Евгений Гуляковский - Мир в латах (сборник)

Они уходили все дальше и дальше, предавая его в последний раз, а Илья был бессилен что-либо изменить. Он снова раздваивался, как тогда, с Линой… Или тогда раздваивался не он?.. Все было странно, ярко и невесомо, и было ясно только, что его второе “Я” — Жюль Карне.

“Ты понимаешь происходящее там?” — спросил Жюль, глядя на огненные стрелы.

“Да! Ультиматум все-таки реализуется”, — ответил Илья.

“Начнется большая заваруха”, — сказал Жюль. — Ты сможешь скрыться”.

“Да, теперь это будет несложно”, — сказал Илья.

“И таких, как ты, станет очень много. Очень-очень…”

“Наверное. Но меня это не радует”.

“Почему?”

“Потому что станет меньше таких, как ты. И с каждым поколением- число их будет уменьшаться”.

“А тебе что до этого? Ведь такие, как я, сломали твою жизнь. И не только твою…”

“Да, сломали… Но они были людьми, и большинство из них не ведали, что творят”.

“Что тебе до них? Ты-то ведь не человек”, — сказал Жюль.

“Неправда, я тоже человек, — сказал Илья. — Но таким, как я и Лина, нет места в этом мире”.

“В этом — нет! Но в том, который возникнет после реализации Ультиматума — будет…”

“А тебе не жаль этого, пока еще существующего?” — спросил Илья.

“Жаль, — сказал Жюль. — Но это мир Рыманова, а Рыманов заслужил подобный конец. Я, пожалуй, даже рад, что жить моему начальнику осталось всего несколько десятков минут и никто уже ничего не сможет изменить”.

“Ты ошибаешься. Я смогу!”

“Ты?!”

“Я! Ведь я же не человек. Ты сам сказал… А моя нечеловечность кое-чего стоит”.

Илья протянул к цветку руку, хватая уходящих знакомых и незнакомых за холодные пальцы, чтобы они повернулись и посмотрели ему в глаза, но сил не хватало, и мертвые лица равнодушно проплывали мимо. В памяти уходящих не было его, Ильи, там присутствовали только координаты атомных реакторов, до которых они обязаны были добраться. И подступило отчаяние, потому что все усилия оказались бесполезными, и мать зря полезла в петлю, и Глинка зря застрелился, и зря Анхель Санчес получил свою пулю в лоб, и Гиборьян зря перешел Рубикон…

“Чувствуешь, не получается”, — обрадованно произнес Жюль.

“Да, не получается, — сказал Илья. — Жаль, но, видимо, я тоже всего-навсего человек”.

И тут рядом с его слабеющими руками протянулись другие, горячие, ласковые, нежные, девичьи. И все изменилось. Лепестки начали замедлять свой полет, мертвые лица повернулись в сторону Ильи, заметили его, обрадовались, и он увидел, как цветок смерти, распустившийся над океаном, начал опадать. Лепестки его изгибались, выворачивались и устремлялись — один за другим — в некую точку, центром которой были они — Жюль, Илья и Лина.

“Везет тебе, — сказал Жюль. — А если бы не счастливая случайность?”

“Мне всегда везет, — сказал Илья. — Это у меня от тебя. Только при чем здесь счастливая случайность?”

“А если бы ты полетел в другую сторону?.. А если бы старт оказался не на этом острове?.. А если бы рядом не было Лины?..”

“При чем здесь стороны и острова? Даже находись старт в другом полушарии, все было бы так же. И Лины не могло не быть рядом! Разве не так?”

Ответа не последовало: Жюль исчез. И тьма исчезла. Вокруг снова была кабина “джампера”, и Лина держала Илью за руку, а внизу раскинулась поверхность океана.

— Опять без меня хотел? — проговорила Лина.

— Спасибо! — сказал Илья. — Я без тебя больше никуда.

Лина не ответила. Она тянулась губами к его губам.

А с неба стремительно падали огненные стрелы. Как солнечные слезы. Зеркальная гладь вспучилась белыми столбами, ударили громовые раскаты. На пульте “джампера” замигало табло “Авария энергетической установки”.

— Это конец? — спросила Лина.

— Нет, — сказал Илья, делая вид, что не понял. — Все будет продолжаться.

И зажал ей рот поцелуем.

А над миром летела последняя мысль Гиборьяна:

Война сняла с себя латы,Мир надевает их на себя.Мы знаем, что учиняет война,Кто знает, на что способен мир?

Мысль летела над спокойными и бушующими водами океана, над весело шумящими и умирающими лесами, над песчаными и ледяными пустынями. Над светлыми и смрадными городами…

Повести и рассказы

Сергей Иванов

Сияющая Друза

…Немногие смельчаки могут похвастаться тем, что добыли Сияющую Друзу, так как водится она только на планетах Легантов. Мало осталось этих планет, и непохожи они друг на друга, но одинаково опасны для тех, кто осмелится нарушить многовековой покой. Неисчислимы опасности, которые подстерегают безумца, ступившего из звездолета на планету Легантов, и нельзя их предусмотреть, потому что каждого ожидает Неведомое, всякий раз иное, но одинаково грозное и неумолимое…

Джим Баттиски остановил двигатель и откинул дверцу кабины. Над радиатором “Птенца” зыбким маревом струился воздух. Хотя они возвращались по уже проложенной огромным “Буцефалом” старой колее, сырая почва расступалась под гусеницами, и нередко приходилось останавливаться, чтобы дать остыть двигателю.

Сэм Белавенц тяжело спрыгнул на землю. Ноги по щиколотку ушли в черное месиво. Сэм достал из кармана комбинезона сигарету — и закурил. В неподвижном воздухе дым не поднимался вверх, а висел белым облаком. Здесь, на Зелени, никогда не было ни малейшего ветерка.

Название планете — Зелень — дал Капитан Дингер еще при облете по круговой орбите. В редких просветах густых облаков поверхность планеты была одинакового изумрудно-зеленого цвета. Целая планета лесов, нескончаемых лесов. Огромные деревья в несколько сот футов, похожие на земные секвойи, деревья поменьше, деревья совсем маленькие, карликовые, но везде — деревья, деревья, деревья. Стволы разных размеров, между которыми стоит неподвижный воздух. Липкое месиво грязи под ногами, перемежающееся кое-где пятнами ядовитых лишайников. После посадки Капитан Дингер, который уже имел опыт в поисках Сияющих Друз, скептически отозвался о возможности существования месторождения. Однако уже на следующий день Искатель дал сигнал и координаты месторождения.

Это было неделю назад. А сейчас позади двухместного “Птенца” шел “Буцефал” со всем экипажем и контейнером в транспортном отсеке. В контейнере была Сияющая Друза — долгожданное сокровище, на поиски которого они потратили несколько лет.

Сэм сплюнул и, тяжело переставляя ноги, обошел вездеход. Джим Баттиски сидел, свесив ноги, в открытом люке и держал в руке откупоренную бутылку виски. Увидев Сэма, он неторопливо поскреб заросший рыжей щетиной подбородок и, задрав голову, сделал большой глоток из бутылки. Маленькие колючие глазки его слезились.

— Ни просвета, — показал он бутылкой на смыкающиеся высоко над головой кроны деревьев. — Хотя бы краешек неба увидеть.

Сэм неодобрительно покосился на бутылку.

— Может, хлебнешь? — сказал Баттиски и хрипло захохотал. — Ну ладно, ладно. Ты же знаешь, что мне это не мешает, только бодрости придает. Садись, поговорим.

— Не пил бы лучше, — запоздало сказал Сэм Белавенц и присел рядом с Джимом на крыло вездехода.

— Без виски я бы через день свихнулся на этой богом проклятой планете, — пробурчал Баттиски.

Он огляделся. Колонны стволов поднимались высоко, под самые небеса, но в неподвижном влажном воздухе не было слышно ни малейшего шороха. Между стволами вился след “Буцефала”, по которому они возвращались к кораблю.

— Интересно, скоро ли здесь будет “Буцефал”? — сказал Сэм и покосился на Баттиски.

— Кончай трепаться! Ты же знаешь, что мы опережаем их на шесть часов. — Баттиски сплюнул и сделал порядочный глоток из бутылки. — На кой черт нужно это охранение, если ясно было с самого начала, что никто на нас нападать не собирается. Никого тут нет. Одни деревья и лишайники…

— И Сияющая Друза, — как бы невзначай бросил Сэм.

— …И Сияющая Друза, — повторил Баттиски и пристально посмотрел на Сэма. — Все это сказки для малышей.

— Что?

— Опасности. Кто-то придумал страшную сказочку, а все ей верят… Просто Сияющих Друз очень мало, вот каждая находка и становится сенсацией. Поэтому такие оборванцы, как мы, и шастают по всему Космосу, чтобы найти ее.