Царь нигилистов (СИ) - Волховский Олег

— Четвертая русская революция, — ответил Саша.

— Четвертая… — повторил царь. — Хоть последняя?

— Не знаю. Но думаю, что нет.

— Империя полностью распадется?

— Чечня и Дагестан останутся. На моей памяти.

— А Польша? — спросил царь.

— Отложится еще после третьей, семьюдесятью годами раньше. Впрочем, не все почитают эту третью революцией. Некоторые называют Октябрьским переворотом. И я, в общем с ними. Самая разрушительная. По крайней мере, по числу жертв.

— Эта та, по сравнению с которой весь якобинский террор — милый пикник утонченных интеллигентов? — вмешался Никса.

— Да, — сказал Саша.

— Никса, это Саша так сказал? Про пикник?

Никса кивнул.

— Будет больше жертв, чем во Франции? — спросил Александр Николаевич.

— Намного, — сказал Саша.

— Никса, что он еще наговорил? — спросил император.

И в его объятиях стало как-то неуютно.

— Что всю семью последнего русского императора расстреляют вместе со слугами и лейб-медиком, — сказал Никса. — Что этого царя будут звать Николай Второй, но что это не я, потому что я не буду править.

— Саша, это так? — спросил государь.

— Да. Но я не фаталист. Не зря же мне это показали. Возможно, удастся предотвратить. Мне кажется, что история — это такое железнодорожное полотно с развилками. На развилке можно перевести стрелку и пустить поезд в другом направлении. Эти развилки называются «точками бифуркации» — моменты крайней нестабильности. Что бы было, если бы Юлий Цезарь не пошел в тот день в Сенат?

— Саша еще предсказал вашу смерть, папá, — добавил Никса.

— Когда? — спросил император.

— Примерно лет через двадцать, если ничего не удастся изменить, — сказал Саша.

— Убьют? — спросил Александр Николаевич.

— Да, террористы. Бросят бомбу.

— Как в Наполеона Третьего? — спросил царь.

— Примерно.

— Но он спасся.

— Это будет не первое покушение, — заметил Саша.

— Какое по счету? — поинтересовался император.

И снова затянулся.

— Не знаю, — сказал Саша. — Вначале будут пытаться застрелить. Но не получится.

— Наполеона тоже убьют?

— Нет. Он попадет в плен и будет низложен.

— Когда?

— Не помню. Мне кажется до 1870-го года. Или вскоре после него.

— И что будет после Наполеона?

— Республика. Впрочем, не уверен. Французы изобретательны.

— А после русских революций?

— После первой: умеренно конституционная монархия. С парламентом и некоторыми гражданскими свободами. Но элементы самодержавия останутся, так что у меня компетентности не хватает на то, чтобы правильно это назвать. Но царь будет распускать одну Думу за другой, и этого ему не простят. И не только этого. Экономические проблемы не будут решены, и поражение в войне станет детонатором новой революции. В нестабильной ситуации лучше не ввязываться в войны. Первая революция тоже будет после поражения в войне.

— С кем?

— С Японией.

— Мы проиграем войну дикой Японии?

— Я бы не стал над ними надмеваться. У них тоже будет революция, но гораздо раньше, чем у нас. Как ни странно, целью и результатом революции будет свержение сёгуната и восстановление власти императора. И это им на пользу пойдет.

— Может и в Китае будет революция?

— Да. Свергнут цинскую династию. Последний император отречется от престола. Это будет между нашей первой и нашей второй. Ни одна абсолютная монархия не переживет ближайшие 60 лет. По крайней мере, в Европе.

Император затянулся еще раз, и огонь сигары опасно близко подобрался к пальцам.

— Никса, — сказал он. — Выйди. Подожди в коридоре.

И убрал руку с его плеча.

Никса покорно встал, но был крайне расстроен.

— Папá! — сказал Саша. — Мне кажется, Никса тоже должен знать.

— Саша, здесь я решаю, кто, что должен знать, — отрезал император.

Никса вышел и закрыл за собой дверь.

Небо за левым окном стало совсем багровым. Кабинет окутали сумерки.

Царь позвонил в колокольчик, и в комнату вошел лакей.

— Свечи зажги, — приказал император.

Он молча курил, пока слуга зажигал свечи в подсвечниках на ближайшем письменном столе, по пять на каждом.

— В Европе останутся монархии? — спросил царь, когда лакей ушел.

— Да, конституционные. Дания, Швеция, Норвегия, Нидерланды, Бельгия, Великобритания. Но у них все супер замечательно. Верхние строчки во всех рейтингах из серии «Лучшие страны мира». Не уверен, что это связано с монархией. Финляндия там же, однако парламентская республика.

— Та-ак, — протянул царь.

Попытался докурить остаток сигары, но обжег пальцы, поморщился и бросил его в пепельницу.

— Сиди, — бросил Саше.

Отошел к письменному столу и вернулся с большой золотой шкатулкой божественной красоты: бриллианты по периметру, бриллиантовый вензель в центре и два выпуклых золотых грифона по обе стороны от вензеля.

В шкатулке оказались сигары.

Взял одну, прикурил от вполне современного вида спички.

— Когда Финляндия отложится? — спросил он.

— После третьей революции, примерно тогда же, когда и Польша, — сказал Саша. — Ее потом попытаются вернуть, но безуспешно. Финны отобьются.

— Что будет после первой революции, я понял. Саша, что будет после второй?

— Очень короткий период с временным правительством и выборами в Учредительное собрание.

— Что решит Учредительное собрание?

— Ничего. Его разгонят сразу после Октябрьского переворота.

— Это который третья революция?

— Да.

— После нее будет республика?

— Не совсем, точнее одно название. Будет тоталитарная диктатура с полным запретом частной собственности, предпринимательства и отсутствием каких-либо гражданских свобод.

— На чем же она будет держаться?

— Сначала на массовом терроре, потом — на массовом воровстве и теневой экономике. Четвертая революция ее свергнет, но приведет к распаду той части страны, которая еще сохранит единство. Отложится вся Прибалтика, Украина, Белоруссия, Грузия, большая часть Кавказа и Средняя Азия.

— Почему ты считаешь, что будет пятая революция?

— Потому что там снова диктатура и тотальная власть спецслужб. Это, как если бы сейчас Россией управляло Третье Отделение.

— В этом что-то есть, — заметил царь.

— Ничего хорошего, — поморщился Саша. — К тому же они просто фанатично повторяют все ошибки, которые привели к первым двум русским революциям.

— Саша, почему Никса не будет править?

— Не знаю. Николай Второй — это не он. Ни время, ни внешность не совпадает.

— Не доживет?

— Теоретически может, но ему будет за семьдесят. Последнему русскому царю будет около пятидесяти, а наследнику — тринадцать.

— Они расстреляют тринадцатилетнего мальчика?

— Да. И девочек немногим старше.

Император снова затянулся и выдохнул сигарный дым.

— У Никсы язвы на шее, — сказал Саша. — Я хочу понять, что это.

— Золотуха.

— Я хочу понять, что такое золотуха.

— От этого не умирают.

— Здесь очень низкий уровень медицины, — заметил Саша. — Даже я, дилетант, знаю больше.

Царь усмехнулся.

— Давайте я вам все это на бумаге изложу? — сказал Саша. — События, даты, если знаю, точки бифуркации, где я думаю, что можно что-то изменить. Если ничего не исполнится — так и слава Богу — значит, бред. Может, это поможет мне сохранить разум. А вот, если начнет исполняться, значит, мы на этом дурном пути.

— Хорошо. Только дай мне слово, что никому больше об этом не скажешь.

— Об этом не скажу. Но я не всегда понимаю, где прошлое, а где будущее. Я Зиновьеву рассказал про Болгарию совсем не потому, что хотел продемонстрировать мой пророческий дар. Просто он упомянул Русско-турецкую войну, в которой участвовал. А я помнил, что война, вернувшая независимость Болгарии, называлась Русско-турецкой. Вот и предположил, что Болгария свободна.

— Знаешь, Саша, это все слишком безумно для бреда, — сказал император и затянулся. — И говоришь ты не как тринадцатилетний мальчик. Я совсем тебя не узнаю.