Петр Хомяков - Боги и твари. Волхвы. Греческий Олимп. КГБ

Которых некоторые упорно записывают в, чуть ли не генетических, приверженцев имперской модели. Что совершенно не верно.

– Ладно. Эти соображения оставим при себе.

Глава 3. Карма для волхвов

Русские города пылали. Треть их была уничтожена. Треть городов и больше трети населения.

Русь перестала быть цивилизованной страной. Перестала быть Гардарикой, страной городов. Русь перестали бояться и уважать степняки.

Белая, вольная цивилизованная страна вступала на путь, который привел ее к роли азиатского урода, к роли деспотии. А ее белый народ к длительному периоду постепенной деградации, а потом, уже почти через тысячу лет, к вымиранию.

Такова была цена принятия христианства. Религии мертвого семитского бога. Религии смерти, унижения и лицемерия.

По рекам плыли сброшенные в воду статуи Перуна.

Мне надо уйти, – думал он. – Надо уйти. Я не могу больше жить. Не могу, не должен.

Нет, не просто уйти. Надо выйти к ним, и погибнуть в бою. И пусть мои раны будут ужасными. Я должен предсмертными мучениями искупить свои ошибки.

Ведь меня предупреждали! Афродита тогда, и потом, отец, перед своим уходом. И мать.

Господи! Творец Вселенной, прости меня! Прости, и дай умереть с честью!

Он вышел из леса. На поляне перед стенами небольшого городка шел бой. Вооруженная топорами и копьями толпа поселян дралась с горсткой дружинников.

Профессиональные, закованные в сталь бойцы методично, как машина вырубали ополченцев.

– Покоритесь! Примите Христа! – заорал воевода.

– Сами покоряйтесь своей распятой дохлятине! – заорали из толпы.

– Руби их! – в ярости приказал воевода.

И бойня возобновилась.

Как коршун влетел Перун в ряды сражающихся. Меч в его руках превратился в сверкающий круг. Дружинники начали падать, как трава под косой.

Ополченцы приободрились. И навалились на растерявшихся княжеских слуг.

Отведи им глаза! – прошелестело в голове.

Я воин! Я буду честен в бою с былыми товарищами, – ответил мысленно Перун.

Под лопаткой похолодело. И он стал проваливаться куда-то.

Очнулся он у костра. Была ночь. Кругом стоял лес.

– Очнулся, – услышал он голос откуда-то сбоку.

– Где я? Что случилось?

– Ты здорово помог нам в бою с княжескими слугами, молодец. Но вслед за ними придут новые. Поэтому мы, побив их, ушли в лес.

– Что дальше будете делать?

– Не знаем.

– Покоритесь, и примите крещение! – раздался голос сбоку.

– Помогите мне подняться, – сказал Перун.

Ему помогли, и он стал, прислонившись к дереву. У костра он увидел связанного человека. Это был воевода.

– Ты старый дружинник, воин, – сказал Перун.

– Да! – вызывающе ответил пленник. – И не попал бы к вам, если бы меня не оглушили сзади.

– Честный, – усмехнулся Перун. – Меня тоже твои сзади подкололи.

– Нет вам чести, поганые!

– А вам, значит, есть? Где же твоя честь, воин?! Где твоя перунова клятва?!

Он сосредоточился. Эх, если бы сейчас кто-нибудь из наших был рядом! Помог бы восстановиться. Но, ничего, и так сойдет.

Рана, стала болеть немного слабее. Он глубоко вздохнул, и встал, отойдя от дерева.

– Ну, где она?!! – ставшим громовым голосом произнес Перун.

Все на поляне затихли. Было видно, что у воеводы в ужасе расширились глаза.

– Перун?!

– Ты давал мне клятву, пес. И ты ее нарушил.

– Бог, Перун! Но я воин! Я выполнял приказ князя! Приказ свят для воина. Разве не в этом мы клялись тебе?!

– Бог выше князя, отступник! Живой бог выше вашего смердящего мертвеца. Ты нарушил клятву. И с тобой поступят, как с клятвопреступником.

Выньте у него язык, которым он лгал, клянясь. Выньте у него сердце, которое изменило. Сожгите их в костре. А голову наденьте на копье, и выставьте на перекрестке дорог.

Его голос гремел. А сам он вновь погружался в темноту.

Хорошо, – подумал он. – Хорошо. Вот так уйти. Так уйти. Так уйти…

Отец смотрел на него своими глазами цвета стали.

– Я уже в стране Вечного лета, отец?

– Много хочешь, мальчишка!

– Прости, отец. Я виноват. Но что же, ты гонишь меня?

– Гоню, но не туда, куда ты думаешь! Ты вернешься на землю. И будешь жить. Долго. Слышишь, щенок, долго! И ты дождешься наших. Дождешься. Они придут! И ты поможешь им. А пока не теряй своих умений. И приобретай новые.

– Долго ли ждать, отец?

– Сколько надо, столько и будешь ждать! Да не повторяй былых ошибок. Не надейся на этих, воинов. Холопы они, холопы и рабы. Как этот воевода, голова котрого висит на копье у дороги. Он давал клятву тебе. А убивал тех, кто остался верен тебе, мне, Веде. Кто был верен, не давая никаких клятв. А он давал клятву, но… выполнил приказ. Пес, раб, холоп. Вот они, твои воины.

Ты понял, наконец, кому надо верить, и кому помогать?!! Понял, мальчишка?!!! Понял, ради кого я вручил тебе в руки меч из волшебного металла?!!!

– Понял, отец.

– Не будь к нему так суров, Сварог, – мать вышла откуда-то сбоку. – Он все понял. Он выполнит твой наказ.

– Верю, Рысье сердце, верю и надеюсь.

– Я не Рысье сердце, Сварог. Я Рыська. Твоя Рыська. А это наш сынок. И он будет достоин нас. Не сомневайся.

– Буду, отец! Буду, матушка! Верьте мне. Верьте!

– Вот и хорошо. А теперь спи, спи, сынок. Все будет хорошо.

Глава 4. Битва продолжается

Стол стоял под яблоней на зеленой лужайке возле довольно большого, просторного дома.

– А ты неплохо устроился, – сказала Тамара Петру.

Она сидела за этим столом напротив Буробина. Сухощавая, подтянутая западная леди без возраста. Ее волосы были уложены в искуссную прическу. Прическа нравилась Петру, а вот цвет волос нет. Этакая лиловая седина.

– Что ты так смотришь на меня, – спросила она.

– Прическа твоя нравится. А вот цвет волос нет.

Она рассмеялась.

– До чего же ты бестактен, Буробин.

– Ладно, не обижайся.

К столу подбежала круглолицая девочка лет тринадцати.

– Тетя Тамара, отпустите Петра с нами на озеро.

– Он большой, Оля. И решает все сам.

– Но он как бы стесняется. Я думала, что это вы его не пускаете.

– Нет, – рассмеялась Тамара, – тебе показалось. Идите, гуляйте, где хотите.

– Надо же, – сказала она, когда Ольга убежала, – вот оно тоталитапрное мышление. Как будто, взрослый парень должен спрашивать разрешения у старших. Да он уже машину водит.

– Ладно, не придирайся. Ну, ошиблась девчонка.

– Да. Кстати, прямо мистика, вылитая Ольга. И по фигуре и по лицу. А ведь она не похожа ни на тебя, ни на твою жену.

– Значит, мистика.

– А назвать Ольгой кто решил?

– Жена. Она как будто даже влюблена в память Оли. Для меня это было странно.

– Да, она у тебя просто чародейка. Я, откровенно говоря не надеялась, что Тимофея удастся вылечить. Такое даже у нас, в штатах с трудом получается.

– Вот видишь, вылечила.

– И теперь он зовет ее мамой и любит, похоже, как не всякий любит родную мать.

– Да, моя Рыська просто чудо. И все дети это чувствуют. Потому она такой хороший детский врач.

– Рыська? Почему ты ее так зовешь?

– Так, она похожа на смеющегося рысенка.

– Ты, сентементален, Буробин. Вот уж не ожидала от тебя.

Тамара говорила доброжелательно, но несколько снисходительно.

Как белая леди с вождем дикарей, – подумал Буробин. Но не обиделся. В конце концов, Тамара вырастила его старшего сына. И, как он понял, во многом помогла ему.

– Слушай, пользуясь случаем, хочу спросить. Это твой Влад направил ко мне того джентльмена, что купив у меня секреты развалившегося Союза позволил нам жить безбедно?

– Почему ты так думаешь? Утечек о вашей работе было достаточно и без Влада.

– Не знаю.

– Ладно, считай, что Влад.

– Тогда поблагодари его.

Она вдруг рассмеялась.

– Уму непостижимо, дочь и зять генерала Кузьмина благодарят друг друга за передачу Америке секретов СССР.

– Да, пропади он, этот СССР!

– Он и так пропал. Но живое живым. Я приехала не только, чтобы повидать племяников и показать тебе сына.

– Я понял.

– Хорошо. Твой боевик, где ты рассказываешь о секретах спецлабораторий КГБ, и выдвигаешь гипотезу, что все это знали и умели еще олимпийские боги, может быть интересен. Кстати, чего это ты решил его написать?

– Так, от скуки. Но почему может быть? Разве он не интресен сам по себе?

– То, что сам по себе, это неважно. Важно, что он может быть использован как элемент большого пропагандистского проекта. И не только пропагандистского. Понимаешь?

– Не дурак.

– Ты согласен на такое его использование? Не бесплатно, конечно.

– Разумеется, согласен.

– Тогда подпиши некоторые бумаги. Я их привезла с собой. Они в доме.

– Подпишу.

Он задумался.

– А знаешь, – сказал Буробин после паузы, – ведь многое невероятное оказывается реальным. И наши собственные работы, в которых мы участвовали подтверждение тому.