Маргарет Этвуд - Орикс и Коростель

Ознакомительный фрагмент

Однажды Джимми разрешили принести в школу Убийцу, где она – теперь это официально была она – стала хитом сезона.

– Ой, Джимми, как тебе повезло, – сказала Вакулла Прайс, первая девочка, в которую он влюбился. Она погладила Убийцу – темная рука, розовые ногти, – и Джимми задрожал, будто пальцы касались его тела.

Отец Джимми все больше пропадал на работе и все меньше о ней говорил. В «НоваКоже» были свиноиды, как и на «Фермах ОрганИнк», только помельче, их использовали для биотехнологий, имеющих отношение к коже. Основная задача – найти способ заменять старый эпидермис новым, который не истончен лазером и не обновлен ненадолго дермабразией; совершенно новой кожей, без морщин и пятен. Для этого требуется вырастить молодую, сочную кожную клетку, которая поглотит старые и заменит их собственными копиями – как водоросли в пруду.

В случае успеха отдача неимоверна, объяснял отец Джимми во время мужских разговоров по душам, которые практиковал в последнее время. На свете живут богатые, некогда молодые и красивые мужчины или женщины, подсевшие на гормональные добавки, объевшиеся витаминами, но измученные бескомпромиссным зеркалом. Они продадут все: собственные дома, виллы в охраняемых поселках для богатых пенсионеров, собственных детей и даже душу, лишь бы снова обрести товарный вид. «НоваКожа» для стариков, гласил броский логотип. Нельзя сказать, что уже нашли стопроцентно эффективный метод: десяток добровольцев, подвергшихся разрушительному действию времени, но исполненных надежды, сдались для опытов: они ничего не платили за лечение, но подписали отказ от права подавать в суд. Они превратились в Плесень из Далекого Космоса: пятнистые, буро-зеленые, кожа слезает рваными лоскутьями.

Но в «НоваКоже» имелись и другие проекты. Однажды вечером отец Джимми вернулся домой поздно, навеселе и с бутылкой шампанского. Джимми хватило одного взгляда на него, чтобы убраться куда подальше. Он спрятал маленький микрофон за морским пейзажем в гостиной и еще один на кухне за настенными часами, которые каждый час вопили голосами разных птиц, – и слушал то, что его не касалось. Джимми собрал микрофоны на неотехнологии в школе из стандартных деталей беспроводных микрофонов для диктовки – чуть подправить, и выйдет неплохая прослушка.

– Это по какому поводу? – спросил мамин голос. Она про шампанское.

– У нас получилось, – ответил голос отца. – Я думаю, нужно отпраздновать. – Звуки борьбы – наверное, пытается ее поцеловать.

– Получилось что?

Хлопает пробка.

– Иди сюда, оно не укусит. – Пауза – наверное, отец разливает шампанское. Да: звякают бокалы. – За нас.

– Получилось что? Мне нужно знать, за что пью.

Снова пауза. Джимми представил себе, как отец глотает, кадык прыгает вверх-вниз, буль-буль.

– Проект по нейрорегенерации. Мы вырастили внутри свиноида великолепные ткани человеческого мозга. Наконец-то, после всех неудач! Ты подумай, какие возможности для тех, кто перенес инсульт и…

– Только этого нам и не хватало, – сказала мама Джимми. – Еще куча народу со свиными мозгами. Нам мало тех, что уже есть?

– Ты хотя бы раз в жизни можешь думать позитивно? Весь этот негатив – это нехорошо, то нехорошо, – послушать тебя, так ничего никогда не бывает хорошо!

– Про что мне думать позитивно? Вы изобрели метод обобрать еще кучу отчаявшихся людей, – медленно сказала мама Джимми своим новым голосом, без капли гнева.

– Господи, ты конченый циник!

– Это ты циник. Ты и твои умники-партнеры. Твои коллеги. Это все неправильно, вся ваша организация аморальна, это нравственная выгребная яма, и ты это прекрасно знаешь.

– Мы дадим людям надежду. Надежда – никакая не обдираловка.

– По расценкам «НоваКожа» – обдираловка. Вы себя рекламируете, обдираете людей как липку, а кончаются деньги – кончается и спасение. Люди будут гнить, а вам наплевать. Забыл уже, о чем мы раньше говорили, чего мы хотели? Чтобы людям лучше жилось – и не только людям с деньгами. Ты раньше был таким… у тебя идеалы были.

– Разумеется, – устало сказал отец Джимми. – Они и сейчас есть. Только я не могу их себе позволить.

Пауза. Мама, наверное, обдумывает сказанное.

– Как бы там ни было, – говорит она – верный признак, что сдаваться она не собирается. – Как бы там ни было, исследования исследованиям рознь. Ты пытаешься подкрутить отверткой самые кирпичики, основы жизни. Это аморально. Это… святотатство.

Бам! по столу. Не рукой. Бутылкой, что ли?

– Ушам своим не верю! Какой ереси ты наслушалась? Ты же образованный человек, ты же сама этим занималась! Это всего лишь белки, ты сама отлично знаешь! Нет ничего святого в клетках и тканях, это просто…

– Я знакома с теорией, спасибо.

– В любом случае мы живем за счет этих исследований. Вряд ли ты, в твоем положении, можешь быть судией.

– Я знаю, – говорит голос мамы. – Поверь мне, это единственное, что я знаю. Почему ты не найдешь другую работу, честную? Что-нибудь простое.

– Например, какую и, например, где? Хочешь, чтобы я канавы копал?

– По крайней мере, твоя совесть будет чиста.

– Нет, это твоя совесть будет чиста. Это ты невротик, у тебя чувство вины. Может, тебе самой пару канав выкопать, хотя бы делом займешься. И курить, может, бросишь – ты же ходячая фабрика эмфиземы, ты в одиночку табачную промышленность поддерживаешь. Подумай об этом, раз ты такая высокоморальная. Эти ребята подсаживают шестилетних детишек, бесплатные образцы раздают.

– Я все это знаю. – Пауза. – Я курю, потому что у меня депрессия. Меня огорчают табачные компании, меня огорчаешь ты, меня огорчает Джимми, он превращается в…

– Ну так прими таблетки, если у тебя, блять, депрессия!

– Ругаться необязательно.

– А мне кажется, обязательно! – Что отец умеет кричать, для Джимми не стало новостью, но поразило сочетание крика с руганью. Может, они наконец хоть что-нибудь сделают, хоть стекла побьют. Он испугался – в животе снова заворочался холодный ком, – но не слушать дальше не мог. Если будет катастрофа, окончательный крах, он должен это наблюдать.

Но ничего не произошло, только шаги – кто-то вышел из комнаты. Который из двух? Кто бы это ни был, сейчас он поднимется наверх, убедится, что Джимми спит и разговора не слышал. А потом поставит очередную галочку в списке подвигов Замечательных Родителей, который оба вели в голове. Джимми злило не плохое, что ему делали, а хорошее. Точнее, то, что родители делали якобы для его блага. Или то, что, по мнению родителей, для него и так сойдет. То, за что они могли одобрительно похлопать себя по спине. Они ничего не знали о нем, о том, что ему нравится, что он ненавидит, чего хочет. Им казалось, он лишь то, что видно на поверхности. Милый ребенок, правда, слегка туповат и любит кривляться на публику. Не вундеркинд, не технарь, но, в конце концов, нельзя же иметь все и сразу – по крайней мере, не полное ничтожество. Не пьет, не сидит на наркотиках, в отличие от многих сверстников, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Он слышал, папа однажды так сказал, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, словно однажды Джимми непременно облажается, скатится на самое дно, просто пока до этого дело не дошло. А о другом, тайном человеке, что жил внутри Джимми, они абсолютно ничего не знали.

Он выключил компьютер, выдернул наушники, погасил свет и залез в кровать, тихо и очень осторожно – там уже спала Убийца. Лежала у него в ногах, ей там нравилось; она часто лизала ему пятки – слизывала соль. Это было щекотно; он залезал с головой под одеяло и беззвучно смеялся.

Молоток

Прошло несколько лет. Наверное, прошло несколько лет, думает Снежный человек, он мало что помнит: начал ломаться голос и появились волосы на теле. Радости никакой, хотя, если б они не появились, было бы хуже. У него развились мышцы. Снились эротические сны, он все время чувствовал усталость. Джимми много думал про девушек, про абстрактных девушек – безголовых, – и про Вакуллу Прайс, она была с головой, только с Джимми гулять не желала. Может, из-за прыщей? Он не помнит, чтоб у него были прыщи, но физиономии соперников были ими просто усыпаны.

Орех пробковый, говорил он всем, кто выводил его из себя. Не девчонкам. Кроме него и попугая Алекса, никто не знал, что такое пробковый орех, поэтому звучало весьма оскорбительно. Обзывательство стало популярным у детей в охраняемом поселке «Здравайзер»; считалось, что Джимми достиг средней степени крутизны. Эй, орех пробковый!

Его тайным лучшим другом оставалась Убийца. Грустно: единственное существо, с которым можно поговорить, – скунот. Джимми по возможности избегал родителей. Отец был орех пробковый, а мать – зануда. Он больше не боялся их отрицательного энергетического поля, просто считал, что они скучные, – по крайней мере, так себе говорил.

В школе он жестоко их предавал. Рисовал глаза на костяшках указательных пальцев и прятал большие пальцы в кулаки. Потом двигал большими пальцами, изображая открывающиеся рты, – представлял ссоры двух кукол. Правая рука была Злым Папой, левая – Добродетельной Мамой. Злой Папа шумел, теоретизировал и нес помпезную чушь, Добродетельная Мама жаловалась и обвиняла. Если верить космологии Добродетельной Мамы, Злой Папа являлся единственной причиной геморроя, клептомании, глобальных конфликтов, дурного запаха изо рта, разломов тектонических плит и засоров канализационных труб, а также всех мигреней и предменструальных синдромов, какие она испытала за всю жизнь. Это шоу в кафетерии стало хитом. Собиралась целая толпа, и все умоляли. Джимми, Джимми, покажи Злого Папу! У других детей тоже была куча вариаций, позаимствованных из жизни их родителей. Некоторые рисовали глаза на костяшках пальцев, но диалоги сочиняли гораздо хуже.