Константин Костин - 11 рассказов. (СИ)

Внутри деревянного куба неугомонный Щербицкий уже размещал, лично, никому не доверяя, круглую медную пластину. В той точке, в которой через шестьдесят лет окажется неизвестный человек с колоссальной памятью.

Майор взглянул на часы.

— Готовность!

— Готово! — отозвался Щербицкий. Может где-то глубоко внутри он и нервничал, предчувствуя встречу с потомком, человеком, возможно, уже живущем при коммунизме, но внешне нервозность проявлялась только в непрестанном пританцовывании, как будто ученый приплясывал под неслышимую музыку.

— Питание?

— Подключено!

— Проводка?

— Проверено!

— Баллон?

— Присоединен.

Время… Скоро планета вздрогнет, колыхнутся временные потоки и в течение нескольких минут станет возможно перемещение в прошлое из будущего…

Майор, неотрывно глядя на часы, поднял руку…

Щербицкий, нервно оскалившись, взялся за рукоять рубильника…

01.06.2010 года.

— Вик, бери шашлык! — выкрикнула Маша и засмеялась невольной рифме, — Вик! Бери шашлык!

Усмехнувшись, Виктор встал и шагнул к мангалу…

29.08.1949 года

Часовая и минутная стрелки заняли нужное положение.

— Время!

Щербицкий дернул за рукоять.

01.06.2010 года

Юля закричала. Виктор, заслонивший было своею широкой спиной мангал, вдруг сложился, СКОМКАЛСЯ, и упал на тусклые угли.

Не он, только его пустая одежда.

29.08.1949 года.

Что за…?!

На мгновенье Виктору показалось, что он ослеп. Он по инерции сделал несколько шагов и уткнулся рукой в дощатую стену. Забор? Где он?

Судя по звукам, он находился в маленьком закрытом помещении. Причем, похоже, голый… Ну да, голый. И это при том, что секунду назад он был одетый и на поляне.

Инопланетяне? Не то, чтобы Виктор в них не верил. Но инопланетный корабль из досок?

— Баллон! — послышалось из-за стенки. По-русски.

Раздалось шипение, Виктор почувствовали резкий запах лекарств.

«Усыпляют», подумал он и упал.

Виктор открыл глаза. В голове еще плавал туман от снотворного газа, которым его усыпили…

Где?

Кто?

— Добрый день, товарищ.

Виктор дернулся и понял, что привязан широкими лентами к койке. Обычной больничной койке. В больничной палате с белыми — хорошо еще, не мягкими — стенами.

У койки на стуле сидел человек. В старомодной военной форме, с погонами майора. Ярко-синий верх фуражки, красный околыш, черный козырек. В центре — большая красная эмалевая звезда с серпом и молотом.

— Вы кто?

— Дмитрий Аркадьевич Кондратьев, майор МГБ СССР.

— Какое еще МГБ?! Что за бред!

«МГБ? Розыгрыш? Или я и вправду в прошлом?»

«Удивлен названием? У них нет госбезопасности? Или называется по-другому?»

— Позвольте, — майор проигнорировал возмущение Виктора, — узнать ваше имя. Нужно же нам как-то общаться.

— Кто вы такой? Зачем вы меня похитили?

«МГБ? 1946–1953 года? Сталин? Сталин…»

Глаза Виктора сверкнули.

«А удивления в голосе нет… Возмущение, злость, но не удивление… Похоже, коммунизм там еще не построили…»

— Так как мне вас называть?

— Меркулов Виктор Альбертович.

«Меркулов? Вот смешно будет…»

— Товарищ Меркулов, позвольте уточнить год вашего рождения.

— Восемьдесят седьмой.

— Товарищ Меркулов, вы сейчас находитесь в одна тысяча девятьсот сорок девятом году. То есть вы перенеслись на шестьдесят лет назад в прошлое. Произошло это в результате нашего эксперимента. Сейчас я вас покину, вы обдумайте свое положение, а потом поговорим.

Майор встал и направился к двери.

— Постойте, майор, — окликнул его человек с кровати, — Я понимаю, что вам нужны сведения о будущем. Так?

«Быстро соображает. Очень быстро реагирует на изменение обстановки»

— Совершенно верно.

— Я согласен.

30.06.1950 года

— Останови.

Черный автомобиль свернул к тротуару на одной тихой улочке и притормозил.

Лаврентий Павлович Берия тяжело вздохнул. Посмотрел на толстую пачку листов бумаги с машинописным текстом. Даты в тексте немного пугали.

1953 год, 1956-ой… 1979-ый, 1985-ый… 1991-ый, 1993-ий… 2000 год.

Будущее, казавшееся отдаленным, как царствие небесное, внезапно оказалось совсем рядом. Буквально упало на голову, в облике молодого парня, в форме МГБ без знаков различия.

Виктор Меркулов.

Берия вскинул один из листков наугад и прочитал вслух:

— Космическая станция.

«Если товарищ Сталин и ЭТО мне поручит…»

Мимо автомобиля, цокая каблучками, прошла молоденькая студентка. Лаврентий Павлович проводил взглядом стройные ножки. Бросил листок в стопку.

С такой нагрузкой ему только и остается, что смотреть…

Как говорят на Востоке, кто везет, на того и грузят.

А если товарищ Сталин прочитает ВСЕ остальное… Как бы не оказаться среди работников Завенягина.

А не показать — еще хуже.

01.07.1950 года.

Сведения о будущем…

Кондратьев просматривал листы бумаг со сведениями, полученными от Меркулова. Сколько всего предстоит сделать советским людям. Утешает одно: однажды, пусть и в другой истории, они уже это сделали. Значит это — возможно.

— Так… — Кондратьев побарабанил пальцами по столу. Как будто в ответ зазвонил телефон.

— Кондратьев. Да. Что? Что?!

Меркулов сбежал? Нейтрализовав охрану? Как?

Причин не доверять пришельцу из будущего у МГБ не было, но все равно его охраняли вовсе не колхозные сторожа с берданками. Как обычный человек мог справиться с ними? Или…

Что они знают о Меркулове? Только то, что им рассказал он. Фактически, вся информация о будущем — всего лишь не подтверждаемые слова одного человека.

Зачем он сбежал? Что собирается делать дальше? Вопросы, вопросы, вопросы…

Еще бы одного-двух человек из будущего… А лучше — пару десятков. Но нельзя. Не так это просто — всколыхнуть временные потоки.

Так врал ли парень? И если врал, то когда? Что из его сведений — истина, а что — ложь?

Как там фамилия эксперта? Того, что пытался рассказать о признаках лжи?

05.07.1950 года.

— Парень врал.

Кондратьев не стал переспрашивать «Точно? А вы уверены? Подумайте». Во-первых, несолидно. Во-вторых, он приглашал экспертов не для того, чтобы сомневаться в их выводах.

— Все время?

— Нет. Но в определенных местах — да.

— Вазомоторные реакции?

— Соответствовали. На противоречиях поймать не удалось.

Еще бы. Как поймать на противоречиях человека с абсолютной памятью.

— Тогда как?

— Слишком длинные паузы перед ответом, товарищ подполковник. Почти в пределах нормы, но… Почти.

— Где врал?

— Там, где утверждал, что товарищ Берия после смерти товарища Сталина по ложному обвинению казнил товарища Хрущева и объявил товарища Сталина преступником. Там, где утверждал, что атомное оружие было признано неэффективным, и основным видом оружия массового поражения стали отравляющие газы. Космическая программа, похоже, не достигла таких успехов, как он говорит. Также какое-то умолчание есть с вычислительными машинами. Они, похоже, наоборот, развивались более эффективно. Да и в собственной биографии… То, что он, по его словам «в штабе писарем отсиделся» действительности не соответствует…

Ну да. Судя по анализу побега, парень либо диверсант, либо разведчик.

Неужели — шпион? Хотя, нет, глупость. Шпион из будущего? Невозможно. Да и, к тому же, они сами его выбрали и выдернули. Какова вероятность того, что им подсунули шпиона? Ноль? Или все же…

— Товарищ подполковник, — эксперт осмелился потревожить задумавшегося Кондратьева, — зачем ему это было нужно?

— Зачем? — подполковник МГБ хмуро смотрел в пространство, как будто видео беглеца сквозь стены, — Поймаем — узнаем.

01.07.1950 года.

Виктор бежал по лесу. Размашистой рысью, какой привык бегать на марш-бросках.

С момента, когда он уложил охрану и ушел из санатория, ушло три часа. Он уже где-то в тридцати километрах от места, где его держали почти год и где он смог прикончить расслабившихся охранников, не ожидавших такой прыти от спокойного парня, и скрыться.

Сбить собак со следа ему удалось, так что выследить его не смогут. А вертолетов сейчас нет.

Удачи, товарищи.

Кожаные сапоги, конечно, не привычные берцы, но тоже разношены по ноге. За спиной — вещмешок с деньгами, продуктами, документами, наганом.

Виктор был уверен, что сможет скрываться достаточно для того, чтобы сделать то, о чем давно мечатл.

Кто из нас не мечтал попасть в прошлое и изменить историю?

Товарищ Сталин…

Из-за этого маньяка был расстрелян прадед Виктора.

Никаких чувств, кроме ненависти, ни к сталинистам, ни к их кумиру, Виктор не испытывал.