Виталий Абанов - Город Эйч

Сара кворум пилум жон!

Са-ра кво-рум пи-лум оп! Галя улыбалась, сама того не замечая. Ее взгляд остекленел. Я-на что-бы ты-бы жон! Язык вылез изо рта и облизал губы.

Берта тридцать супер кто.

Яна чтобы тыбы тремс?

Сара кворум пилум тремс.

Берта тридцать супер жон?

– "Са-ра кво-рум пи-лум кто?" А вот и правда: кто? – Галя отчетливо произнесла это вслух, но ее взгляд был прикован к листку..

Саракворумпилумкто?бертатридцатьсупертремс!яначтобытыбыжон.саракворумпилумжон!бертатридцатьсуперкто.яначтобытыбытремс?саракворумпилумтремс.бертатридцатьсупержон?яначтобытыбыкто! – слова вылетали пулеметной очередью.

Лист давно закончился и выпал из машинки, Галя этого не заметила, продолжая вколачивать слова в резину каретки: Саракворумпилумкто?бертатридцатьсупертремс!яначтобытыбыжон.саракворумпилумжон!бертатридцатьсуперкто...

Галя очнулась. Она стояла возле стола, сжимая в руке кухонный нож. В ее глазах мелькнуло удивление. Затем она посмотрела на стол и пишущую машинку. Ах да, нож нужен, чтобы кое-что подправить-починить. Конечно, это же очевидно, яначтобытыбыжон!

Ипполит Матвеевич остановился во дворе. Возле подъезда стояли две полицейские машины. В одну из них сажали его соседку Галину Ивановну. Он заметил, что на ней были наручники, но его больше поразил ее взгляд – чистый и прямой. Она увидела его и улыбнулась. Широко, красиво, как не улыбалась никогда на его памяти. Он кивнул ей и приподнял шляпу, но она уже скрылась в машине. Ипполит Матвеевич подошел ближе. Возле машины чесали языками двое молодых копов.

– Семнадцать ножевых ранений! Твою мать, его живот превратился в фарш!

– Я чуть свой завтрак не вернул. Господи, никаких гамбургеров на обед!

– А ведь какая милая женщина. На твою Катьку чем-то похожа...

– Да пошел ты!

– А чё я сказал-то?

В этот момент из подъезда вышел третий полицейский. Огненно-рыжие волосы и веснушки делали его намного моложе своих лет, но он сурово глянул на трепачей, и те вытянулись в струнку.

– Фрейзер, Дювалье, выньте пальцы из задниц, и примитесь за работу. Наверху экспертам нужна помощь.

– Какой-то ты все-таки вот такой вот... – Морж поболтал в воздухе толстыми пальцами, пытаясь выразить мысль. Он все еще крутил пятерней и морщил лоб, когда Плотник не выдержал и сунул ему в руку бутылку:

– Я ведь тоже добрый, Морж! Налей-ка еще по одной.

– Ты убил его, потому что он гадил в твоем подъезде.

– Вовсе нет! И я не убивал его. Это его жена, – Плотник вздохнул: – Замечательная женщина!

– Нет, это ты! Ты ведь подсунул ей эти... это... ну то, что выворачивает мозги. Ты сделал из нее зомби!

– Это он делал из нее зомби, а я ее освободил, – Плотник опрокинул в себя стопку и стукнул ею по столу: – И нечего было гадить в моем подъезде!

Кожа

Любовь.

Она знает об этом все.

Историю, теорию, практику. Правила и исключения.

Все ходы и выходы, все потайные норы.

Или нет?

Конечно, да!

Любовь – это ее работа. Нет, не правильное слово. ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ.

Глубокая затяжка. Она чуть щурит глаза, выпуская дым. Черная прядь упала на лицо. Безымянным пальцем убирает ее за ухо, – средний и указательный зажимают сигарету.

– Я бросил курить.

Это Он.

– Хочешь, я тоже брошу?

Молчание. Наконец:

– Нет. Я не хочу изменять тебя.

Она давится смехом и сигаретным дымом.

Не хочет изменять ее! Три тысячи лет не изменили ее ни на йоту! Два дня с Ним заставили забыть, кто она есть.

– Мне пора.

Он встает, собирает разбросанную одежду. Она рассматривает Его тело. Такое же, как у всех них. У миллиона до Него. И не такое. Может все дело в запахе?

– Останься.

Она откидывает простыню и выгибается на постели. Брошенный в пепельнице окурок, исходит дымком.

Он закрывает глаза и стонет сквозь сжатые зубы:

– Не делай так, пожалуйста!

– Я красива?

– Дурацкий вопрос.

– Я только такие и задаю.

Он стоит молча, сжимая в руках одежду и зажмурившись. Потом, все также не открывая глаз:

– Ты – очаровательна. От слова "чары".

Он пытается одеться вслепую. Она встряхивает блестящими черными волосами, прикрывает простыней маленькую грудь.

– Эрик, я люблю тебя.

Он перестает прыгать на одной ноге и опускается в кресло, как есть – наполовину натянув брюки.

– Я – тоже, – глубокий вздох: – Я тоже люблю тебя.

Глаза в глаза.

– Я буду твоей. Ты будешь моим?

Долгое молчание.

– Не могу...

Слезы. Она видит в его глазах свои слезы. Ее глаза сухи.

– Моя жена... Не могу!

Она плотнее заматывается в простыню, снова закуривает:

– Трус...

Ее голос тих и задумчив.

– Три тысячи лет. Миллионы мужчин. Я! ПОЛЮБИЛА! ТРУСА!

Запрокинув голову, Она начинает смеяться.

Горечь этого смеха разъедает стены. Ему кажется, что они стали зыбкими и вот-вот растают как марево. Он захлопывает дверь и несется вниз по лестнице, но Ее хохот гремит даже в машине, перекрывая мощность магнитолы.

–Алло?

–Он – трус!

Молчание. Потом:

–Он – слаб. Но это не вина его, это – беда его.

–Он – дерьмо! И не стоит даже клочка моей шерсти!

Пауза. Потом утвердительно:

–Но ты готова снять кожу ради него.

–Да. Книга у тебя?

–Много книг. Есть очень интересные экземпляры.

–Ты знаешь, о какой я.

–Зов предков, а?

–Буду через пять минут.

–Четыре ноги быстрее двух.

Ольга смотрела на красную дверь. Там, где должен быть номер – черный иероглиф. Девушка вытащила клочок бумажки с адресом – все правильно, Великая и Могучая Рэй, Повелительница Зелий, живет за этой дверью.

"А я-то что здесь делаю?"

Ольга еще раз посмотрела на иероглиф, подняла руку, чтобы постучать, но, вздрогнув, остановилась. Смяла бумажку с адресом, резко развернулась и сделала шаг прочь. В ту же секунду дверь отворилась.

– Если любишь его – заходи.

Голос звучал из глубины квартиры, но казалось, шепнул ей на ухо.

Ольга разулась у порога, как ее предупреждали, огляделась. Тончайшие ткани свисали с потолка. Все – ярко-красные. Великое множество самых разных светильников, но, – удивительно, – они совсем не разгоняли полумрак. А полумрак источал запах трав – свежий и терпкий.

В дальней комнате на циновке сидела японка в традиционном образе: кимоно (ярко-красное), выбеленное лицо, высокая прическа, ярче, чем кимоно – губы. Ольга опустилась на подушку, напротив нее.

Она с интересом рассматривала вошедшую. Светло-русые волосы, серые глаза, большая грудь. Ольга Парфенова. Его жена.

Ради этой женщины полгода назад Она стала "Рэй – Повелительницей зелий". Полгода древнего Искусства, полгода терпеливого ожидания. Тысячи приворотных средств, сотни эликсиров молодости, неисчислимое количество афродизиаков и ровно 101 зелье мужской силы. Она принимала людей, Она помогала всем. Она ждала эту женщину.

И сейчас Ей не нужно слушать сбивчивую речь пришедшей. Она знала, что той нужно. Она знала больше.

Красивыми отточенными движениями Она готовит зелье. Беспокоится (совсем чуть-чуть) о выборе. Искусство всегда оставляет выбор.

– Я хочу вернуть его любовь! Я готова на все...

Ольга зачарованно следит за руками Великой и Могучей Рэй, они танцуют над пиалами. Травы, лепестки, порошки летят в кипяток, подчиняясь таинственному ритму. По комнате разлился сладкий запах.

– Красная – твое счастье рядом с ним. Синяя – его счастье рядом с тобой.

Ольга вздрогнула, выходя из транса. На низеньком столике перед ней стояли две тончайшие фарфоровые чашки. Красная и синяя. Оля нахмурилась, – это ей что-то напоминало. Фильм?

"Reload" – прозвучало в голове.

– Что? – вслух спросила девушка.

Японка внимательно посмотрела на нее и повторила:

– Красная – твое счастье рядом с ним. Синяя – его счастье рядом с тобой.

– Я поняла-поняла, – Ольга встряхнула головой, отгоняя сомнения, – Это легко. Яи так счастлива с ним.

Она протянула руку и в два глотка опустошила синюю чашку. Великая и Могучая Рэй облегченно вздохнула и, достав сигарету, закурила. Ольга шокировано уставилась на нее. Повелительница зелий улыбнулась, запрокинула голову и выпустила струйку дыма в потолок. Огромный парик упал с головы. Рассыпалось черное каре. Белое лицо, обрамленное черными прядями, выглядело страшной маской.