Нил Шустерман - Беглецы

— Мне нужно еще время. Хотя бы один день. Я многого не прошу, только один день. Завтра я буду готов. Обещаю!

Оркестр на крыше продолжает играть как ни в чем не бывало. Роланду хочется закри­чать, но здесь, у крыльца Лавки, его никто не услышит — музыка звучит слишком громко. Ад­министратор подает сигнал охранникам, и они снова хватают Роланда за руки — на этот раз крепче, заставляя подняться на крыльцо. Че­рез секунду его втягивают в здание, дверь без­звучно захлопывается, и окружающий мир исчезает. Даже музыки уже не слышно. Внутрь Лавки звуки не проникают, и Роланду кажется, что инстинктивно он знал, что так оно и будет.

60. Разборка

Никто не знает, как это происходит. Сам про­цесс разборки медики держат в строжайшем секрете, все подробности известны только персоналу медицинских блоков, и за их преде­лы информация никогда не просачивается. В этом смысле разборка похожа на смерть, по­тому что никому не известно, какие открытия ждут того, кто скрылся за тайной дверью.

Что нужно, чтобы разобрать на органы ре­бенка, от которого отказались родители? Для этого нужно двенадцать хирургов, работаю­щих попарно. Пары подбираются по принципу специализации и меняются в зависимости от стадии, на которой находится процесс. Хирур­гам помогают девять ассистентов и четыре медсестры. Процесс занимает три часа.

61. Роланд

С тех пор как Роланд оказался в медицинском блоке, прошло пятнадцать минут. Медицин­ские работники, которых вокруг много, одеты в однотипную светло-розовую униформу.

Руки и ноги Роланда привязаны к операци­онному столу эластичными бинтами. С точки зрения медицинского персонала это удобно, потому что, с одной стороны, пациент не в со­стоянии сопротивляться, а с другой — не может нанести себе увечье.

Медсестра вытирает пот со лба Роланда.

— Расслабься, я буду помогать тебе на протя­жении всей процедуры.

Неожиданно что-то острое впивается в шею с правой стороны, а затем то же самое происходит и слева.

— Что это было?

— Больше тебе сегодня не будет больно, я обе­щаю, — говорит медсестра.

— Что? — спрашивает Роланд. — Вы уже начи­наете? Это наркоз? Вы меня усыпите?

Рот медсестры скрывает маска, но улыбку можно угадать по глазам.

— Нет, что ты, — говорит она, взяв его за ру­ку. — Закон требует, чтобы ты оставался в со­знании на протяжении всей операции. Ты име­ешь право знать, что с тобой будут делать, шаг за шагом.

— А что, если я не хочу этого знать?

— Придется, — говорит один из ассистентов, растирая ноги Роланда специальной медицин­ской щеткой. — Каждый донор обязан это знать.

— Мы только что ввели катетеры в сонную ар­терию и яремную вену, — объясняет медсест­ра. — Сейчас мы откачиваем кровь, вливая вме­сто нее синтетическое вещество, обогащенное кислородом.

— Кровь отправится прямиком в банк, — до­бавляет ассистент, продолжая возиться с нога­ми. — Не будет потеряно ни капли. Скольким людям она спасет жизнь!

— В синтетическом заменителе крови содер­жится анестезирующее вещество, глушащее ре­цепторы, передающие нервной системе ин­формацию о появлении боли, — продолжает медсестра, похлопывая Роланда по руке. — Ты будешь в сознании, но больно не будет.

Роланд уже чувствует, как руки и ноги не­меют.

— Я ненавижу вас за то, что вы со мной делае­те, — выпаливает он, набрав полную грудь воз­духа. — Ненавижу. Всех вас.

— Я понимаю.

С момента его появления в медицинском блоке прошло двадцать восемь минут.

Пришла первая пара хирургов.

— Не обращай на них внимания, — говорит ему медсестра. — Говори со мной.

— А о чем говорить?

— О чем угодно.

Кто-то роняет медицинский инструмент. Со звоном ударившись о стол, он падает на пол. Роланд вздрагивает, и медсестра крепче сжима­ет его руку.

— Может возникнуть ощущение, что кто-то тянет тебя за лодыжки, — говорит один из хи­рургов, стоящих в ногах у Роланда. — Но беспо­коиться не о чем.

Прошло сорок пять минут.

Вокруг так много хирургов. Они постоянно двигаются, все время что-то делают. Роланд не припоминает, чтобы ему когда-либо в жизни уделяли так много внимания. Хочется посмот­реть, что они делают, но медсестра не позволя­ет ему отвлечься.

Она читала его дело и знает все, что случи­лось в его жизни. Все хорошее и все плохое. То, о чем он никогда и никому не стал бы рассказы­вать, и то, о чем он не может не говорить даже в такой момент.

— Мне кажется, то, что сделал твой отчим, от­вратительно.

— Я защищал мать.

— Скальпель, — обращается хирург к ассис­тенту.

— Ты заслужил ее благодарность.

— Ее благодарность в том, что я попал сюда.

— Я уверена, ей нелегко было принять это ре­шение.

— Так, отлично, убирайте, — говорит хирург.

Один час пятнадцать минут.

Первая пара хирургов уходит, их сменяют новые. Их чрезвычайно интересует живот Ро­ланда. Он смотрит на ноги и не находит их. Ас­систент вытирает ту часть стола, где еще недав­но были его ступни.

— Я чуть не убил вчера одного парня.

— Теперь это уже не важно.

— Я хотел это сделать, но в последний момент испугался. Не знаю чего, но испугался.

— Не вспоминай об этом.

Раньше медсестра держала его за руку. Те­перь она отошла.

— Очень сильный пресс у тебя, — замечает хи­рург. — Много занимаешься?

Раздается скрежет. Ассистент отсоединил и унес нижнюю часть стола. Роланд вспоминает, как они с матерью ездили в Лас-Вегас, когда ему было двенадцать. Она пошла в зал игровых авто­матов, а его оставила смотреть представление иллюзиониста. Он распилил женщину пополам. Ее ноги продолжали двигаться, женщина улыба­лась. Публика устроила фокуснику овацию.

Роланд чувствует, как кто-то копается у него в животе. Ему не больно, просто появляется тя­нущее ощущение. Хирурги, погрузив в живот руки, вынимают то одно, то другое и отклады­вают в сторону. Он старается не смотреть, но не может заставить себя отвернуться. Крови нет, из желудка вытекает лишь синтетический заменитель, ярко-зеленый, как антифриз.

— Мне страшно, — говорит Роланд.

— Я понимаю, — отзывается медсестра.

— Я хочу, чтобы вы все отправились в ад.

— Это естественное желание.

Хирурги снова меняются, приходит следую­щая смена. Вновь прибывших больше всего ин­тересует грудь Роланда.

Один час сорок пять минут.

— Боюсь, нам придется перестать разговари­вать.

— Не уходите.

— Я не уйду, просто мы не сможем больше го­ворить.

Роланд чувствует, как страх, подобно болот­ной жиже, поднимается все выше, грозя погло­тить его. Он хочет избавиться от него, подме­нить гневом, но страх слишком силен. Тогда он пробует утешиться чувством победы над вра­гом — ведь Коннор совсем скоро окажется на его месте, но даже от этого лучше не становится.

— Сейчас в груди появится тянущее ощуще­ние, — предупреждает хирург, — но ты не беспо­койся.

Два часа пять минут.

— Моргни два раза, если слышишь меня.

Роланд закрывает глаза и снова открывает, потом повторяет то же самое снова.

— Ты очень смелый парень.

Он пытается отвлечься, думая о Посторон­них предметах, о местах, в которых ему дове­лось побывать, но разум упорно возвращается к реальности. Все находящиеся в операцион­ной сгрудились прямо над головой. Фигуры, ставшие почему-то желтыми, наклоняются над ним, заслоняя обзор, как лепестки цветка, за­крывающие сердцевину после захода солнца. Ассистент отсоединил и убрал еще одну сек­цию стола. Лепестки все ближе, их круг все тес­нее. Он не заслужил того, что с ним делают. Он сделал много плохого, но поступков, за кото­рые можно обречь человека на такую муку, он не совершал. И священника так и не привели.

Два часа двадцать минут.

— Сейчас тянущее чувство появится в районе нижней челюсти. Но ты не беспокойся.

— Моргни дважды, если слышишь.

Роланд моргает.

— Отлично.

Теперь он, не отрываясь, глядит в улыбаю­щиеся глаза медсестры. Они все время улыба­ются, это странно. Кто-то поработал над этим, не иначе.

— Боюсь, тебе придется перестать моргать.

— Время? — спрашивает один из хирургов.

— Два часа тридцать три минуты.

— Мы отстаем от графика.

То, что творится вокруг, нельзя назвать тьмой. Такое впечатление, что мало света. Ро­ланд слышит все, что происходит, но выражать свое отношение уже не может.

Приходит новая пара хирургов.

— Я все еще здесь, — говорит медсестра, но это ее последняя реплика. Через несколько се­кунд Роланд слышит шарканье ног по полу и понимает: она ушла.

— Сейчас ты почувствуешь легкий диском­форт в голове, — говорит хирург, — но беспоко­иться не о чем.