Павел Амнуэль - Окончательный выбор

Споры, впрочем, быстро прекратились, поскольку выбрать между двумя гипотезами оказалось невозможно.

И наступил хаос.

— Откуда ты это знаешь? — спросила Инга, когда Питер сделал в повествовании паузу, чтобы привести в порядок мысли.

— Мне рассказывал дед Борис, — объяснил Питер. — Мы с ним очень дружили, у нас была общая тайна.

— Тайна? — поднял голову Фасси.

— Нам не нужна была монетка, — сказал Питер. — Видимо, это передавалось по наследству. Дед, который был молодым, когда вспыхнула Сверхновая, не получил, вероятно, своей доли облучения. А может, у него был иммунитет. Когда мне исполнилось три года, я, как все, прошел инициацию, мне повесили на шею детскую монетку из дешевого металлического сплава, если и потеряешь, не жалко, и я получил право самостоятельного выбора. Бросая монетку, я мог решать, идти ли мне играть с ребятами в футбол или отправиться на реку ловить рыбу. На самом деле мне достаточно было секунду-другую подумать, сравнить, разобраться в том, чего мне хотелось больше. Я не понимал, зачем мне этот металлический диск, он мешал, заставлял меня порой делать совсем не то, что мне на самом деле было нужно.

— Со мной происходило то же самое, — вставила Инга. — Только… У девочек рефлексы срабатывают чаще, и когда мой брат бросал монетку, чтобы прийти к какому-нибудь решению, мне достаточно было поступить рефлекторно…

— Потому-то, — перебил Питер, — женщин перестали слушать вообще, и к принятию решений, тем более на государственном уровне, их не допускали уже лет через десять после того, как Сверхновая угасла. Жребий позволял решить любую проблему, а женская интуиция порой так портила статистику…

— Глупо, — обиженно сказала Инга, пожимая плечами.

— Господи, — протянул Питер, — глупо, бездарно, невыносимо было все… Ты хоть понимаешь, что в один далеко не прекрасный день нелепое излучение из космоса лишило человека разума? Разум — это возможность сознательного выбора.

— А я слышала… — начала Инга, но Питер не дал ей договорить.

— Слышала! — воскликнул он. — Конечно! Всем известно, что человеческий разум заключается в том, чтобы свободно принимать свой жребий. Но раньше было иначе, и люди знали, чего хотели! Разум — это самостоятельный сознательный выбор. Сознательный, понимаешь?

— Я всегда…

— Ты — да. И я тоже. Мы с тобой не такие, как все. Разве ты всю жизнь не скрывала от людей способность без подсказки решать свои проблемы? Свободу воли дал человеку Бог, так написано в Библии, но сейчас даже эту книгу трудно найти, потому что лет через пять после Сверхновой выпал жребий — книги уничтожить. Большой жребий: в Москве собрались делегаты из разных городов, и каждый бросил свою монетку, а потом посчитали, и оказалось, что все напасти человечества — из-за книг.

— У тебя дед был…

— Уродом, — сказал Питер, потому что Инга не могла подобрать нужного слова.

— А у меня и дедушки с бабушками, и родители совершенно нормальные, — продолжала девушка. — И оба брата. И младшая сестра, Я одна такая. Почему?

— Откуда мне знать? — Питер погладил Ингу по голове, а потом наклонился и поцеловал ее в щеку, девушка отстранилась, но лишь на мгновение, чтобы встретить взгляд Питера и прочесть в нем то, что ей так хотелось увидеть еще вчера, и сегодня утром, и потом, когда шли в Долину…

— Я люблю тебя, — пробормотал Питер, когда затянувшийся поцелуй закончился долгим вздохом.

— Ты хотел меня прогнать, — с укором напомнила Инга.

— Прости, — сказал Питер. — Я думал, ты такая, как все, и я не имею права портить тебе жизнь.

— А сейчас, — улыбнулась девушка, — ты такое право имеешь? Фасси тявкнул, привлекая к себе внимание, и привстал, подняв морду к небу. Питер посмотрел вверх: звезды исчезли. Купол неба стал ярко-зеленым, и в центре его пылало солнце, окруженное нежным сиянием, смягчавшим излучение светила, делавшим его переносимым для взгляда.

Солнце было белым, а не золотистым, каким его привык видеть Питер, но это обстоятельство не смущало, напротив, Питер принял изменение, как должное, и сказал, обращаясь к Инге:

— Наверное, мы уже прибыли на место.

— На место? — не поняла девушка. — Куда?

— Не знаю, — сказал Питер. — Главное — не отходи от меня. И ты, Фасси, тоже. Мы должны держаться вместе.

— Тяф, — сказал Фасси, не умея, видимо, от избытка чувств выразиться яснее. — Стоят… не заходят…

— Кто стоит? — спросил Питер. — Где?

Фасси не отвечал, собачье естество взяло верх над его лингвистическими способностями, и лаял он теперь истово, вкладывая всю свою собачью душу, а когда из-за дерева появился мужчина в свободной рубахе и потертых джинсах, Фасси бросился на него и пытался укусить, но у пса это не получалось, будто пришедший был заколдован. Пес успокоился, отбежал к Питеру, и тот с удивлением отметил, что Фасси махал теперь хвостом с таким удовольствием, будто минуту назад не врага пытался прогнать, а лучшего друга встретить и приветствовать.

— Господи, — прошептала Инга и ухватила Питера за локоть.

— Здравствуйте, — сказал пришелец. — Ты Петр Варламов, верно?

— Верно, — пробормотал Питер. Он видел это лицо, точно видел, но где и когда?

— А тебя зовут Инга Жеянова, я не ошибаюсь?

Инга не ответила, только крепче ухватила Питера за руку.

— А это Фасси.

Пес неуверенно тявкнул, но природная собачья вежливость взяла верх, и он сказал мирно:

— Да. А ты Петр Варламов.

— Правильно.

И только теперь Питер понял, почему лицо этого человека и его одежда показались ему знакомыми.

— Я? — изумился он.

— Я, — кивнул Питер. — Согласись, когда разговариваешь с собой, логично видеть собеседника.

— Ты… — протянул Питер, — из моего будущего?

— Не нужно выдумывать сущностей сверх необходимого. Я — это ты, какой ты есть сейчас.

— Ты… отсюда? И знаешь больше меня!

— Нет, — решительно возразил Питер, — но если мы сядем и поговорим, то скоро будем знать гораздо больше, чем знали.

— Не отпускай мою руку, — прошептала Инга на ухо Питеру.

— Только не долго, — посоветовал Фасси, усаживаясь у ног Питера, — я терпеть не могу долгих разговоров.

Питер опустился на землю, вытянув ноги, и взглядом предложил

Питеру сесть рядом. Тот так и сделал, Инга села тоже, почему-то оказавшись на одинаковом расстоянии от обоих Питеров.

— Это твой выбор? — спросил ее Питер. — Надеюсь, тебе не придется подкидывать монетку, чтобы решить, с кем ты?

— Не нужно так, — поморщился Питер. — Выбрать Инга сумеет. Рассказывай.

— Тебе? — нахмурился Питер. — Ты знаешь все, что известно мне.

— Да, — согласился Питер. — Твое знание во мне есть. Но нет твоей памяти.

— А это важно? Питер промолчал.

— Сверхновая, — пояснил Питер, — не имела к тому, что с нами произошло, никакого отношения!

Он ждал реакции, но Питер сидел молча, лишь взгляд его изображал заинтересованность. Смотрел он, впрочем, не на Питера, а на Ингу, и заинтересованность его, похоже, была совсем иного свойства. Питеру очень не понравился этот взгляд, хотя он и понимал, что сам смотрел на девушку точно так же.

— Что значит — никакого отношения? — спросила Инга.

— Никакого, — повторил Питер. — Я понял это совсем недавно. На пути мне. попалась маленькая деревня в предгорьях Урала, там жили всего три семьи, а может, четыре, в деревне было четыре дома, но один то ли стоял пустой, то ли те, кто в нем жил, куда-то ушли, я их не видел. Михаил Иванович Баратов не рассказал мне историю своей деревни, монетка не велела ему, но на стенах в его доме я увидел старые фотографии, настоящие звуковые фотографии, на одной был сам хозяин, а на другой он же рядом с каким-то стариком, и старик говорил такие слова: «Знаешь, я так и не смог решиться, а звезда еще не воссияла, и потому я желаю тебе…» Что-то, наверное, сломалось в рамке за столько лет, щелчок, фотография возвращалась к началу, и старик опять говорил, обращаясь к молодому Баратову…

— Баратовы, — вспомнила Инга. — Это же Полесово, пятнадцать километров от нашей деревни. Я там была однажды. И фотографию видела, но мне и в голову не пришло…

— В моей голове тоже что-то щелкнуло, когда щелкнуло в фотографии, — сказал Питер. — И я задал себе такие вопросы. Почему излучение Сверхновой повлияло только на человеческий мозг? И что было раньше?

— Ты задавал странные вопросы, — заметил Питер. — Наверное, тебе пришлось несладко в жизни.

— Вопросы я задавал себе, — хмуро уточнил Питер. — Другие… Ты думаешь, мне досталось?

— Ровно в половине заслуженных тобою случаев, — усмехнулся Питер.

— Вот именно! Даже мой брат… младший… Сначала я лупил его — пользовался тем, что он не успевал подкинуть монету, чтобы решить: дать мне по уху или отойти в сторону. А потом он приноровился: рефлексы вырабатываются быстро и становятся безальтернативными, решает подсознание, а ему монетки не нужны… — Так вот, он уже не подкидывал монетку, а бросался на меня с кулаками. По поводу и без повода, рефлекс: как увидит меня, так сразу… Мне пришлось уйти.