Тайны старой аптеки (СИ) - Торин Владимир

— Как то, что вам принес этот Гадли? К слову, что это такое? Он говорил, что это самая опасная штуковина во всем Габене…

Они вошли в провизорскую, и Лемюэль поставил банку в стенной шкаф.

— Вам пока рано знать об этом, Джеймс, — сказал аптекарь. — Но это и правда весьма опасная вещь. Не прикасайтесь к этой банке — последствия могу быть… весьма плачевными.

Джеймс кивнул, и они с Лемюэлем покинули провизорскую.

— Вам не стоит больше никуда пробираться и прятаться, Джеймс, — сказал Лемюэль, когда они поднялись на второй этаж. — Вы же Лемони, а значит, вам предстоит освоить не только дневную работу аптеки, но также и ночную. Чтобы достойно продолжить дело дядюшки Людвига, вы должны научиться стоять и у «ночной стойки».

— Это значит, что завтра ночью вы позволите мне присутствовать у… у этой стойки?

— Если днем вы будете внимательны и исполнительны. Вам предстоит много работы, кузен. Я разбужу вас в восемь утра, поэтому постарайтесь выспаться.

Сказав это, Лемюэль вошел в свою комнату. Джеймс отправился к себе.

Зарядив мышеловку, он поставил ее у двери — если кто-то захочет к нему зайти, она сработает. После чего, раздевшись, лег в постель.

Страхи и сомнения блуждали в беспокойной голове. «Ночная работа», подумать только! Джеймса не покидали мысли о банке с «самой опасной штуковиной во всем Габене».

«Я должен заглянуть в эту банку, — думал он. — Ее содержимое точно связано с тем, что мне требуется узнать. Лемюэль ведь не запер шкаф… нужно будет только выгадать момент, когда я останусь в провизорской один…»

Мысли Джеймса прервал неожиданно раздавшийся скрип совсем рядом. Он вздрогнул и повернул голову. За окном в темноте что-то шевелилось.

Джеймс испуганно вцепился в край одеяла. Что-то длинное, изломанное царапало стекло, как будто пыталось нащупать края створок, открыть окно и пробраться в комнату.

Приглядевшись, он разобрал скрюченные очертания двух… веток.

Джеймс перевел дыхание.

«Это просто ветки растущего под окном дерева… ветер колышет ветки… Ничего страшного в них нет… Ты уже всего боишься! Это обычная аптека, а не какое-то кошмарное место из “Ужасов-за-пенни”…»

Ветер улегся, и ветки дерева перестали царапать окно.

Джеймс повернулся на бок, погладил Пуговку (он всегда с ней спал) и заставил себя отложить все мысли до утра. А потом и сам не заметил, как уснул. Ничего страшного ему не снилось — лишь что-то довольно скучное: он перекладывал и пересчитывал коробки с каким-то порошком, постоянно сбивался и начинал заново, а Пуговка, отчего-то с раздраженным лицом констебля Тромпера и в полицейском шлеме, прыгала кругом и весело махала хвостиком…

Джеймс улыбнулся во сне и перевернулся на другой бок.

Что ж, его сон не был бы таким спокойным, если бы он знал, что у здания аптеки не росло никаких деревьев.

Глава 2. Дневная и ночная работа

Джеймс задыхался.

И это еще было не худшим ощущением из всех, которые он сейчас испытывал. В голове мутило, рвотные позывы сменялись один за другим, и сдерживать внутри пару подгоревших тостов вкупе с омлетом, которыми он позавтракал, с каждой минутой становилось все сложнее. Глаза резало даже через защитные очки, а вонь, гнилостная удушающая вонь, пробиралась даже под противоудушливую маску.

Джеймс склонился, запустил руку в грубой рабочей перчатке в буро-зеленую воду, по колено в которой он стоял, нашарил на каменном полу затопленного колодца нечто, напоминающее ком из болотной тины, человеческих волос и свалявшейся шерсти, после чего не глядя сунул его в большую корзину, висевшую на стене.

Да уж, работенка — лучше не придумаешь.

Утро у Джеймса не заладилось. Причем так, как может не заладиться только самое гадостное утро из всех.

Выспаться, само собой, не удалось. Улица Слив, да и весь Тремпл-Толл еще спали, когда Лемюэль постучал в его дверь. Джеймс наивно полагал, что тут же отправится за стойку в аптечный зал, где кузен начнет обучать его вести дела: обслуживать посетителей, отпускать лекарства, обращаться с кассовым аппаратом и весами, но вместо этого Лемюэль выдал ему список дел, которые мало как относились к обучению.

Почти час Джеймс таскал тяжеленные ящики с лекарственной пудрой, которые привез поставщик мистер Шмульк. Далее по списку было почистить два шкафа с сыворотками от так называемых «устаревших болезней». В эти шкафы не заглядывали, вероятно, последние сто лет, и Джеймс, орудуя щеткой, надышался пылью, отчего никак не мог прочихаться все следующие полчаса. Затем он взялся разбирать чулан под лестницей, заваленный до самого потолка сломанными механизмами для изготовления лекарств, — таская всю эту рухлядь к задней двери аптеки, где ее должен был забрать старьевщик мистер Бо, Джеймс с ног до головы покрылся бурой ржавчиной.

Чувствовал кузен аптекаря себя прескверно: он устал, ноги и спина гудели, натруженные пальцы ныли, а список утомительных дел по-прежнему казался бесконечным. И тем не менее все предыдущие задания можно было назвать «легкой и приятной сердцу рутиной» в сравнении с тем, что ждало его дальше.

Последним пунктом в списке значилось: «Почистить засорившуюся клоаку под аптекой».

Джеймс заподозрил неладное уже в тот миг, как Лемюэль выдал ему кожаный комбинезон, рабочие перчатки и ботфорты. Ну а когда дело дошло до защитных очков и противоудушливой маски, он понял, что ему предстоит нечто из ряда вон отвратное. И оказался прав. Кузен вывел его в переулок за зданием аптеки и, подняв крышку люка у задней двери, сказал: «Как удачно, что вы здесь, Джеймс, у меня все не доходили руки устранить засор». После чего всучил кузену корзину, фонарь и скрылся в аптеке.

Все это смахивало на форменное издевательство, а еще Джеймс догадывался, что к «списку дел для кузена» приложила руку зловредная мадам Клопп, но ему ничего не оставалось, кроме как зажечь фонарь и, схватив корзину, спуститься в клоаку.

Вне всяких сомнений, это было худшее место, в котором Джеймс оказывался в своей жизни. Даже «Чулан-для-бездельников», где его частенько запирал Толстяк, в сравнении с клоакой под «Горькой Пилюлей», был не так уж и плох.

Ржавые и в некоторых местах обломанные ступени-скобы привели Джеймса в тесный каменный мешок, затопленный гнилой водой. На поверхности воды то и дело лопались пузыри, и Джеймс поймал себя на мысли, что в глубине труб под клоакой кто-то живет… кто-то жуткий. И все же, если в клоаке кто-то и обитал, к счастью Джеймса, он не показывался, и кузен аптекаря, собравшись с духом, взялся за очистку.

— Проклятая старуха… — бубнил Джеймс, с омерзением опуская руку по локоть в воду и зачерпывая гадкое месиво на дне. — Она не оставляет попыток меня выжить. Ну, мы еще поглядим, как у нее это выйдет, — у меня в запасе много терпения! Накопилось за время работы на Толстяка!

Несмотря на то, что Джеймс говорил, его терпение подходило к концу. Очистка представляла собой работу мало того, что тошнотворную, так еще и унизительную. Время от времени через круглые отверстия в стенах в колодец стекала грязная вода — наверху никто даже не подумал о том, чтобы на время не пользоваться трубами, пока он здесь. Стараясь не обращать на это внимания, Джеймс наклонялся, зачерпывал руками ил и складировал его в корзину, постепенно пробираясь к стоку, который, как сообщил Лемюэль, должен был находиться в центре клоаки. Треклятый сток все никак не отыскивался, корзина была уже почти полна, и Джеймсу начало казаться, что никакого стока здесь нет…

Постепенно уже весь комбинезон покрылся зеленой слизью, мерзкая липкая жижа проникла под перчатки и в ботфорты — должно быть, в них были дыры.

С каждой новой минутой, проведенной в клоаке, Джеймс все сильнее ощущал, что будто бы и сам срастается с ней — превращается в один из этих комков ила. Порой он задирал голову и с надеждой глядел в квадратный проем люка, за которым было утро, за которым не было этого зловония и этой слизи. А потом опускал голову и возвращался к работе…