Нет звёзд за терниями (СИ) - Бонс Олли

Поселение оказалось в часе пути от Вершины. Ехали, правда, неторопливо, старик не заставлял жабу прыгать, и она брела, переставляя лапы. Вышло лишь чуть быстрее, чем если бы пешком.

Неудобное сиденье давило, спина ныла, и Гундольф дождаться уже не мог, когда позволено будет покинуть эту кабину и распрямиться. Но вот показалась впереди тёмно-синяя полоска моря между выцветшим небом и каменистым берегом, ветер стал солёным и влажным, и стало ясно, что они подъезжают.

— А где ж поселение? — насторожился путник, не замечая на берегу ни единой хижины. Лишь небольшой проржавевший корабль, по виду давно заброшенный, чуть заметно покачивался на волнах (и как ещё не сел на дно). К нему тянулась длинная рука причала.

— Так вот это ж оно самое и есть, — указал вперёд старик. — Внутри мы все и обитаем, да. От раздольцев укрываться надобно, чтоб не прознали.

— От кого укрываться? Вражда у вас с кем-то, что ли?

— А, ты ж не знаешь, ну я те поясню. В краях этих всего один город настоящий и остался. Зовётся, значит, Раздольем. Всего там вдосталь — и рыбу разводят, и в теплицах что-то растят, ну чисто как в прежние времена. Воды ток в обрез, так что всех пустить не могут. Ты счёт-то знаешь, представляешь, что такое две тысячи?

— Ага, — кивнул Гундольф.

— Так вот, столько человеков там и живёт. Ну, может, чуть больше али меньше, не суть. Раньше-то это считался бы паршивый городишко, а теперь — самый большой, что есть. В других люди прежде держаться пыталися, да долго ли продержишься, если рядом воды нет. Так и разбрелися помалу, всё больше к Раздолью потянулися. А раздольцам повезло, вода под боком, да ещё в Запределье их источники, да из пустошей сами на обмен, бывает, тащат чего... тьфу ты, песку наелся!

Рассказчик умолк, достал из-под сиденья флягу, шумно ополоснул горло. Ему пришлось отпустить рычаги, и жабу сразу повело влево.

— Правителей у них там целых три — побоялися, наверное, что один с таким городищем не управится, — продолжил старик, выравнивая курс. — Один за городом следит, дома починяет, второй за людями — чтоб работали как надо, да склоки всякие рассуживает. Третий за еду и воду у них отвечает, да отправляет кого на поиски новых источников. Найдут свободный — застолбят, людей поставят, и уже вода эта только для города.

Тут он закашлялся и сплюнул, угодив прямо на приборную панель, где лежала карта, но даже не заметил.

— Так вот, значит, — продолжил он, — сколько-то десятков лет назад, когда старый Стефан звался ещё молодым Стефаном, жили мы дальше отсюда, в четырёх часах пути вдоль побережья. Умные головы средь нас были, соорудили опреснители, чтоб из морской горькой воды, значит, делать ту, что для жизни годится. К нам ещё народ прибился, поселение росло, а пищи стало не хватать. Рыба морская — оно хорошо, конечно, да если те каждый день её суют, опротивеет. И пошли, значит, наши в Раздолье, зерна выпросить али обменять. Мы б воду дать могли, рыбу ту же. А раздольцы возьми да и спроси: как, мол, собираетесь зерно растить, откудова воды столько у вас. Пришли, поглядели, как оно всё устроено, опреснителями полюбовались, да и забрали всех наших мастеров до единого к себе в город. Сказали, опыт перенять, шибко уж он полезный.

Речь старика становилась всё быстрее, он покраснел даже, сурово сдвинул брови, обернувшись к Гундольфу. Жаба замедлилась, остановилась почти.

— И что, думаешь, хоть кто вернулся? Ни мастеров, ни зерна, вот так-то. Неладное дело вышло, я те так скажу, и не верю я, что нашим в городе место дали. У всех семьи поосталися на побережье, дети. Мой отец был средь тех, что ушли, да и я б пошёл, кабы ногу о камни перед тем не поранил. Вот не верю, что они там осталися и весточки послать нам не захотели. Да и в Раздолье что-то и посейчас воды не больше прежнего. А ещё, как ушли мастера, в одну из ночей опреснители наши кто-то переломал. Вот тогда и поняли мы, что гнусные раздольские правители боятся, кабы их не погнали. Оно ж как: если люди и без них жизнь свою устроят, в воде нужды не будет, то и город станет не так важен. А то и нового кого слушать станут, а тех долой. Вишь, паршивые какие людишки, верховодить им важней оказалося, чем налаживать будущее Светлых наших земель. Так и мы, остальные все, ушли подальше, нажитое бросили, чтоб и нас однажды ночью не порешили. Стережёмся теперь, чтоб те и не прознали о нас, не высовываемся. А если в городе что нужно обменять, всегда врём о том, откуда мы есть. Вишь, жабу даже землёй мажу, чтоб на камень смахивала. Как в Раздолье едем, мы её прячем в одном местечке, а дальше ногами.

— Я её за валун и принял, — кивнул Гундольф. — Слышь, старик, а ведь в городе-то этом, пожалуй, и не обрадуются, что кто-то из другого мира здесь всё переменить желает. Хотя когда это было? Правители с тех пор уж новые, я думаю.

— Ну проверь, если те жить надоело, — хмыкнул старый Стефан. — Меня как-то всё к Раздолью не тянет, хоть и годков прошло предостаточно. Однако же, прибыли мы.

Гундольф упёрся подошвами в пол, готовясь к тому, что жаба накренится вперёд. Но старик дёрнул рычаги, и все четыре лапы согнулись одновременно. Сиденье ушло из-под пассажира, а секундой позже он приземлился на ящики с подозрительным треском.

— Что такое, сломал? — засуетился старик. — Ох, ох, так и знал я! И ремень-то порвал, что за нескладный ты человечишко!

— Этот хлам и так еле держался, — сконфуженно ответил Гундольф. — Ну, я тебе починю сиденье, если проволоки дашь.

— Проволоки! Думаешь, так просто её здеся раздобыть? Сам уж починю, а ты выбирайся, наружу иди, говорю. Ох, бяда-то какая, горюшко... Вот ежели, может, цвяток свой дашь, то мы и в расчёте...

Но Гундольф прихватил сумку с собой. Он выбрался кое-как, распрямился, потянулся с наслаждением. Оглядел побережье, но взгляд тут ни за что не цеплялся, кроме камней да обломков скал. Никаких признаков, что здесь обитают люди.

А впрочем, нет. Вот сушатся сети на валуне, а рядом лежит сломанное весло — кто-то взялся соединять треснувшую рукоять скобой, да так и забросил дело на середине. А вот из-за камня выглядывает небольшая постройка, может, сарай. И причал, у которого спит корабль, чистый, вымытый будто. А на палубе что-то стоит, не видать отсюда, и сбоку бельё сушится, развеваясь по ветру.

Поодаль в море лодка, а в ней человек... нет, там двое. Второй в воде — должно быть, ловят что-то.

Тем временем в боку корабля отворилось круглое окошко, кто-то выглянул ненадолго. Вскоре сошёл по трапу человек, затем второй, заспешили и другие по причалу, и вот уже Гундольфа окружила целая толпа. Все в бедной, заплатанной одежде, выцветшей и неглаженой, с волосами, спутанными ветром и солёной водой, но крепкие по виду, не из голодающих.

— Стефан! Кого ж это ты привёз?

— Эй, парень, откуда будешь?

— О, гости прям с утра! Ребята, глядите, какой богатей к нам пожаловал.

— А и правда, это что у него вот? Это откуда человек?

Старик, выпятив грудь, вышел вперёд.

— Ну, братцы, не поверите вы, да ток человек этот из другого мира!

Раздались смешки, но лица по большей части остались серьёзными, настороженными даже.

— Старому Стефану лысину напекло, не иначе!

— Из какого ещё другого мира-то? Из Раздолья, что ли? Ты кого притащил к нам, дурень старый?

— Дайте договорить, бястолковые! Из другого — ну, значит, не из Светлых земель, — пояснил старик. — Еду я ненароком мимо горищи той, что на пути к покинутому городу...

— Ненароком? — переспросил Гундольф, поднимая бровь. — Ты же, дед, сказал вроде, что искал таких, как я.

— Искал? Да никого я не искал! — заюлил старый Стефан. — Мимо проезжал...

— Темнишь! — выкрикнул кто-то. — С чегой-то ты каждый день уезжать-то начал, а? Прежде всё больше дома торчал.

— Да поразмяться, что пристали-то!

— Топливо жгёшь задаром, ты-то? Ври больше!

— Ты, дед, упомянул, что встречал человека из наших, — сказал Гундольф. — Значит, с тех пор и ждал, что появятся другие, верно я понимаю?