Владимир Михайлов - Вариант «И»

Возле театра появилось наконец то, чего азороссы до сей поры не видели: тяжелые машины телевидения с параболами антенн и длинными толстыми кабелями. Похоже было, что сторонникам Искандера решили в один день возместить все то, чего они были лишены до сей поры: телекамеры устанавливались уже начиная с ближних подступов. Прямо удивительно, какими простыми способами можно добиться крутого изменения обстановки, – не без некоторого ехидства подумал я. – Кстати, никто из телевизионщиков не нацепил траурной повязки; и по их виду не скажешь, чтобы они очень уж сокрушались. Испуганы – это верно, а вообще для них в данном случае горе – не беда.

Однако телевизионщики были не единственными, кого я взял на заметку. Куда интереснее казались те, уже начавшие приезжать люди, коим предстояло сегодня принять важнейшее решение – кому впредь править Россией, иными словами – какой она станет и куда двинется.

Компания была любопытная – прежде всего тем, что у людей, входивших в нее, было очень мало общего – можно было бы даже сказать – ничего общего, за исключением одной-единственной причины, которая и собрала их вместе. А помимо нее, у одного из них – пока я все еще не знал, у кого именно, и те, кто снабдил меня этой информацией, тоже оставались в неведении, – была и другая причина, полностью противоположная первой. Если бы не существовало этого человека, и у него не было бы второй причины войти в эту компанию, – я, вернее всего, сидел бы сегодня в своей немецкой конторке и занимался совершенно другими делами. Но он был, и был я.

Первая, общая для всех причина заключалась в том, что не позже, чем через полтора, от силы два часа тут должен был, как уже сказано, открыться Программный съезд партии азороссов. Хотя, как мне было известно, для партии первоначально предлагалось и другое имя: «Евразийский союз» – что указывало на происхождение основополагающих идей новой организации по меньшей мере от Чаадаева и позволяло оперировать многими звездными именами русской философии, вроде Трубецкого или Соловьева. То были люди весьма умные и достойные, и ошибались они только в одном: хотели идти на Восток под хоругвью Православия, что было нереально по тысяче и одной причине. Азороссы эту ошибку собирались исправить – и исправили. А те люди, чьи имена, изображения и биографические (и прочие) данные были мне предоставлены на компакт-диске, как раз и являлись членами Исполнительного комитета партии с самого дня ее возникновения.

Целью своей партия ставила не только восстановление в России монархии; таких партий на сегодня было – хоть пруд пруди, и не было никакой надобности создавать еще одну (кроме разве что честолюбия ее организаторов – но этого не всегда бывает достаточно, нужны еще и немалые деньги, и еще много чего). Однако азороссы (это наименование еще в начале понравилось мне больше, чем второе) ставили своей целью не просто реставрацию монархии, но и избрание на царство конкретного претендента. В этом тоже не было ничего необычного: никакая власть не существует без конкретного ее носителя. Необычное было в личности претендента, которого эта партия намерена была выдвинуть, и чья биография, размноженная в десятках тысяч экземпляров, сейчас с успехом раздавалась и перед театром, и внутри него.

Вообще-то формально до сих пор никакие претенденты не выдвигались. Выборы монарха, как бы смешно это ни казалось, должны были бы проходить по тем же законам, по которым в России вот уже несколько десятков лет проводились выборы парламентариев и президентов. Законы эти, правда, неоднократно менялись, но главным образом в деталях, основа же оставалась первоначальной. Но в соответствии с этими законами прежде, чем избирать на царство, население должно было высказаться по поводу самого восстановления монархии, проголосовав на референдуме «да» или «нет». И в соответствии с законом, только после этого можно было начинать – в случае положительного ответа – подготовку к избранию на царство, выдвижению и регистрации претендентов, и так далее. Однако соблюсти закон было затруднительно по одной причине: проводить в скором времени еще одну всероссийскую кампанию было бы слишком накладно, а если бы кто-нибудь и не пожалел денег – избиратель скорее всего просто не пошел бы к урнам: ему все эти церемонии успели уже изрядно надоесть. И поэтому нашли компромиссный выход: фактически претенденты были объявлены и предвыборная кампания велась – но официально ничего такого не существовало, и de jure объявлять претендентов можно было только начиная с сего числа. Поскольку если, скажем, в тринадцатом году, о котором уже говорилось, да и в две тысячи семнадцатом отрицательный результат подобного референдума можно было бы с полной уверенностью предсказать заранее, – тогда никому и в голову не пришло всерьез и вслух говорить о такой постановке вопроса, то сейчас, в две тысячи сорок пятом, в год Столетия Победы (все еще памятной на Руси), уже не оставалось сомнений в положительном решении проблемы; настолько не оставалось, что референдум и избрание, отложив закон в сторону, решили объединить – для экономии времени и денег, что, как известно, есть одно и то же.

Итак, кандидаты, или претенденты, еще не были объявлены официально. Тем не менее один из них был известен давно и хорошо. Некоторое время, кстати, достаточно продолжительное, казалось даже, что никакой альтернативы на выборах вообще не возникнет, и претендент взойдет на престол по ковровой дорожке легко и безмятежно, под приветственные возгласы восторженных подданных. Претендентом этим был Алексей Романов. Тезка и потомок (во всяком случае, так принято считать) второго государя из дома Романовых, а также известного в прошлом веке претендента – великого князя Кирилла Владимировича. Тридцатичетырехлетний политолог, свободно, хотя и с ощутимым акцентом, говорящий по-русски и женатый на великой княгине из рода, помнится, болгарских Кобургов, – или, может быть, какого-то другого (вот не помню) известного в прошлом рода, поставлявшего монархов в любую точку Европы, где в них возникала потребность.

Великий князь Алексей на моем CD-диске не значился, поскольку в число руководителей партии никак не входил, да и не мог бы, даже захоти он. Тем не менее информации о нем у меня было предостаточно – как, впрочем, она могла бы появиться у любого желающего: в биографии первого претендента не было никаких секретов, никаких пятен – ни белых, ни черных. Вся его жизнь проходила на виду, так что были известны и его друзья, и любимые собаки, и фирмы, которые его одевали или чьими ракетками и клюшками для гольфа он пользовался, и водоизмещение его яхты, и любимые блюда и напитки – и так далее, вплоть до излюбленных выражений. Все было comme il faut, или, выражаясь более современно – все О.К. Известно было также (но это уже не всем), кто инвестировал деньги в его избирательную кампанию, которой, как я уже упомянул, только еще предстояло начаться. «Шелл», в частности, а также почему-то «Уолт Дисней Лтд» – ну и другие. Иными словами, как это всегда бывает, агитация за претендента, официально еще не разрешенная, на деле шла уже месяцами; в частности – все королевские дома Европы, как правящие, так и находящиеся в изгнании, успели не раз заявить – неофициально, разумеется, но нельзя же заткнуть рот августейшей персоне, если она считает нужным высказаться по какому-то поводу, – что Алексей пользуется их полным признанием, обладает, с их точки зрения, всеми необходимыми правами и нужными монарху качествами, и если народы России решат вернуться к естественной для них форме правления, то другого столь же безусловного претендента просто невозможно себе представить.

Со своей стороны, претендент (тоже, разумеется, неофициально, но лишь в частных беседах, которые по случайности удавалось услышать и увидеть вездесущим газетчикам и ти-ви-людям) высказывал мнение – разумеется, лишь в условном наклонении, – что если россияне вернутся на свои исходные позиции, то маловероятно, что народ захочет видеть на престоле представителя иного, не Романовского дома, хотя, безусловно, на свете есть и другие Рюриковичи, и наблюдается некоторое шевеление в стане Гедиминовичей – однако трехсотлетний стаж царствования имеют лишь Романовы, факт отречения от престола Николая Александровича и вслед за ним Михаила имел место в условиях давления и принуждения и не должен приниматься во внимание, поскольку дом Романовых от своих прав никогда не отказывался, и никаких фактов, препятствующих воцарению его рода, в природе не существует и быть не может; напротив, уже мученическая кончина последнего Государя как бы еще раз подчеркивала права Романовых на российский трон. Что же касается личностей, принадлежащих к этому дому, то не ему, великому князю и престолонаследнику Алексею высказываться на эту тему; пусть скажет свое слово народ.

На деликатные (и, разумеется, спонтанно возникшие и никем не подсказанные) вопросы друзей относительно политического устройства России в случае, если… – престолонаследник отвечал, что в наше время речь, разумеется, может идти только о конституционной монархии, что конституция в России давно уже есть и нуждается лишь в некоторых изменениях – в той части, где речь идет о верховной власти и обо всем, что с этим связано. С прошлого года к претенденту не раз пытались прорваться и официальные, и частные лица – прежде всего из бывших территорий Российской империи – таких, как Прибалтийские губернии, Польское царство и – в меньшей мере – Финляндия; не составляет труда догадаться, что их волновал вопрос отношения претендента к границам России – как современным, так и историческим; никому из них, однако, так и не удалось побеседовать с потомком государей. Что же касается других территорий, входивших в состав и первой, и второй Империи, то они такой проблемы как бы не замечали. Волновалось христианское Закавказье; там, как это нередко бывало и прежде, сразу возникли полярные точки зрения. А исламские территории бывших Империй, казалось, безмолвно произносили традиционное «Иншалла!». Ибо сказано в Книге, в суре «Стоящие в ряд»: «И будет вам воздано только за то, что вы совершали». Из чего следовало, что лучше ничего не совершать – пока в этом не возникнет крайней необходимости.