ОПЯТА (роман-зеркало для массового чтения) - Алексей Константинович Смирнов

- Погоны... влияют! - кричал Сатурн Тригеминус. - Бедный, бедный Зазор!

- Это не погоны, - сдавленно возражал Сартур.

Нервные пальцы Зазора скомкали сигаретную пачку.

- Тормозите, - буркнул он. - Резко, но не очень. Чтобы вольнодумие вылетело, а мозги остались.

Когда машина замерла, генерал встал, нетерпеливо ожидая извлечения стажеров. Те, однако, выкарабкались без посторонней помощи. Сатурна сразу же вырвало, а Сатурн, наоборот, втянул в себя воздух и чуть не лопнул от глубины вдоха. Зазор поспешил к ним. На предпоследней ступеньке он споткнулся и едва не упал, перехватив пристальный взгляд юного Тригеминуса.

"Скорее на орбиту", - подумал Зазор.

- Как самочувствие? - осведомился он бодро.

- Идеальное, - усмехнулся Сартур, беря под руку пошатывавшегося папашу. - А ваше?

- Твоими молитвами, сынок, - с чувством сказал Зазор.

Тот вскинул брови:

- Но я не молился!

- Напрасно.

- Ну, а вообще как дела? - развязно поинтересовался Сартур, меняя тему и подталкивая Сатурна в обход лужи с комьями непереваренного космического пайка.

- Замечательно, - небрежно ответил Зазор, подошел к капсуле, заглянул внутрь, потянул носом воздух и поморщился. - Есть хорошая новость: ваш товарищ жив и направляется к дому. Мы получили от него шифрованное донесение. Есть новость похуже, но вы, я уверен, воспримете ее стоически. Старт назначен на завтра, и вы не увидитесь с Кадастрычем.

- А почему такая спешка, можно узнать?

- Выгодное стояние перигея с апогеем, - туманно объяснил генерал. - Благоприятная орбитальная ситуация. Стояние планет, возникающее один раз в столетие. Дева встала Раком в доме Близнецов. Беспрецедентный антецедент.

Сатурн обреченно прислонился к капсуле.

- Нам покажут "Белое солнце пустыни"?

- Даже два раза, - уверил его Зазор. - Мы чтим традиции. Я тоже хочу посмотреть, поэтому и пришел. Мы сейчас отправимся прямо в кинозал.

Он улыбнулся, подмигнул и стал подниматься по лестнице, держась за перила. Спиной он чувствовал сверлящий взгляд Сартура. Генерал миновал наблюдательную будку, отомкнул служебную дверь вагонным ключом, обернулся, сделал приглашающий жест.

- Мы идем, - успокоил его Сартур. - Папа, не поскользнись.

Проходя мимо, Сартур сжал в руке незаметно прихваченную скомканную сигаретную пачку. Сатурн прислушивался к истошным, нечеловеческим воплям, доносившимся издалека и как бы из-под земли.

- Кто это воет? - спросил он и поежился.

- Там, - Зазор указал себе под ноги, - работает параллельное ведомство генерала Медовика. Контрразведка. Они анатомируют инопланетян.

И Зазор рассмеялся:

- Это любопытные ребята, инопланетяне. Они явились из созвездия Скорпиона. У них, вообразите, есть орган смерти, особенное жало. Оно же - орган размножения, энцефаллос. Они с ним рождаются, с крохотным таким, но потом эта штуковина увеличивается и наливается ядом. Без жала они живут бесконечно долго, да только отрывание жала считается у них тягчайшим преступлением, табуированным действием. Одни сумасшедшие и маньяки отрывают себе такое жало. Все остальные прячут смерть, как срам, а когда наступает положенный срок, совершают самоубийство. И я гадаю, - посерьезнел Зазор, - нет ли в этом отражения какого-то вселенского закона? У нас его извращенные отголоски проявляются в добровольном скопчестве с прицелом на вечную жизнь. Не отразилось ли это строение наших возможных инопланетных пращуров в практике целибата и умерщвления плоти? Смерть - где твое жало? Мне бы их заботы, - вздохнул генерал.

27. Когда святые маршируют

- Мы снимем с тебя одежду, - доверительно сообщил Кастрыч пожилому чабану, которого держал за горло. Чабан, вращая выпученными глазами, молчал. - Это для отвода глаз, - пояснил Кастрыч. - Мы пришлем тебе и бурку, и папаху, потом. И даже кинжал вернем. На самом деле мы хотим от тебя совсем другого.

Чабан закаркал, в ужасе от догадки.

- Нет, не этого, - успокоил его жуткий иноверец. - Ты отправишь вот это письмо по адресу, который я тебе назову.

Шла четвертая ночь пути, завершился очередной марш. Кастрыч старательно показывал преследователям, что не замечает их и не догадывается о вражеском присутствии. Чабана он поймал, когда тот на закате гнал в родное селение наевшуюся отару. Теперь осиротевшие овцы бегали, напуганные волчьей луной, а пастырь готовился к позорной для мусульманина смерти через удушение.

С чабаном в руке, хромая и волоком волоча за собой на цепи бессознательного Билланжи, Кастрыч подыскал надежное укрытие. Клубилась пыль. Зашвырнув пленника в дальний угол очередной пещеры, он начал ковыряться в кандалах трофейным кинжалом и ковырялся, пока не сломал этот кинжал. Чабан горестно вздохнул.

Билланжи вторил ему полубредовыми словами:

- Брось меня... Пусть комиссары с пыльным членом склонятся молча надо мной...

- Делаешь успехи, - одобрил его Кастрыч, видя в римейке свою заслугу.

- Страшная, дикая страна, - причитал Билланжи. - Ее нельзя ни понять, ни простить...

- То, что нашу страну нельзя понять, знает каждый ребенок, - строго сказал Кастрыч. - Из Тютчева, есть такой школьный предмет. А простить ее нельзя, потому что она ни у кого не просила прощения. Так вот, - он вернулся к чабану и видя, что у того остановилось сердце, с большим удовольствием сделал ему дыхание рот в рот. Чабан ожил, закашлялся и схватился за горло. - Пойдешь на почту, в город. Дашь телеграмму, - Кастрыч назвал конспиративный адрес. - Ты все запомнил, пастушья сумка? Повтори по слогам, животновод.

Чабан заблеял, и Кастрыч закивал:

- В общем и целом - правильно. К сожалению, немного напоминает утренний крик молодого осла.

...В изысканных оборотах испросив разрешения у трясущегося чабана, Кастрыч освежевал барашка и накормил его седлом больного товарища. Сам он скромно перекусил остатками сепаратных ушей и губ. Какой-то рот, завалявшийся в кармане, особенно жалобно молил о пощаде, ластился к Кастрычу и целовал его повсеместно, ползая по плечам; растроганный Кастрыч дал ему пососать узловатый палец, но после все-таки съел, из милосердия не разжевывая. Накинул бурку, папаху, примерился к посоху и отшвырнул. Раздетый чабан дрожал, обхватив колени тощими руками.

- На человека похож теперь, - похвалил его Кастрыч.

Не слишком таясь, он высунулся из пещеры и увидел далекие костры: преследователи расположились на дневной привал. Кастрыч улыбнулся, довольный, что поломал террористам формулу сна. Приложив козырьком ладонь, он различил отдельных негодяев - Каллапса, Очкой-Мартына и Насрулло: всю верхушку. Головы боевиков были повязаны зелеными лентами с арабскими письменами. В тени деревьев отдыхал взрывоопасный автобус, нашпигованный динамитом. Без пяти минут святые маршировали нагло, не испытывая страха ни перед соплеменниками-коллаборационистами, ни перед неверными.