Костотряс - Прист Чери

— Анжелина!

— Не смотри на меня так. Будь он псом, ты бы не дал ему страдать. Только он не пес. И я не против, чтобы он пострадал. Знаешь, что у него в бутылке? Вот в этой, которую он прижал к себе, как родное дитя?

— И что же?

Он высвободил бутылку из вялых пальцев Руди. Жидкость за поцарапанным стеклом была негустой и мутной, имела зеленовато-желтый оттенок и чуточку отдавала кислым душком Гнили, а еще соленой водой и, кажется, керосином.

— А бог его знает. Тут у них химическая лаборатория — пытаются сотворить с этой гадостью что-нибудь этакое, чтобы ее можно было пить, курить или нюхать. Жуткая пакость эта Гниль, трудно ее приспособить под людей. Ну а Руди, старый дезертир, просидел на ней много лет. Я ведь что тебе хотела внушить тогда, в туннеле: он потащил тебя сюда лишь потому, что надеялся на награду от Миннерихта. В один прекрасный день эта несчастная отрава должна была его убить, и, по-моему, сегодня как раз такой день.

Она бросила мрачный взгляд на бутылку, потом на лежащего мужчину.

— Мы должны ему помочь, — сказал Зик, не желая мириться со смертью человека.

— Все-таки хочешь его пристрелить?

— Нет!

— Вот и я не хочу. Не заслужил. А вот мучений и смерти — вполне. Он в свое время много наделал мерзостей, чтобы раздобыть себе вонючего пойла. Или пасты, или порошка… Оставь его. Прикрой, если считаешь правильным. На этот раз ему не оклематься. — Она встала и, похлопав по столешнице, продолжила: — А по-моему, он не знал даже, что это. Искал небось, где бы поживиться своей любимой дрянью, забрел сюда и вылакал первую попавшуюся бутылку.

— Вы так думаете?

— Да, я так думаю. У Алистера и так с мозгами было туговато, а он и эти крохи угробил желтухой.

Зик тоже встал и завесил скатертью закуток под столом, где отбивала зловещий ритм о доски пола голова Руди. Он не мог больше смотреть на это.

— А вы что здесь делаете? — спросил он Анжелину, удовлетворяя сразу и любопытство, и потребность сменить тему.

— Разве я не говорила, что хочу его убить?

— Я думал, вы не всерьез!

Она в искреннем замешательстве ответила:

— А почему нет? В списке тех, кого бы мне тут хотелось убить, он не первый, но все-таки имеется.

Когда она замолчала, мальчик заметил, что грохот наверху сменился редкими всплесками шума. В дверь на дальнем конце зала никто больше не колотился — оттуда не доносилось ни звука. Хватая ртом воздух, он выдавил:

— Лестница. На лестнице был человек.

— Ага, Иеремия. Здоровый такой, как кирпичная стена. Весь в броне.

— Да, это он. Он… он нормальный?

Принцесса догадалась, к чему клонил Зик:

— Как у всех мужчин, у него есть недостатки, но сюда он пришел, чтобы помочь.

— Кому помочь? Мне? Вам? — Зик метнулся к дверному проему и высунул голову наружу, озираясь по сторонам. — Куда он подевался?

Анжелина протиснулась мимо него в коридор.

— Мне кажется, он здесь ради твоей матери. Она где-то тут, на вокзале. Иеремия! — выкрикнула она.

— Да не орите вы! — шикнул Зик. — Так он здесь ради мамы? Я думал, ее нигде не могут найти!

— Откуда такие мысли? Миннерихт напел? Забыл, что я тебе говорила, пустая ты голова? А говорила я то, что он — лживая змеюка. Твоя мать тут уже сутки, если не двое. И Иеремия испугался, что доктор содеял с ней какую-нибудь гнусность. Иеремия! — еще раз проревела она.

Зик затеребил Анжелину за руку:

— Мама здесь? Она просидела тут все это время?

— Да, где-то здесь. Ее ждали в Хранилищах к утру, но она так и не вернулась. Тогда Дохлые всей толпой повалили сюда на поиски. И сдается мне, без нее они не уйдут. — И вновь она крикнула: — Иеремия!

— Хватит! — взмолился Зик. — Прекратите вопить! Нельзя!

— А как еще мне его искать? Ничего такого страшного. Все равно на этом этаже никого нет, — по крайней мере, мне никто не попадался.

— Тут несколько минут назад был Яо-цзу, — возразил Зик. — Сам видел.

Анжелина пристально взглянула на него:

— А вот теперь не смей мне врать, мальчик. Я видела этого злодея наверху. Он ведь спустился? Если да, то мне надо знать, куда он ушел.

— Туда. — Зик показал на угол коридора. — А потом вправо.

— Давно?

— Несколько минут назад, — повторил мальчик и схватил принцессу за руку, пока она не умчалась прочь. — Где он может держать мою маму?

— Не знаю, малыш, и выяснять нет времени. Мне еще старого душегуба искать.

— Так найдите время! — Зик не то чтобы перешел на крик, но в словах его звенела некая сила; такого тона он за собой не знал. Отпустив ее руку, он более сдержанно добавил: — Вы говорили, Миннерихт всегда лжет. Ну и вот, он сказал, что мама сунулась в город из-за меня. Это правда?

Она отвела руку и смерила его непонятным взглядом:

— Правда. Она искала здесь тебя. Миннерихт заманил ее на вокзал вместе с Люси О'Ганнинг. Люси вчера улизнула и отправилась в Хранилища за подмогой.

— За подмогой. Люси. Хранилища, — произнес он вслед за ней. Слова эти ничего ему не говорили, но казались важными. — Кто…

Терпение Анжелины было на исходе.

— Люси — это однорукая женщина. Увидишь ее — назовись, и она постарается тебя отсюда вытащить.

Принцесса отступила от него и бросилась бежать; разговор был окончен.

Зик опять вцепился ей в руку и резко потянул назад.

Анжелине это не понравилось. Сопротивляться она не стала, но, очутившись рядом с мальчиком, приставила ему нож к животу. Это была не угроза — пока что. Это была лишь пища для ума и предостережение.

— Быстро убрал руку!

Он послушно отпустил ее и проговорил:

— Где он может держать мою маму?

Индианка бросила нервный взгляд на поворот коридора и сердитый — на Зика:

— Я не знаю, где твоя мать. Подозреваю, он просто запер ее где-нибудь. Может, в одной из этих комнат. Может, и ниже. Я тут бывала пару раз, вынюхивала кое-что, но не могу сказать, что знаю вокзал как свои пять пальцев. Если снова встретишь Иеремию, оставайся с ним. С виду он чудовище, но пропасть тебе не даст, если мешать не будешь.

Сообразив, что на большее рассчитывать не стоит, Зик пустился прочь; сзади доносился бойкий топоток Анжелины, удалявшейся в другом направлении.

Он подбежал к первой же двери и распахнул ее.

Вся обстановка комнаты состояла из кровати, умывальника и комода — почти как в отведенных ему апартаментах, только здесь было не столь шикарно и чисто. Запах пыли и старого белья наводил на мысль, что комнатой очень давно не пользовались. Он вернулся в коридор, выкрикивая имя Анжелины, но тут же вспомнил, что она ушла без него. Даже шаги ее стихли вдали; мальчик остался наедине с рядом дверей.

Однако теперь он знал, что ему делать.

Следующая дверь была заперта.

В лаборатории уже не слышалось звуков дыхания — или же Руди дышал так тихо, что Зик ничего не уловил. Он на цыпочках подкрался к столу и, не заглядывая под мешковину, нашарил ботинком сломанную трость.

Та оказалась весьма увесистой. Даже с длинной трещиной, зиявшей в боку, она производила внушительное впечатление.

Мальчик кинулся к запертой двери и заколошматил тростью по ручке. Вскоре замок не выдержал, и дверь уступила напору.

Ворвавшись в комнату, он увидел перед собой горы хлама. На вид тут не было ничего полезного или нового, а вот кое-что опасное имелось. У одного из ящиков отсутствовала крышка; внутри лежали барабаны и другие детали от револьверов, мотки с проволокой. Соседний был набит опилками и стеклянными трубками.

А дальше ничего было не разглядеть: не хватало света.

— Мама? — попытал он счастья, хотя уже знал, что ее здесь нет. Сюда вообще никто не наведывался какое-то время. — Мама? — попробовал он еще разок, на всякий случай.

Ответа не последовало.

За следующей дверью Зик обнаружил еще одну лабораторию, плотно заставленную столами и лампами, которые можно было располагать под любым удобным углом благодаря шарнирам.

— Мама? — для порядка позвал он и вновь не получил ответа.