Бегемот - Вестерфельд Скотт

Иное дело, понятно, Ньюкирк.

— Черт нас дернул загрузиться в эту люльку, — бледнея при каждом очередном колыхании, запоздало сокрушался он. — В конце концов, мы поступали на воздухоплавательную, а не на слоновью службу!

— И не в дипломатический корпус, — ворчливо вторила ему Дэрин.

Коротко поздоровавшись, посланник со свитой попросту игнорировали обоих мичманов. Они все время ворковали с доктором Барлоу на французском, хоть и были поголовно англичанами. А как же, светский этикет требует. И похоже, ни словом не обмолвились насчет доставки припасов.

Интересно, как на «Неустрашимом» можно доставлять провиант на корабль? В хауде, с ее шелками и кистями, места под них особо не было, да и представить сложно, чтобы в этот изящный альков штабелями грузились ящики. В принципе, машина, как и настоящая элефантина, могла бы тянуть за собой повозку на колесах или полозьях, да только где ее взять? Может, что-то появится, когда они прибудут на базар?

— Юноши, не позволите мне вас кое о чем расспросить?

Дэрин обернулась. Обратившийся к ним человек выглядел иначе, чем остальные дипломаты. Одет небрежно, с заплатами на локтях, шляпа какая-то бесформенная, на шее громоздкий фотоаппарат, а на плече примостилась экзотичного вида лягушка. Посланник представил его как репортера какой-то нью-йоркской газеты. Видимо, оттого и странный акцент, американский.

— Вам бы лучше, сэр, расспросить ученую леди, — предложил Ньюкирк. — Мичманам с гардемаринами мнения иметь не положено.

Человек рассмеялся, после чего, подавшись вперед, негромко спросил:

— Тогда просто так, не для прессы. Ваш воздушный корабль здесь, в Стамбуле, для каких-то конкретных целей?

— Просто дружеский визит. — Дэрин кивнула в сторону посланника. — Дипломатия, все такое.

— А-а, — протянул репортер. — А я-то думал, потому, что сюда со всех сторон стекаются немцы.

Дэрин, приподняв бровь, покосилась на лягушку. Судя по крупной голове, «памятушка»-зверушка, которую используют для записи судебных слушаний и заседаний парламента. Надо быть осмотрительней со словами.

— В основном инженеры, — продолжал сотрудник прессы. — Все подряд строят. Недавно закончили новый дворец султана.

— Да-да, ученая леди как раз завтра туда направляется, — сказал Ньюкирк и осекся от незаметного, но ощутимого тычка Дэрин под ребра.

— Сэр, — обратилась к репортеру Дэрин, — а как вас, простите, звать?

— Эдди Мэлоун, из «Нью-Йорк уорлд». — Все так же улыбаясь, он протянул руку. — Ваше имя я, понятно, спрашивать не буду, ведь разговор у нас, как говорится, конфиденциальный.

Протянутую руку Дэрин пожала, прикидывая, может ли этот писака доставить хлопоты. Когда представлялся посланник, все имена щелкопер увлеченно записывал в потрепанный блокнот, а затем еще и делал снимки не менее потрепанным фотоаппаратом со вспышкой из светляка-фабриката.

Американцы вообще народ странный: ни дарвинисты, ни жестянщики. Берут и от тех и от других, а потом смешивают на свой лад. Все полагали, что в войну они ввязываться не будут, если только кому-то не хватит глупости их в нее втянуть.

— Впрочем, без немецких офицеров здесь тоже не обходится.

Мэлоун указал на двух часовых, застывших навытяжку у ворот летного поля. Вместо фесок на них были шлемы с заостренными шишаками, чем-то похожие на пилотский шлем Алека.

— Это германцы? — насторожился Ньюкирк.

— Нет, османские солдаты, — ответил репортер. — Но вы гляньте: раньше мундиры у них были куда цветастее, а теперь фельдмаршал обрядил их во все серое. Прямо как натуральные жестянщики.

— А кто это такой? — спросила Дэрин.

— Фельдмаршал? Лиман фон Цандер. Чистокровный пруссак, близкий к кайзеру. Османы назначили его в Стамбуле начальником гарнизона. Ваши друзья-дипломаты, понятно, подняли шум, и он поспешил ретироваться. Но не раньше, чем вымуштровал здесь всех на прусский лад! — Мэлоун попробовал изобразить чеканный строевой шаг, но в зыбкой хауде это плохо получалось.

Дэрин со значением поглядела на Ньюкирка: дескать, все понятно, чокнутый.

— Так османы поставили во главе своего дурацкого войска германца?

— Может, им просто надоело всем потакать? — Мэлоун пожал плечами. — Тут в свое время заправляли то французы, то англичане. А теперь все, дудки. Вы, наверное, слышали об «Османе»?

Дэрин неспешно кивнула.

— Ну да. Корабль, который позаимствовал лорд Черчилль.

— Позаимствовал?! — Писака, едко хохотнув, застрочил у себя в блокноте. — С вашего позволения, я позаимствую эту фразу у вас.

«Вот Dummkopf! — ругнула себя мысленно Дэрин. — Все-таки вырвалось».

А вслух сказала:

— Видимо, здесь это новость?

— Хороша новость! Да Стамбул просто стоит на ушах! Сам султан почти банкрот, так что этот дредноут купила вскладчину фактически вся страна. Бабульки продавали свои мониста и приносили деньги. Детишки разбивали копилки и на сбереженные гроши покупали билеты в театр теней на представления о нем и его монстре-спутнике. Так что этот корабль, можно сказать, принадлежит империи — по кусочку каждому из ее граждан! По крайней мере, так было, пока не пришел лорд Черчилль и не прикарманил его!

Репортер улыбнулся с безумным ехидством; лягушка у него на плече флегматично завела глаза, запоминая сказанное.

— То есть, — Дэрин кашлянула, — получается, страсти здесь слегка накалены?

Мэлоун кивнул на расходящиеся перед ними створки ворот летного поля и лизнул кончик своего химического карандаша.

— Скоро сами увидите.

От ворот в город вел широкий проезд. По мере продвижения улицы вокруг становились все оживленней, а здания по высоте сравнялись с хаудой. Мимо окон и витрин с изобилием ковров и блюд с одинаково аляповатыми геометрическими узорами, от одного вида которых у Дэрин аж рябило в глазах, озабоченно сновали люди. Вдоль тротуаров тесно жались ларьки и прилавки, торгующие грудами орехов, сухофруктов и шаурмой на крутящихся вертелах. Ржаво-красными и пыльно-желтыми пригорками высились толченые специи, они же лежали в объемных фуражных мешках. Густые экзотичные запахи ощущались даже сквозь бензиновую вонь моторов, масляно оседая в гортани так, что казалось, будто ощущаешь их на вкус, как бывало в теплицах для разведения фабрикатов.

Теперь стало ясно, для чего шагоходу хобот. Шествуя сквозь толпу, машина грациозно поводила им вправо-влево, отгребая в стороны вездесущих пешеходов. Пальцы водителя впились в рычаги управления. Он без всякого ущерба отодвигал тележки и даже успел спасти детскую игрушку, упавшую случайно под ноги шагающему исполину.

Другие шагоходы во множестве тянули и толкали по улицам повозки. Большинство из них было стилизовано под верблюдов и ишаков, а один представлял собой рогатое чудище, которое Эдди Мэлоун назвал азиатским буйволом. Проворно пробирался сквозь людскую толчею металлический скарабей размером с омнибус; на нем с отрешенным видом сидели пассажиры.

В одном из проулков Дэрин заметила пару шагоходов, по форме похожих на людей: ноги-бревна, длинные ручищи, что-то вроде лиц. Ростом они почти не уступали «Неустрашимому» и были задрапированы в полосатую ткань со странными символами. Оружия в их когтистых лапищах при этом видно не было.

— Что-то вроде боевых шагоходов? — поинтересовалась Дэрин.

— Нет. Это железные големы, — пояснил репортер. — Охраняют еврейские кварталы. — Он взмахом указал на толпу. — Османы в большинстве своем турки, но вообще Стамбул — настоящая этническая мешанина. Помимо евреев, здесь еще греки, армяне, венецианцы, арабы, курды, валахи, вайнахи. В общем, кого только нет.

— Боже правый, — сказал Ньюкирк. — Половину я и выговорить не смогу.

Репортер с улыбкой черкнул что-то в блокноте.