд, что мы не брали письма.

— Конечно, не брали. Я вам с самого начала поверил.

— Поверили, милорд?

— Разумеется. Фарвей придумал хитрость, вы попались. Но чтобы вы сами украли письмо — этого я и не подозревал.

— Вы не вините нас, милорд?

— Вы могли бы стрелять и поточнее.

— Мы научимся, милорд. Дагобер будет упражняться ежедневно.

— Дважды в день, и без увиливаний! Тренируйтесь на воробьях: тяжело в учении, легко в бою. А теперь ступайте, дайте мне подумать.

Агент Пайк боязливо поднял двух дохлых голубей:

— В-ваша светлость, а ч-что делать с этими?

— Похороните их со всеми почестями, закажите молебен.

— Ваша светлость, у них на лапках письма. Для Ш-шейланда. Их подстрелили раньше, до всей этой оказии.

— Давайте сюда.

Пайк протянул герцогу птичьи тушки. Ориджин внимательно поглядел на агента. Тот хлопнул себя по лбу:

— Ох, простите, ваша светлость!

Содрал с лапок бумажные ленты и положил на стол. Ориджин взломал печати, пробежал письма глазами, слегка нахмурился.

— Ммм… господа, не знает ли кто-то из вас что-нибудь о Светлой Сфере?

— Звучит как название Священного Предмета, — сказал Ворон. — Пожалуй, его можно найти в реестрах.

Судья добавил:

— Если Предмет упомянут в письме для графа Шейланда, то он, наверное, входит в достояние графа.

— Благодарю, милорд, — хмыкнул Ориджин, — очень тонкое наблюдение. Я понимаю, что это — Предмет. Он упомянут в странном контексте: «Милорд, как быть в связи со Светлой Сферой?» А что такого связано с нею — не знаете ли?

— Никак нет, милорд.

Все пятеро отрицательно покачали головами.

— Ладно, спрошу у сестры… Благодарю, господа, можете быть свободны.

Они потянулись на выход, и Меррит вернул Дагоберу тычок локтя:

— Учись стрелять, братишка. Слышал приказ герцога?

* * *

— Друг мой Эрвин, я хочу, чтобы ты не знал преград на своем пути к счастью. Если твоя северная душа возжелает оружия — скажи мне, и получишь шпаги, самострелы, стилеты с очами самой искусной огранки, какую видели в подлунном мире. Если ты устанешь от холодов и скудости солнечных дней — скажи, и получишь дворец на самом солнечном из островов среди южных морей. Если по какой-то причине боги злата хоть на миг отвернутся от тебя — дай мне знать, и я пополню озеро твоей казны горным потоком своих монет. Женщины и вино — это самая малость, какую я могу дать своему любезному другу. Такая малость, что о ней и говорить не стоит, лишь моргни вот так — и получишь столько, что навек забудешь любые тяготы жизни. В моем королевстве есть даже шар, летающий по небу! Ума не приложу, зачем он нужен, но если тебя он порадует, то бери, он твой! Эрвин, ты — самый драгоценный мой друг, и мне будет больно, если станешь нуждаться хоть в чем-нибудь.

Как и всегда в покоях принца Гектора Шиммерийского звучала южная музыка, тягучая, как мед. Как и всегда, пахло тончайшими благовониями, а красивейшие девушки в прозрачных шелках вились вокруг Эрвина. Как и всегда, стол трещал под горами фруктов и сладостей, манил взгляд женственными силуэтами винных амфор. Одно отличалось от обычая: подле принца Гектора была только леди Катрин Катрин, больше никого — ни альтесс, ни придворных. Западница странно смотрела Эрвина из-под полуопущенных век.

— Друг Гектор, ты всегда был щедр со мною. Нет нужды в особом красноречии сегодня, поскольку я уже вполне познал твой нрав и широту души. Просто скажи, что тебя тревожит.

— Любезный Эрвин, я полагаю, ты осведомлен о моей печали. Но коли просишь сказать — я скажу напрямик. Его величество Франциск-Илиан, мой отец, отвратил свои помыслы от царства богов и устремил их в подлунный мир. Он желает снова воссесть на шиммерийский престол, отодвинув меня в тень за спинкой трона.

— Ты прав, это не тайна для меня. Какой помощи ты хочешь?

Леди Катрин прищурилась, будто с тонкою насмешкой над глупостью Эрвина. Принц Гектор сказал:

— Пойми, мой друг, я очень уважаю отца. Его мудрость исходит от самих богов, и я молю Праматерей, чтобы дали отцу долгих лет жизни и крепкого здоровья. Никоим образом я не желаю навредить ему.

— Но и отдавать трон не желаешь.

Принц Гектор кашлянул, промочил горло вином. Погладил сухую смуглую ладонь Катрин Катрин, будто ища поддержки в теплоте ее тела.

— Эрвин, я не могу. Не в одном властолюбии речь. Мне больно и горько терять то, что считал своим по полному праву. Но тут замешана еще одна материя. Ведя свою политику, я возвысил нескольких вельмож — генералов, графов, — бывших в опале при моем отце. А нескольких его ставленников, напротив, убрал со двора. Вряд ли это удивит тебя — ведь ты делал то же самое, когда занял Фаунтерру. Если теперь отец вернется, он сметет всех моих друзей, а возвысит своих. Все, кто поддерживал меня, а не его, будут наказаны. Моя душа плачет при мысли об этом.

Эрвин поднял бровь:

— Если ты очистил двор от отцовских вассалов, то чего боишься? Франциск-Илиан не сможет свергнуть тебя без помощи высшего дворянства.

Леди Катрин усмехнулась одними глазами, с тонким ядом.

— Его поддержит народ и духовенство, — сказал принц. — Видишь ли, мой друг, отцу временами что-то этакое снится. Темные люди придают большой вес этой мистике, верят, будто бы отец знает будущее. Стоит ему сказать: «Во сне увидел, что Гектор сброшен, а я снова правлю», — и народ примет это за божью волю.

Погладив плечо любовницы, Гектор прибавил:

— На мою беду, отец еще и спелся с болотниками. Ты сам видел, Эрвин: он прибыл в Маренго на корабле Леди-во-Тьме, как почетный гость. Все эти жабьи отродия, все ядоносцы из болот окажутся на его стороне. Мне не справиться без тебя, друг.

— Надеюсь, ты не ждешь, что я убью твоего отца.

На лице Гектора отразился подлинный испуг:

— Ты погубишь мою душу, если сделаешь это! Нельзя убить своего отца и попасть на Звезду!

— Также вряд ли тебе понравится, если я залью кровью твое королевство. Ты говоришь: народ встанет за отца. Если мои кайры изрубят твой народ — захочешь ли ты править могилой?