Сорока на виселице - Эдуард Николаевич Веркин

Тетрадь.

– И что в ней?

Мария открыла.

– Дома почитаю… Кто-то вел записи…

Мария дунула на страницу. Пыль.

– Я думаю… Вдруг что интересное…

Над горизонтом показалась черная точка, со стороны юга. Штайнер проницательней, чем я предполагал.

– Я говорил, найдут быстро. Жаль, поход нам не помешал бы…

Ховер ускорился, пошел на снижение.

– Поход потом… А вот со Штайнером пора поговорить…

Мария сердилась.

Ховер опустился на крышу, откинулся фонарь, из машины показался Уистлер.

– Все понятно, – брезгливо сощурилась Мария. – Как могло быть иначе, кто бы сомневался…

Уистлер, перешагивая через обломки, подошел, выглядел нездорово, лицо правой частью слегка опухло, не выспался.

– Привет, друзья! Вы, как погляжу, вовсю развлекаетесь без меня.

Бодро.

– Привет, – сказал я.

Стоит поговорить. Шутки шутками, но границы… не стоит забывать.

– Как ты нас нашел? – строго спросила Мария.

– Я использовал мозг, – зевнул Уистлер.

– Правда? – не удержалась Мария.

– Разумеется, не полностью, всего полтора процента, но, чтобы вас найти, этого хватило с избытком. Я проснулся…

Уистлер проснулся, записал странные мысли, поговорил со мной, пообедал, решил прогуляться, но ни меня, ни Марии в номерах уже не застал, поэтому не утерпел и отправился в эллинг.

Едва Уистлер вошел в эллинг, как увидел ховер, опускающийся на стартовый стол. В ховере никого, но Уистлер проверил координаты по логу.

– Могу поспорить, Ян, это была не твоя идея – отправиться в развалины, – улыбнулся Уистлер. – Развалины – это по части барышень… барышни, руины, хризантема и зонт, тайны старого штангенциркуля… – не удержался, в свою очередь, Уистлер.

– Идиот, – констатировала Мария. – Впрочем, как все синхронные физики.

Мария секунду раздумывала – не влепить ли Уистлеру классическую оплеуху, так наверняка поступали многие героини книг о неудачах синхронной физики, но все-таки Мария воздержалась, возможно, ее смутил присутствием я.

– Идиот, – утвердительно повторила Мария.

Мария направилась к ховеру.

– Давай поспорим, что не улетит, – предложил Уистлер.

– А на самом деле? – спросил я.

Уистлер рассказал. Что он проснулся, и ему в голову неожиданно явились мысли, он их записал, в последнее время он записывает все затейливые мысли, потом заглянул я, и Уистлер поговорил со мной, после немного поспал, и сны ему приснились странные, он решил их обсудить, отправился в библиотеку, там никого, отправился в столовую, там Кассини и Штайнер едят кашу и, как всегда, ругаются, поспешил ко мне – пусто, и у Марии пусто, тогда он сразу понял, где мы можем быть.

Задействовал полтора процента своего мозга и выбрал старый Институт.

– Как наш ховер вернулся в эллинг Института? – спросил я.

Мария забралась в кокпит, захлопнула фонарь.

– На автопилоте, – ответил Уистлер. – Это единственный вариант. Вы оставили машину на крыше, случился сбой – и ховер отправился обратно самостоятельно.

– Разве это возможно?

– Ты забыл, где находишься, – улыбнулся Уистлер. – Это же Реген. Здесь нельзя доверять даже технике. Ну или…

– Что?

– Или кто-то из вас ввел в автопилот программу возвращения.

– Для чего? Я не вводил… Мария? Так она еле с управлением справляется…

– Это, конечно, ужасно… – ухмыльнулся Уистлер. – А я всегда думал…

Он замолчал, скривился, Уистлер пощупал правый бок, ребра.

– А ты сам… Как ты себя чувствуешь? – спросил я. – После вчерашнего?

– Хорошо, как всегда, хорошо, немного… вспышка в глазу, словно там вертится маленькая молния, бах-бах-бах…

– Это может быть ушиб сетчатки. Или разрыв. Лучше провести тесты. Если действительно разрыв, потребуется молекулярная терапия… А зубы?

– Какие зубы? – спросил Уистлер.

– Ты сломал… вчера зубы.

Уистлер улыбнулся.

Зубы на месте.

– Но я…

Не могли же они вырасти за ночь, молекулярная терапия не работает так быстро, Уэзерс бы провозился несколько дней.

– Мне тоже здесь снится всякая дрянь, – сказал Уистлер. – Жуки с изумрудами в брюхе, стулья, мраморные скамейки, римский источник… Источник – это самое лучшее, что мне снится.

– Но остальные ведь видели… Кассини…

Уистлер перебил.

– Это полярный день, – Уистлер указал пальцем вверх, в неровную светлую прореху в облаках. – Здесь полярный день особенно… невыносим, про это рассказывали многие. Причина в том, что спектр Реи отличается от спектра Солнца. Визуально это неразличимо, но излучение оказывает влияние на психику… У всех по-разному.

– По-разному – это как?

Уистлер щурился в сторону ховера.

– Галлюцинации. Как правило, зрительные… но случаются и слуховые, и обонятельные. Потеря ориентации в пространстве, краткосрочные амнезии, психосоматические расстройства, широкий спектр аберраций. Воздействие усиливается в полярный день… Насколько я знаю, ты работал на Путоране? Значит, ты должен легко переносить полярный день, все же они не окончательно бестолковы…

– Кто? – не понял я.

Уистлер не услышал, пожалуй.

– Видишь ли, человек не может сразу прилететь на Реген, требуется поэтапная адаптация, – сказал он. – Месяц на Кесслере, месяц на Дите и только потом система Реи.

Или услышал.

Мария продолжала сидеть в ховере. Может, она спала.

– Я не был на Дите… и не был на Кесслере, я сюда сразу с Земли… И Мария…

Мы встретились в терминале Лунной базы.

– Мария с Земли, – Уистлер посмотрел в сторону ховера и понюхал воздух. – Звучит как романс… У тех, кто бывал на Регене, вырабатывается своеобразный иммунитет. У Штайнера, например. Им не нужна длительная адаптация.

Уистлер отвернулся от ховера и посмотрел на меня.

– Но я никогда не был на Регене…

– Ты уверен? – улыбнулся Уистлер.

Я попытался вспомнить.

– Скажи еще, что не видел в смерти сову, – усмехнулся Уистлер.

Я тоже улыбнулся.

– Это действительно смешно. Сомнительный юмор синхронных физиков, так сказал бы наш друг Кассини, извини, Ян, если как-то тебя напугал.

Или Мария с Земли. Мы встретились в пустом терминале Лунной базы, она сидела на веселом клетчатом чемодане, а «Тощий дрозд» висел в зените золотым веретеном.

– Видишь, Ян, как легко наше сердце поддается сомнению… Видимо, это природа… Что ты хотел спросить?

Я видел, как он выплюнул на стол зубы. Видел.

– Зачем тогда Институт построили на такой неподходящей планете?

– Ты продолжаешь задавать правильные вопросы, – улыбнулся Уистлер. – Зачем Институт построили здесь…

Уистлер достал из кармана куртки бумажный самолет, расправил треугольные крылья, дунул в киль, размахнулся, запустил.

– Забавно…

Самолет ушел вниз.

– Что?

– Марло коллекционировал эпидиаскопы, – сказал Уистлер. – Это такие оптические приборы, они позволяют… они проецируют изображение на стену… Неважно. То, что Марло собирал эпидиаскопы и прочую старую технику, определило пути прогресса… Тот, кто когда-то изобрел эпидиаскоп, получается, тоже приложил руку… Дело в том, что Марло придумал репликатор, наблюдая за древним библиотечным оборудованием.

Уистлер усмехнулся.

– Нет, я поселился в библиотеке не для этого, – заверил он. – Хотя… ничего нельзя утверждать… теперь ничего нельзя, мы погружены в горизонт… Так вот, Марло наблюдал за аппаратом,