Поручик (СИ) - Капба Евгений Адгурович

Эдик подпрыгивал от нетерпения – ему хотелось поскорее начать!

Кир Кирычу удалось подстрелить какого-то местно сайгака – черт его знает, как называется эта мелкая мохнато-рогатая живность – так что свежим мясом мы были обеспечены. Круп, сухофруктов и овощей у нас должно было хватить еще на несколько недель, но старик был непреклонен:

– С первыми холодами двинем в обратный путь – чтобы с запасом. Сколько намоем – столько намоем, а жизнь ради золота я гробить не собираюсь.

Наконец, мы пустили воду по желобам и взяли в руки лотки. Эдуард тут же кинулся набирать грунт со дна старого русла, плеснул воды, крутанул посудину раз, другой и разочаровано вздохнул:

– Ничего!

Старик не обратил на эмоции пылкого юнца никакого внимания:

– Пробуем здесь, здесь и здесь, – указал он своим корявым пальцем. – Когда нащупаем – подведем желоб и дело пойдет.

Мы возились с лотками, стоя по щиколотку в воде – по правде говоря она была довольно теплой, так что ругать такую работу было грешно. Разве что поясницу ломило. И когда я хотел было уже предложить сделать перерыв, Лазаревич вскричал:

– Есть! – и продемонстрировал нам дно лотка, посверкивающее желтыми искрами.

Эдик готов был лопнуть от зависти. Мы добавили длины желобам, застелили их дно мешковиной, уменьшили напор воды и взялись за лопаты. И дело пошло. Вода тонкой струйкой текла от плотины, размывая мягкие породы и оставляя на дне камешки, кристаллики и – золото, много золота!

В основном – мелкие крупинки, которые старатели называют "золотой песок", но попадались и небольшие самородки – поменьше, чем тот, что предъявил в качестве доказательства Кир Кирыч в первую нашу встречу, но всё равно. За день мы выбрали примерно полторы унции драгоценного металла и остановились только потому, что совсем стемнело.

Насколько я мог судить, это было совсем неплохо!

– Это если мы в таком темпе продолжим – то за месяц работы здесь можно дней пятьсот-шестьсот из срока выкидывать… Ну, то есть нас четверо – стало быть по полгода на брата! Дела-а-а… – мечтательно проговорил Вольский, откидываясь на топчане после сытного ужина. – Я следующей весной точно сюда приду! Эдак если исхитриться можно не только срок скостить, но и состояние заработать – как вольный старатель! И какой ерундой я занимался до этого… Вот оно, богатство – под ногами, только руки приложи…

Кир Кирыч даже храпеть перестал от удивления. Он открыл сначала один глаз, потом второй. Приподнялся и спросил:

– Это ансамблейщик говорит, что лучше работать, чем мятежничать? Аль рак свистел где, не слышали? А может неведомое что в тайге померло? – хихикнул и, повернувшись на бок, пробурчал: – Земля наша велика и обильна, а порядку в ней нет!..

Не простой дед, похоже. Притворяется простачком, а сам…

День шел за днем, и количество золотого песка в жестяной банке из-под ветчины неуклонно росло. Явно портилась погода и тьма стремительно отвоевывала себе час за часом у светлого времени суток. Однажды за работой я спросил у Кир Кирыча:

– Деда, а скажи, что ты там о могилах говорил? Какие такие могилы?

– А зачем они тебе, внучок? – недобро прищурился старик.

– Я видишь ли, офицер. И есть у меня думка, что в этих местах родня моя загинула, милостью уполномоченных в синих мундирах. И очень мне бы хотелось хоть крест какой поставить, чтобы память их почтить.

– Не того ты полета птица, чтобы тут твои близкие лежали! – крутанул головой Кир Кирыч, а потом умиротворяюще развел руками: – Нет, нет, Царствие им небесное и вечный покой – хорошие люди должно быть были, и мученическую смерть приняли, но… Тут такие лежат, что и сказать страшно!.. А могилки я им справил, справил… Все, кроме одной!

Мне показалось, что в глазах старика мелькнуло безумие.

Как оно обычно бывает – сначала долгие дни ничего не меняется, а потом в считанные часы всё идёт к черту.

– Волки! – заорал Лазаревич и метнулся к избушке за копьем.

Старик уже снимал со стены самострел, я побежал к поленнице – за смолистой лучиной. Хищники боятся огня. Вольский и Эдик бежали к нам от плотины, а волки входили в долину шеренгой – один за одним. Такое поведение было для хищников нехарактерно – они в общем-то предпочитали обходить людей стороной.

Вспомнился револьвер, но раскапывать ящик было поздно – звери были близко. Я сунул лучину в костер, давая разгореться, и взялся за острогу, какой старик бил крупную рыбу в местных речушках.

Вольский и Эдик были уже здесь, вооружаясь чем Бог послал – топором и лопатой. Хищники кружили вокруг избушки, сужая радиус витков.

Первый зверь кинулся на нас мощным прыжком, и Кир Кирыч разрядил в него самострел – прямо в грудь. С хрипом волк покатился по земле. Тут же кинулись еще двое – я принялся швыряться горящими головнями, стараясь отогнать хищников – и это сработало. Послышался визг и поскуливание – огня они боялись, да и паленой шерстью запахло – выходит, попал!

Вдруг сзади кто-то вскрикнул и послышалась возня рычание. Они обошли сзади! Пришлось хвататься за острогу и вступать в рукопашную схватку. По земле катался Кир Кирыч и матерый волчище, схватившись не на жизнь а на смерть. Вольский размахивал топором, не давая подступиться к себе хищнику поменьше, Лазаревич выплясывал с копьем, желая помочь старику, но боясь задеть его ненароком.

А где чертов Эдик? Думать было некогда – мы с Лазаревичем переглянулись и одновременно навалились на волка, который терзал старика. Мы подняли его на копья и швырнули прочь – подыхать. С распоротым брюхом и кишками наружу даже лесной зверь не выживет…

Похоже, это был вожак, потому что стая вдруг отступила и покинула долину под аккомпанемент жуткого воя.

Вольский схватил самострел Кир Кирыча, быстро натянул тетиву и выстрелил вслед ретирующимся хищникам – полный страдания визг свидетельствовал о том, что его месть удалась.

– Скорей, тащите его внутрь! – старику явно было худо.

Кожух защитил его тело, но на голове был глубокие следы от когтей – волк чуть не снял ему скальп! Да и правая нога выглядела скверно – икра была разорвана клыками.

И я, и Вольский имели некоторое представление о полевой медицине, потому сумели обработать раны и наложить повязки. Но крови Кир Кирыч потерял много, и что делать дальше – мы не представляли. Еще и Эдик куда-то запропастился.

– Пойду поищу этого… – сказал Лазаревич. – Как бы с ним чего не случилось!

И вышел наружу, прихватив копье.

Вольский посидел еще немного в избе, а потом сказал:

– Нужно перекрыть желоб, пока совсем не стемнело. А то смоет всё к чертовой матери… – и тоже вышел.

Я остался наедине с Кир Кирычем. Старик дышал тяжело, зрачки под закрытыми веками шевелились. Я подошел ближе, чтобы попробовать дать ему напиться, как вдруг он задергался и забормотал:

– Могилка-то! Могилка пустая! Три – полные, одна пустая… Не попустил Господь стране сиротой остаться, уберег наследника, из-под земли достал… Три ангела небесных мученическую смерть приняли, три девицы-красавицы, а он, сокол наш… И-и-и-и! – старик открыл глаза и бешено вращая глазами вдруг поднялся на топчане и схватил меня за грудки. – Поручик! Поручик, твоё благородие, твою растакую мать! Он живой, живой, вылез из-под земли и ушел пещерами! Не верь никому, живой сокол ясный, я все могилы сам раскапывал – неглубокие они, едва присыпаны. Принцессы лежат аки ангелы небесные нетленны и прекрасны, а его – нет! И земля рыхлая! Не веришь мне – сам убедись, у лагеря, где скала белая и кедры растут- там я и кресты поставил, и написал всё как положено!

Кир Кирыч жутко всхрапнул и вдруг обмяк прямо у меня на руках. Я видел достаточно трупов за эти годы, чтобы не сомневаться – старик умер. Нужно было сообщить об этом другим, и я, застегнувшись, вышел на улицу. От желоба доносились какие-то странные звуки:

– Пусти, пусти я тебе говорю! – кричал Лазаревич. – И положь, положь на место!

Я с самыми дурными предчувствиями метнулся к тому месту, где хранились динамитные шашки и револьвер – и обмер. Земля была раскопана. В ответ на мои мысли раздался первый выстрел, затем второй, и голос Вольского: