Эпоха героев и перегретого пара (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич

Павел Второй изгнал из армии большую часть генералов «неправильной» нации. Только при регентстве Шильдер смог устроиться на службу, и не по Инженерному департаменту, а через Адмиралтейство, уговорив адмиралов на субсидии прожекта «потаённого судна», которое не без гордости продемонстрировал Паскевичу.

— Признаюсь как на духу, ваше высокопревосходительство, выделанное целиком из металла подводное судно придумал не я, а минский дворянин Казимир Гаврилович Черновский. Трудно в это поверить, он подробно описал его, будучи закованным в железа и заключённым в крепость.

— За что же?

— При Александре Павловиче ещё. Польскую шляхту арестовывали тогда без разбору за малейшее подозрение на бунт.

— Я осведомлён, — кивнул Паскевич, знающий о польских чаяниях от Юлии Осиповны достаточно подробно. — Помню их призывы: низалежность Речи Посполитой, ещче Польска не згинела, долой русскую оккупацию, et cetera.

— Письмо путешествовало по канцеляриям и попало-таки под высочайшие очи, но уже фюрера. Свободу Польше он дал, Черновского выпустил, как и мне не дав ни рубля. А летом двадцать шестого К.Г.Б. арестовало его вновь. Шляхтич заявил, что с его Родиной поступили подло, не отдав «исконно» польские земли — Минск, Витебск, Гомель. То бишь всю Белую Русь до Смоленска и Малую до Днепра. Сгинул в Тобольске, а бумаги его сберёг и мне передал инженер-генерал Питер Базен, получивший их из рейхсканцелярии. Не только сохранил, дополнил изрядно. Предложил поставить медную зрительную трубу с зеркалом, дабы из-под воды обзор иметь.

За этим разговором они пересекли огромную площадь демидовского завода, направляясь в дальний сарай больших размеров, охраняемый отдельно матросами с винтовальными ружьями. Рядом скрипел снегом в валенках огромного размера Мирон Черепанов. Часовые проверили не только Паскевича, но и обоих инженер-генералов, коих наверняка видели сотни раз.

Здесь также промёрзло, как и на улице. С каменного полу был убран снег, царил полумрак, чуть рассеиваемый узкими оконцами в вышине. Среди рукотворной таинственной пещеры на деревянных козлах притаилось нечто, чему в нашем языке не сыскать нужных слов, кроме совсем уж коротких и выразительных.

Железное и сильно вытянутое яйцо с острым носом, склёпанное из листов, походило на странную рыбу. О водном назначении говорил рыбий хвост на корме и гребной винт. Считая сие чудовище судном, длинный металлический брус, торчащий впереди, правильно именовать бушпритом.

На спине у яйца (представим на миг — у яиц бывают спины) вырос горб овального сечения, к которому сверху прилепился паровой катер вроде участвовавших в бою вместе с фрегатом «Паллада», вдвое примерно меньший, нежели нижняя часть.

Обретя дар речи, Паскевич заметил:

— Изрядно, видать, пана Черновского в каземате пытали.

— Нет, ваше высокопревосходительство. Он предложил обычную субмарину. Новое в его прожекте было выполнение целиком из металла, а не дерева, как выделывали до того, воздушные меха внутри, наполняемые водой для погружения, да ручной привод на вёсла-гребки. Такое судно я построил в Кронштадте, не имело оно успеха.

— Отчего же?

— К величайшему моему сожалению, Иван Фёдорович, многие вещи, кажущиеся очевидными в камере Шлиссельбургской крепости или за удобным кабинетным столом, на море иначе выходят.

— Расскажите, не томите уж.

Кивнул и молчаливый Мирон, пожелавший ещё раз услышать о давнем конфузе Шильдера.

— В ту пору я думал, что лодка с успехом способна под водой двигаться усилиями одних только матросов, качающих по бокам гребные вёсла, устроенные наподобие гусиных лапок. И вот, в присутствии инспекторов Адмиралтейства, субмарину мою отбуксировали пароходом к брандвахте Северного фарватера. В расстоянии до пятисот сажен от прикреплённой к плоту на якорь подводной лодки подан был сигнал для начала плавания оной под водою. Путь лодки для зрителей означался двумя железными шестами, на ней закреплёнными. В лодке находилось восемь человек экипажа, а для лучшего во время опытов управления я находился вне трюма на палубе, привязанный и погруженный в воду по грудь в непроницаемой одежде и с плавучими поясами.

— Привязанный? — охнул Паскевич. — А вдруг бы она погрузилась на сажень, захлебнулись бы?

— Новое дело всегда рисковое, — парировал Шильдер с бравадой, скорее уместной юнцу, а не зрелому генералу, ветерану нескольких войн. — Однако через зрительную трубу не имел случая обозревать залив в походе, пусть даже опытовом. Оттого вывел наружу длинный каучуковый рукав с рупором, через который отдавал приказания команде внутри корпуса. Для большей предосторожности за лодкой следовал катер, на котором находились некоторые запасные принадлежности и несколько людей.

— То есть субмарина ваша двигалась вся под водой?

— Да-с, Иван Фёдорович, над волнами только я по грудь, порой волны меня с головой накрывали, да железный шест за спиной. Лодка была снабжена прикреплёнными к бортам зажигательными фугасными ракетами, а на стержне, вложённом в бушприт, имела одну мину в двадцать фунтов пороху. Гальванический прибор помещался внутри лодки, а проводники от оного к ракетам и минам находились в моих руках. Направилась она к выставленному впереди для подорвания старому двухмачтовому транспортному судну. По отплытии пятидесяти сажен воспламенены были две ракеты.

— Постойте, — перебил фельдмаршал. — Снасть для пуска ракет спрятана была под водой?

— Так точно-с. В том и хитрость — противник не видит её.

— Вы сумели удивить меня, Карл Андреевич. Ракетами многие забавлялись, но из под воды… Удачно?

— Увы. По причине сильного волнения они не могли долететь до своей цели и разорвались в волнах, не в дальнем расстоянии от лодки.

— Волны там, судно качается, — подал голос Мирон. — Раз уж ракетами палить, то с поверхности.

— Верно! — не стал спорить изобретатель. — Но прошу вспомнить, что у субмарины есть и другое подводное оружие — двадцатифунтовый бочонок с порохом на гарпуне. Экипаж занялся отлитием воды, заплеснувшей в трюм через переговорную трубу, и мы снова продолжили путь. При приближении к судну мина, находившаяся на носу лодки, приткнута была к судну удачно, сама же лодка течением была увлечена под киль судна, но железные шесты с флюгаркою удержали её, и плывший сзади катер взял нас на буксир. После того взорвана была и воткнутая в судно мина. Оно, в борт пробитое, начало тонуть, но удержалось над водою, по причине значительной плавучести бочек, наложенных во внутрь. Я надеялся опыты подводного плавания продолжить, но на инспекторов Адмиралтейства сии потуги впечатление произвели дурное, испытания были прекращены. А потом случай свёл меня с господином Мэрдоком, пригласившим сюда. Так и родился «Тагил».

— На субмарине появился паровой двигатель на земляном масле, — догадался Паскевич. — Но как, скажите на милость, он работает под водой?

— Для этого и пристроена верхняя лодочка. С виду — плывёт себе паровой катер. Ежели ядрами его обстрелять, трубы и палуба толстобронные, выдюжат. А если и нет — достаточно бочек с пробковым деревом нагрузить. Лодочка не даёт «Тагилу» вглубь уйти, ровно на малой глубине держит.

— Мирон Ефимович, как считаете, не жарко будет под водой?

— Вестимо. Однако же ничего не буду утверждать, пока по весне на Волгу «Тагила» не свезём, там опробуем, — осторожно ответил тот. — Воздуходувные меха большие, с Божьей помощью справятся.

— Быть может. Только вот служба на таком судне — проще сразу на себя руки наложить. Скорость не выше чем у парового катера. Стало быть, противник сможет лодку догнать, высадить пару матросов на палубу, духовую трубу заткнуть, в дымовую воду залить. Найдутся доброохотники?

— Как не найтись, — усмехнулся Шильдер. — Все мы люди русские, даже я в некоторой мере. Ночь — наша союзница. И подкрасться тихо, и убежать подсобит. На большие расстояния лучше на буксире возить. Зато как на рейде внезапно взорвутся лучшие корабли, турецкие берега услышат это страшное для них слово, — он напрягся, поднял кулак ввысь, затем грозно и громко выкрикнул: — Тагил!!