"Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель (СИ) - Суржиков Роман Евгеньевич

Он спустился с трибуны, оставив лордов Палаты в глубокой задумчивости. До сих пор Северная Вспышка являлась личной инициативой Эрвина, сейчас лордам предлагалось разделить с ним ответственность. Согласиться — значит, одобрить взлет Эрвина и легализовать его огромную власть. Воспротивиться — не только нажить влиятельного врага, но и прослыть идиотом. Палата осуждает человека, спасшего Палату, — не абсурд ли?

Первый секретарь задал стандартный вопрос:

— Желает ли кто-либо из досточтимых лордов высказаться?

Без заминки подняла флажок мать Корделия — представительница Праматеринской Церкви.

— Лорд Эрвин София Джессика нарушил человеческий закон, но защитил законы богов. Всякому истинно верующему очевидно: лорд Эрвин совершил правильный выбор. Церковь Праматерей благословляет его.

Сразу же поднял флажок и блэкморский епископ — представитель Праотеческой ветви.

— Помимо мятежа северян, боги являли владыке Адриану и другие грозные знамения: Фаунтерра была взята без боя, достояние Династии исчезло, а поезд императора рухнул с моста. Кто с помощью веры видит суть вещей, тот знает: боги не одобрили тирании Адриана, его еретических опытов с Предметами и дерзкого желания перекроить весь мир, как портной кроит платье. Церковь Праотцов благословляет поступок лорда Эрвина.

Напряжение в Палате несколько спало. Обе ветви Церкви высказались единодушно, теперь ожидалось лишь слово императрицы. Эрвин наперед обсуждал с Минервой этот момент. Для нее публичное одобрение мятежа — читай, осуждение Адриана — было горькой пилюлей. Эрвин убедил ее, что иначе никак нельзя, без согласия Палаты все их правление напоминает заговор. Но сама Минерва наотрез отказалась одобрить мятеж. Она ограничилась словами:

— Милорды и миледи, простите мою неопытность. Данный вопрос слишком сложен и драматичен. Я положусь на мнение тех, кто видел больше моего.

Владычица не высказалась против, и дело было решено. Несколько лордов (принц Гектор, младший Фарвей, посланник Шейланда) произнесли речи в пользу мятежа — очевидно, просто затем, чтобы заслужить симпатии Эрвина. Противники Северной Вспышки если и имелись в зале, то предпочли промолчать.

Первый секретарь спросил:

— Считают ли лорды данный вопрос достойным голосования?

Палата зашуршала, поднимая флажки.

— Готовы ли досточтимые лорды проголосовать сегодня?

Поскольку все выступления были единодушны, секретарь имел право назначить быстрое голосование, без четырехдневной задержки. Ответом ему были две дюжины синих флажков.

— Голосование назначено на четвертый час по полудни, — сообщил секретарь и сделал отметку в протоколе.

Альтесса не воплотилась целиком, возникли только ее губы и шепнули Эрвину на ухо:

— Занятный ход, но этого недостаточно, ты же понимаешь. Думай, милый. Думай еще…

С того края зала, где расположились западники, послышался грубый голос:

— Я тоже скажу слово.

— Милорд, прошу прощения, время высказываний уже…

Минерва сделала знак секретарю, и он изменил мнение:

— Во имя мудрости Палаты, слово дается ганте Грозе.

Пока степняк шел к трибуне, его сапоги звенели шпорами. Дети Степи не снимают шпор на переговорах. И кто осудит их после того, как Моран чудом ускакал живым от Литлендов?

Ганта Гроза взошел на место оратора — тот самый ганта, что неделей раньше хотел продырявить Эрвина метательными ножами. Эрвин ждал от него простодушного грубого выпада, но Гроза поступил иначе.

— Как я понял, тут все решили прославить Ориджина. Голосовать будем, что северянин — герой. Верно? Тогда мы тоже герои. Всадники Степи тоже бились против тирана и даже скрестили мечи с ним самим, а Ориджин — нет. Если слава северянину, то тем больше слава Степи!

Лорд Литленд аж задохнулся от возмущения.

— Вы — против тирана?! Вы грабили, жгли, насиловали! Крали наших коней и наших дочерей! Вы разбойники и мародеры!

Гроза ответил:

— Вы убили наших послов. Вы присвоили переправы через Холливел. Тут говорили про божьи законы. А разве есть такой закон, чтобы резать послов? Или брать себе то, что принадлежит всем? Вы назвались нашими врагами — сами выбрали путь. У детей Степи совесть чиста. Если Ориджин герой, то и мы герои!

Представители Короны сидят лицом к Палате, и Эрвин видел, как Бекка Литленд рванулась с места, но прикусила губу, промолчала. Из зала громыхнул голос Крейга Нортвуда:

— А что, здесь лошадник прав! Не один Ориджин бился. Мы тоже сражались славно! Ну, и шаваны.

— Считают ли лорды Палаты данный вопрос достойным голосования? — осведомился секретарь.

Традиционное искусство секретаря Палаты состоит в том, чтобы не отступать от ритуальных формулировок, но при этом выразить отношение Короны к происходящему. Для этого нужно взаимопонимание между владыкой и секретарем, и некоторый артистизм последнего. Сейчас все было сказано с помощью крохотной паузы перед словом «голосования»:

— Считают ли лорды данный вопрос достойным… голосования?

Кажется, только западники с медведями упустили издевку. Они дружно вскинули синие флажки. Эрвин усмехнулся и тоже поднял свой.

— К вопросу одобрения Палатой действий герцога Ориджина присовокуплены аналогичные вопросы относительно Домов Рейс и Нортвуд.

— И Холливел! — крикнули с «западного» края.

— И Холливел, — добавил секретарь с согласия Минервы. — В виду наличия возражений со стороны Дома Литленд, голосование нельзя назначить на сегодня. Оно состоится по истечении четырехдневного срока.

Ганта Гроза покинул трибуну с видом победителя. Секретарь Эмбер тонко улыбнулся ему вслед. Западники так и не заметили нюанса: голосование о мятеже Эрвина состоится сегодня, и Палата, очевидно, единодушно одобрит мятеж. Но вопрос мятежей шаванов и Нортвуда пойдет отдельным голосованием, ничто не помешает лордам принять иное решение и осудить восстание Запада. Вероятно, именно так и поступит Палата: кроме Нортвудов и самих шаванов, никто не питает симпатии к дикарям. То-то обозлятся шаваны! Но ничего, им же на пользу: хотят заседать в Палате — пускай учатся хитростям.

Эмбер ударил серебряным прутиком по стеклянной сфере на своем столе. Раздался тонкий чистый звон, означавший: «Прошу внимания, милорды». Еще одна традиция, истоков которой Эрвин не знал.

— Ради мудрости Палаты, теперь слово дается его светлости герцогу Морису Лабелину.

Жирный Дельфин не без труда поднялся с места и прошествовал к центру зала.

Список всех вопросов, которые будут заявлены в Палате, раздается лордам в письменном виде накануне вечером. В гербовом листе, скрепленном печатью имперской канцелярии, приводится краткое изложение каждого вопроса, имя оратора, его позиция по данному вопросу. Там даже оставляются прочерки, чтобы представитель мог вписать собственные заметки, скажем: «Отказать, сославшись на седьмую заповедь», или «Противоречит Юлианину кодексу 22.4». Словом, обычно вопросы дневной повестки не являются сюрпризом. Единственное исключение — первый день заседания. Накануне не было никаких гербовых листов; все, что известно наперед, — краткие записи мелом на доске у входа. Если лорд хочет сделать свое выступление внезапным, он должен выступить первым днем. «Его светлость М. Э. Д. Лабелин об итогах войны» — значилось на доске. Так и быть, послушаем, что неожиданного скажет Дельфин об итогах. Пожалуй, станет просить обратно какие-то куски своих земель — может, Лабелин или Солтаун. Вероятно, предложит выкуп.

Эрвин успел прикинуть возможный размер выкупа за каждый город, пока герцог Южного Пути взобрался на трибуну, отдышался, отер лицо платочком. Он заговорил брюзгливым тоном человека, которого хитрый торгаш пытался обвесить на базаре:

— Лорды и леди, оно хорошо звучит — борьба против тирана. Для менестрелей самое то. А что было на деле? Герцог Ориджин вроде как бился с тираном — но забрал не его земли, а мои. Я никого не тиранил, а просто исполнил вассальную присягу — помните такую? «Клянусь служить щитом своего сюзерена». Я послужил — и лишился половины земель. Ну, словом… — он вздохнул, будто сильно устал от своей речи, — я требую возврата всех захваченных земель. Во имя справедливости. И ради здравого смысла тоже. Вряд ли кто из вас хочет завтра оказаться на моем месте.