Степь и Империя. Книга IV. Рыцарь Империи - Балтийский Отшельник

И запах женщины, уютный и домашний запах женщины, исходящий от Нангуты.

Всё вокруг было новым и пронзительно дающим знать о себе, словно разум истосковался по ощущениям...

Сделав два крохотных глоточка, он отстранился и прикрыл глаза, прося паузы. Нангута терпеливо ждала, служанка стояла рядом, держа поднос.

Питье оказалось совершенно волшебным, язык и горло оживали с каждым вдохом.

- Ещё, - попросил Рифейну и голос уже звучал почти привычно. Нангута послушно поднесла пиалу.

И десяти глотков не выпил Рифейну в четыре приёма, когда живот снова громко напомнил о себе: "Есть!!! Не пить, а ЕСТЬ!!!"

Это было так громко и бесцеремонно, что Нангута снова улыбнулась.

- Отец сказал, что тебе сейчас нужнее всего мясной отвар, - она поднесла к его губам другую пиалу, побольше, и сытный тёплый дух заполнил ноздри Рифейну. - Тоже, понемногу, не торопясь...

Рифейну сделал глотка три или четыре, а потом его глаза закрылись, и он снова уснул, как убаюканный младенец...

***

Когда Рифейну проснулся следующий раз, снова во всю сияло солнце, а у его постели сидел Скульптор.

Рифейну пошевелился и понял, что он уже в состоянии сесть сам – чем тут же с удовольствием и воспользовался. Скульптор с интересом наблюдал за этим.

- Как я и предполагал, силы к тебе сейчас будут прибывать даже ни по дням, а по часам. Велеть подавать кушать?

- Погоди. Сначала расскажи мне всё...

- Всё? Ты уверен?

- Всё так плохо?

- Напротив. Но рассказывать придется долго. Я не уверен, что у тебя уже достаточно сил.

- Тогда всего два вопроса: что со мной было и как идет кампания?

- Знаешь, я сначала отвечу на вопрос, который ты не задал. Я сообщил твоему брату, что тебя принес Первый и ты очень плох. Он сам решил сообщить твоим женам. Вчера я послал им весть, что ты пришел в себя.

Рифейну кивнул. Этого следовало ожидать, но в своих многолетних скитаниях он как-то подзабыл оглядываться на то, что у него есть дом, жены, семья...

- И?

- Они собирались сюда...

- Не томи!

- Ничего страшного. Дингане не отпустил их, потому что мы в осаде...

- Та-ак... Хотя, в принципе, так мы и планировали? Я никак не могу представить, что столько времени был в беспамятстве... Так что со мной было?

- Пыльца почти сожрала тебя...

- Не темни, - у Рифейну явно прибыло сил – он уже мог настаивать на своем.

- Ноги, спина, глаза, горло, легкие...

Рифейну поперхнулся. На душе похолодало, и желания «знать всё» сильно поубавилось.

- ...пришлось выращивать заново...

Рифейну молча протянул руку к чаше с напитком. Скульптор поторопился подать ее. Потрясение на лице Рифейну было неподдельным. Но три-четыре глотка восстановили иллюзию душевного равновесия. Хотя бы внешне.

- Надеюсь, знания Озмы тебе пригодились? - поинтересовался он небрежным вроде тоном, не желая более углубляться в тему.

Но тут вспыхнул Патрум.

- Знания! - он аж сплюнул. - Их знания - ничто! Белые не маги, а аптекари! Без помощи специально созданных конструктов они даже перелом залечить не могут. А конструктов-модификаторов им создают духи Полярных гор по давнему договору... Но ведь ты же это знал?

- Знал. Но специально отдал тебе Озму. Если бы тебе об этом рассказал я - ты бы разве поверил?

- Тебе бы поверил. Возможно. Наверное... Может быть...

- И как ты поступил с Озмой? Продал?

- Ха! - Патрум оживился. - Из-за разочарования я был на нее зол. А потому...

Но тут Скульптор прервал сам себя.

- Я думаю, тебе рано еще думать о рабынях, еще пару дней женщины будут тебе недоступны - потому что твое рвение может повредить тебе. Про Озму сейчас скажу тебе только одно: она взбесила меня своим ослиной тупостью и непониманием, кто она теперь и где ее место. И я ее наказал. А за каждое неизвестное мне знание из её головы, и за каждое продемонстрированное магическое умение я пообещал возвращать по одной букве в ее имени...

- И?

- И вот два года спустя ее все еще зовут О.

Рифейну рассмеялся.

Озма, чванливая Озма, гордившаяся глубиной своих знаний и уровнем магического искусства, лишь однажды смогла удивить своего дремучего степного хозяина. Вот уж унижение так унижение! Как раз для такой рабыни! Да, не зря Патрума называли на Юге Ваятелем Рабынь и Великим Мастером!

Поставить на колени заносчивую сучку не так уж трудно, а вот надеть рабский ошейник на заносчивый разум – это уже мастерство!

При мыслях об Озме покоренной Рифейну почувствовал слабый отклик внизу живота.

Но видимо этот отклик был не так уж слаб, если Скульптор торопливо сказал: "Но сейчас эти мысли вредны сокам твоего тела! Давай, лучше я позову служанок, и пока ты будешь есть, расскажу самое важное..."

***

- Но пока слуги несут еду, скажи мне самое главное - что ты сделал во время битвы войск Султана с северными кланами?

Рифейну буквально несколькими словами рассказал о расстреле адских фруктов.

- ...но я не успел увидеть результат, - закончил он.

- Про результат тебе могу рассказать я - хотя о нем уже поют все сказители Амаро, а скоро будут петь барды всего Мира. Только в этих песнях тебя называют Неизвестным Героем, потому что имя героя неизвестно, а тело не найдено. ..

***

- ...уничтожив адские плоды ты, видимо, разрушил заклинание, управляющее ими, и все пошло в разнос, как механизм с сорванной пружиной. Часть черных плодов обрушилась на войско северных кланов, нанеся ему значительный ущерб. Но другая часть рухнула на войско южан, не пощадив поклонников Багряной Прелести. К тому же удар пришелся по центру султанского построения, уничтожив весь штаб и командующего вторжением. Дальнейшая разгоревшаяся битва больше напоминала агонию обезглавленной змеи. Войска кланов и так, в принципе, слабо подчиняющиеся единому командованию, сражались сами по себе, потому что изначальный план битвы не предполагал ничего подобного произошедшему. Зато они ничего и не потеряли, утратив центральное командование – а вместе с ним всю верхушку кланов. Южане, лишившись руководства, но понесшие меньшие потери от пыльцы, дрались как загнанные в угол крысы. Но результате - от султанской армии осталось в строю хорошо если пятая часть, от армии Военного Совета - от силы десятая...

Рифейну откинулся на подушки. Никогда с ним не бывало такого, чтобы радость лишала его сил,