Александр Казанцев - Взгляд сквозь столетия

194

Впервые напечатан в журнале «Современник» в 1839 году (кн. 1, с. 97–120). Впоследствии «Город без имени» вошел как часть «ночи пятой» в роман Одоевского «Русские ночи». Печатается по тексту советского издания этого романа: В. Ф. Одоевский. Русские ночи. (Серия «Литературные памятники»). Л., 1975, с. 61–72.

В этом рассказе, написанном в форме гротескной сатиры, Одоевский показывает «на практике» теорию родоначальника утилитаризма, английского правоведа И. Бентама (1748–1832 гг.). Умозаключения этого «логического философа» получают «полное или, как говорят, практическое применение» в жизни колонии его последователей. «Государство бентамитов», пройдя период развития, «долгие годы» процветания, приходит к чудовищному краху, доказывая тем самым несостоятельность тезиса Бентама о том, что «польза есть единственное основание нравственности и единственный закон для всех действий человека». Это, говоря словами героя «Русских ночей» — Фауста, «символическое прозрение» в то, что непременно должно было быть, если бы люди «вполне приводили в исполнение» некоторые свои мысли.

Белинский в одной из своих рецензий (1839 г.) назвал «Город без имени» «прекрасной, полной мысли и жизни фантазией князя Одоевского». Современный литературовед Р. Назиров установил, что Достоевский в эпилоге своего романа «Преступление и наказание» развивает некоторые идеи и образы «Города без имени».

195

Гумбольдт Александр (1769–1859 гг.) — немецкий ученый-натуралист и путешественник. Издал в 1807–1833 годах свое «Путешествие в экваториальные области нового континента», т. е. Америки. Эпиграфом к «Городу без имени» Одоевский поставил цитату из той части этого тридцатитомного сочинения, где давалась общая картина природы и климата Америки.

196

Перистиль (греч.) — крытая галерея с колоннами, примыкающая к стене здания.

197

Утопия была впервые опубликована в альманахе В. Владиславлева «Утренняя заря» за 1840 год. «4338-й год» — это обработанный для печати отрывок произведения, оставшегося незаконченным. Из плана, находящегося в архиве Одоевского, видно, что утопия является третьей частью задуманной писателем трилогии: в первой части должна была изображаться «эпоха Петра Великого», во второй — «наше время», т. е. 30-е годы XIX века. Отрывок из второй части трилогии Одоевский опубликовал в первой книжке «Московского наблюдателя» в 1835 году под названием «Петербуржские письма».

Сам замысел трилогии, безусловно, связан с занятиями Одоевского немецкой философией, с идеей трехфазисного развития человечества, которая получила в этой философии в 30-х годах XIX века большое распространение. Вот как она там определялась: «…можно вполне удовлетворительно объяснить ограничение числом три. А именно: перед нами тезис, антитезис и синтез. Преимущество этой связи в том, что из наблюдения сопоставленных историй возникало более совершенное удовлетворение, чем из наблюдения отдельных действ».

В плане своей трилогии Одоевский прямо следует этой рекомендации. Все три части ее должны были быть построены на параллельных сюжетах — ситуациях, что подчеркивало разницу между несовершенным прошлым и идеальным будущим. Приведем только один пример.

На протяжении двух первых частей трилогии между Петербургом — столицей, центром просвещения, и Москвой — отсталой провинцией, столицей невежества и косности, ведется своеобразная «борьба» за влияние на душу героя. Эта борьба всегда заканчивалась «победой» Петербурга — герой переезжал сюда и становился поборником современного просвещения. Но при этом он обязательно терял какую-то долю своих прежних душевных достоинств — буржуазный Петербург не только учил, но и развращал.

В «4338-м годе» никаких конфликтов нет: Петербург о Москва слились, стали одним громадным городом — всемирным центром наук и культуры. Ипполит Цунгиев приезжает сюда учиться, и его душевный мир полностью гармонирует с обстановкой идеального города.

Отметим, что знаменитая «фантастическая триада» из «Дневника писателя» Достоевского «Бобок», «Кроткая», «Сон смешного человека», которая рисует своего рода вертикальный разрез мировой жизни («Бобок» — мир подземный, «Кроткая» — земной, «Сон…» — космический, небесный), сильно напоминающий образ вселенной в древнерусской апокрифической литературе (ад — земная жизнь — рай), явилась своеобразной пространственной антитезой замыслу исторической трилогии Одоевского.

Утопия Одоевского, так же, как все остальные произведения о будущем в русской литературе, тесно связана с действительностью, т. е. со временем ее написания — 30-и годами XIX века. В жизни Петербурга XLIV века без особого труда узнаются черты и детали петербургской жизни этого времени: борьба литературных «аристократов» с «торговым» направлением, увлечение магнетическими опытами и немецкой философией и т. п.

Ученые будущего, в сущности, занимаются только комментариями к прошлому, даже угроза космической катастрофы не может отвлечь их. Кстати, еще несколько слов об этой катастрофе. В № 23 журнала «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду» за 1839 год появилась своеобразная историческая справка о комете Галлея под названием «Комета Вьелы в нынешнем 1839 году»: «Эта невидимая комета, пигмей между своими собратиями», уже не раз пугала человечество: в 1826 году, в 1832 году и, наконец, в 1839-м. «По новейшим, самым строгим исчислениям, она непременно должна наткнуться на нашу Землю… в 4339 году… Мы тогда не преминем сообщить читателям все подробности о сем замечательном происшествии». И далее шло объявление о публикации «4338-го года» в «Утренней заре».

Утопия Одоевского неоднократно переиздавалась в советское время. Мы печатаем ее текст по изданию: В. Ф. Одоевский. Повести и рассказы. М., 1959, с. 416–448.

198

Месмерические опыты — опыты австрийского врача Фридриха-Антона Месмера (1734–1815 гг.) по лечению болезней при помощи «животного магнетизма».

199

Нехао, или Нехо II (609–595 гг. до н. э.) — египетский фараон.

200

Дарий I (521–486 гг. до н. э.) — древнеперсидский царь, государственный реформатор, совершивший неудачный поход против скифов и начавший воевать с Грецией.

201

Псамметих I (665–609 гг. до н. э.) — египетский царь.

202

Солон (ок. 638 — ок. 559 гг. до н. э.) — афинский политический деятель.

203

Негоциации — переговоры.

204

…Немцы составляли род особой касты… — Возможно, Одоевский намекает на кружок «русских немцев», любомудров-шеллингианцев, к которому принадлежал и он сам.

205

Камер-обскура — система линз и зеркал, прообраз современного фотоаппарата.

206

Петрополь с башнями дремал — из поэмы Державина «Видение мурзы».

207

«Последний человек» — роман английской писательницы М. Шелли (1826 г.).

208

Семь глав «Тарантаса» были впервые опубликованы в «Отечественных записках» в 1840 году (№ 10). В подстрочном примечании к этой публикации давался следующий сжатый пересказ содержания повести: «Все сочинение состоит из рассказа о путешествии из Москвы в Мордасы двух лиц: Василия Ивановича, пятидесятилетнего русского помещика, и Ивана Васильевича, молодого человека, только что возвратившегося из чужих краев, жаждущего открыть в России какой-то новый идеальный мир и решившегося писать свои путевые впечатления на той дороге, которую совершает он вместе с прозаическим Василием Ивановичем…»

Отметим, что написанию «путевых впечатлений» предшествовало действительное путешествие Соллогуба по России из Москвы в Казань осенью 1839 года совместно с известным художником-любителем, учеником Карла Брюллова князем Г. Г. Гагариным.

Первое отдельное издание «Тарантаса», куда вошла и заключающая произведение утопическая глава «Сон», появилось в 1845 году.

Прекрасно изданная книга, снабженная иллюстрациями Гагарина (в заглавной заставке с физиономиями обоих героев «Тарантаса» художник под видом Ивана Васильевича изобразил самого Соллогуба в молодости) имела довольно большой читательский успех. «Я сделался модным, едва ли не самым модным писателем», — вспоминал об этом впоследствии сам Соллогуб.

«Тарантас» 1845 года вызвал большое количество критических отзывов. Издание «путевых впечатлений» Соллогуба послужило, как известно, поводом и для написания Белинским знаменитого памфлета против известного славянофила — Ивана Васильевича Киреевского. В связи со своей полемической задачей критик рассматривал «Тарантас» как сатиру на славянофильство, что было в некоторой степени преувеличением и не совсем соответствовало содержанию самого произведения.