"Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель (СИ) - Суржиков Роман Евгеньевич

Их провожают на ночлег, отпирают двери роскошных покоев. Четверка ханидов — Кнут и Муха, Чара и однорукий Сормах — следуют за Паулем, как почетный караул. Чара шепчет:

— Гной-ганта, не оставайся здесь один! Эти люди — гниль. Позволь нам защитить тебя!

— Я не один, — усмехается Пауль, сгребая в охапку Аланис.

— Она не воин, как мы. Позволь остаться в твоей спальне!

Преданность Чары весьма трогательна. Но Пауль только смеется:

— Моя женщина будет стесняться при вас.

— Мы заночуем снаружи, у двери! Никого к тебе не впустим!

— Нет. Ступайте в город, к орде. Вы нужны всадникам, а я о себе позабочусь.

Они продолжают толпиться в дверях, и Пауль рявкает:

— Вон!

Чара мечет взгляд в Аланис: «Береги его! Если что — не прощу». Сормах говорит напоследок:

— Гной-ганта, мы под замковой стеной. Свистни — услышим!

Они уходят, а Пауль сдергивает одеяло с постели:

— Ложись, красавица.

И тогда ее прошибает мертвенный страх. Она застывает, как скульптура из снега, морозная плакса. Пауль ухмыляется:

— Не бойся, не трону. Просто согрею, ты же вся дрожишь.

Она и не боится близости — перегорело, стало пеплом. Другое внушает ужас: перед грудью Пауля вьется стайка мушек. Вечность работает в неполную силу, но и того хватит с лихвой.

— Сними… — просит она.

— Ах, вот оно что!

Пауль скидывает рубаху, обнажив жуткое, покрытое шрамами тело. На груди пузырится черное пятно. Он подносит к нему ладонь, шепчет слово — и клякса стекает с кожи, ложится в руку, превратившись в шарик тьмы. До странности крохотный — вдвое меньше, чем был у Рей-Роя. Пауль сует его под матрас.

— Теперь ложись, обниму.

Аланис заглядывает в шкаф, находит ночной халат. Переодевается, ложится. Действительно, ее трясет, едва не стучат зубы. Пауль укладывается рядом, подгребает к себе. Шепчет на ухо:

— Не бойся, девочка. Все будет хорошо.

Ее тошнит. Жалость! Жалость отвратительного гада! Какою ничтожной надо стать, чтобы тебя жалели даже твари!

— Устал я, — бормочет Пауль, укладывая руку ей на грудь. — Сладких снов. Завтра поболтаем.

Аланис корчится от омерзения. Аналогия, сходство сцен хлещет соленой плетью. Джоакин, поганый путевский наемник, точно так же лапал ее. Тоже жалел и пытался согреть. Шептал на ухо нежности… Тьма и черти! Кто ж я такая?! Отчего мое место — под рукой мерзавца?!

Пауль уже храпит, догорает и гаснет свечка. Аланис стонет от презрения к себе. Конец пути. Она вынесла почти все. Прошла огонь и смерть, боль и страх. Но жалость Пауля!.. Это — разгром. Унижение. Лицом в грязь…

Она ищет то, что может собрать ее воедино. Такой вещи нет. Все испробовано и потрачено. Воспоминания, отец и брат, рубин на браслете, тонкие пальцы, пансион Елены, виноградник Эвергарда… Всему было время когда-то, теперь прошло. Последний шаг — самый трудный. Сил уже нет, выжата досуха. Костяк, обтянутый кожей.

— Эрвин… — шепчет Аланис.

Она не ждет от него помощи, ведь он — слабей ее. Он не прошел бы ее путь. Упал бы еще в Альмере, или даже в пустыне. Эрвин нужен для иной цели. Едва призрак появляется, Аланис шипит ему в лицо:

— Подонок! Худший из гадов! Эти трое — могильные черви, но я досталась им только из-за тебя! Ты не помог мне. Я ненавижу тебя настолько сильно, что…

Она захлебывается словами, поскольку Эврин… хохочет! Смехом отметает всю ее злобу:

— Какая же ты дура! Действуй, а не болтай!

— Я ненавижу тебя, мерзавец!

— Ага, я понял. А теперь слушай. Священный Предмет требует осознанной команды. Во сне осознавать нельзя. Пауль храпит, вечность ему неподвластна. Действуй же, дуреха!

Дрожь уходит. Аланис поворачивается на бок. Этот сладко сопит, пуская слюни. Гадость.

Она медленно, осторожно сунет руку под матрас. Она помнит, как идовски чуток сон Пауля. Невесомая пиявка на шее смогла его разбудить. Она движется медленно, словно капля смолы на древесном стволе. Пальцы натыкаются на твердое, прикосновение прошибает льдом. Вот она — Вечность!

Теперь взять и вытащить. Злодей спит чутко, как невинная девица. Нужно вынуть яблоко из-под его головы! Невозможная задача! Аланис тащит с мучительной медлительностью, мышцы от напряжения сводит судорогой. Она мысленно шепчет Эрвину:

— Сам ты дурак. Этот проснется — и заморозит меня, как Бекку!

Он отвечает:

— Не яблоко, а слива. Вечность ссохлась, или ты не заметила?

Предмет выходит из-под матраса. Черный в черноте, Аланис не видит его, но наощупь чувствует: верно, мелкая слива. А Пауль по-прежнему сопит. Аланис ползет из-под его руки. Он всхрапывает и хватает ее. Воображаемый Эрвин хлопает себя по лбу:

— Да не крадись ты! Двигайся спокойно, как человек во сне!

Правда. Они засыпали в обнимку, а потом откатывались — и не просыпались. Тела не реагировали на спокойное движение.

Аланис перевернулась, сбросив с себя руку Пауля. Он всхрапнул и сам перекатился на другой бок. Еще не веря в удачу, она поднялась. На цыпочках, босыми мягкими ступнями прошла по комнате. Куда спрятать? Куда девать ее, а? Воображаемый Орижин нарисовал кончиком пальца выключатель, как у искровых ламп. Подписал: «Мозги». Щелкнул.

— Сожри тебя тьма! — ругнулась Аланис, однако включила рассудок и сразу нашла решение.

Роскошная спальня снабжена собственной уборной. А канализация у замка — общая! Она ведет или в Дымную Даль, или в огромную выгребную яму. Ни там, ни там Пауль в жизни не найдет Предмета! Аланис шагнула к уборной — и тогда услышала лязг.

В лунном свете блеснул кончик ножа, введенный в дверную щель. Он принялся шарить вверх-вниз, отыскивая щеколду. Оставался один миг, и Аланис, не задумываясь, сунула Предмет в единственное доступное место. А потом крикнула:

— Пауль, проснись!

В тот же миг он сел в постели и нацелил Перст Вильгельма на дверь. Мог сунуться под матрас за Вечностью — но к счастью, не сделал этого. Видимо, не счел опасность серьезной.

Дверь отворилась, и в проеме показалась путевская рожа. Джоакин Ив Ханна воззрился на Аланис в халате, потом заметил Пауля с Перстом. Дернулся назад, врезался в кого-то, стоящего за спиною. Пауль издал смешок:

— Входите, не стесняйтесь.

В коридоре послышалась возня: дорогие гости решали, кого втолкнуть первым. Выбор пал на Джоакина. Пригнувшись, он скользнул в комнату и сразу бросился к шкафу, чтобы использовать как прикрытие. На полпути споткнулся о табурет, издал грохот, выругался. Аланис и Пауль обменялись усмешками.

— Добро пожаловать! — крикнул Пауль остальным. — Не стойте на пороге!

За Джоакином вошел Рихард. Потом какой-то шейландец. Потом лорд Мартин, и наконец — сам Кукловод. У всех были Персты, но ни один не пробовал прицелиться в Пауля. Лед держался уверенно, остальные сутулились, пряча головы в плечи. Они выглядели стайкой воришек, пойманных на месте преступления.

— Ну же, поведайте, с чем пришли?

Аланис возразила Паулю:

— Не желаю их слушать. Я не одета для беседы. Пускай уйдут.

Она подумала: ведь правда, если он скажет им убраться — они не посмеют ослушаться. Так и сбегут без единого слова, вот будет потеха! Но Пауль смилостивился:

— Пускай говорят.

Воришки переглянулись. Согласно иерархии, слово было за Виттором. Он попытался сказать, но закашлялся, посмотрел на брата. Мартин, казалось, вот-вот хлопнется в обморок. Слово взял самый храбрый — Лед:

— Командир, мы хотим задать несколько вопросов. Уж прости, но нас смутили кое-какие твои поступки. Будем рады, если объяснишь свои действия.

Пауль невзначай поиграл Перстом.

— Смутили, значит?

— Мы не понимаем тебя.

— Не понимаете?

— Мы хотим тебе доверять, но питаем сомнения.

— Экое несчастье!

Повисла тишина. Пауль не спешил продолжить беседу, и никто из воришек не смел надавить. Аланис устала стоять и уселась на подоконник. Наконец, Пауль соизволил:

— Ну, выкладывайте свои вопросы.

Лед сделал пару шагов и встал между Паулем и Аланис. Казалось, он прикрывает ее собой, но на деле — сам прикрывался ею, ведь выстрел Перста способен прожечь его насквозь.