Игорь Бунич - Д’Артаньян из НКВД: Исторические анекдоты

Прежде всего, я хотел, было, поговорить с адмиралом Кузнецовым, но от этого пришлось отказаться. Во-первых, адмирал лежал с инфарктом, во-вторых, имея возбуждённое против себя уголовное дело, он вряд ли бы много сказал, зная, от какого ведомства я выступаю.

Можно было допросить и Жукова. Тем более, что мы с ним пару раз уже встречались, когда был скандал вокруг его дачи, а я его по этому поводу допрашивал. Даже если бы он просто на меня наорал и выгнал из кабинета, мне бы многое стало ясно. Но с этим я решил повременить. Нужно было добыть ещё несколько фактов, а потом уже карабкаться так высоко.

Мрачной тенью нависала надо мной фигура генерала Ивана Серова, который вот-вот должен был стать министром госбезопасности, если уже не стал. Этот человек имел все рефлексы профессионального убийцы, и я мог поплатиться жизнью, не успев, как говорится, и чирикнуть.

Обстановка была сложной, но мой опыт и подготовка научили меня работать именно в таких условиях, играя на противоречиях сцепившихся в борьбе за власть кланов партийно-государственной номенклатуры. Эта борьба началась прямо в 1917 году и не прекращалась ни на минуту. И погибло в этой борьбе людей больше, чем в двух мировых войнах. Я участвовал в этой войне, можно сказать, с первого дня, чудом уцелел, но зато приобрёл уникальный опыт избегать минных ловушек, которым мало кто ещё мог похвастаться.

Поэтому мне было совершенно очевидно, что в настоящий момент в Кремле в смертельной схватке сцепились две группировки.

Одну из них возглавляет сам Хрущёв с Жуковым и Серовым в качестве боевого отряда. Вторую пытается возглавить Булганин, имея за своей спиной недавно снятого Маленкова и Игнатьева. Возможно, они пытались сделать ставку в этой борьбе на адмирала Кузнецова, хотя, как мне удалось выяснить, сам Булганин адмирала Кузнецова ненавидел не меньше, чем Жуков.

Но не следовало забывать, что за теми и другими маячила тень Сталина. Кто-то хотел на неё опереться, а кто-то — оттолкнуться. Когда имеешь дело с тенью, и то, и другое одинаково опасно и авантюрно. И я отправился в Севастополь.

Прибыл я туда, как сейчас помню, 20 ноября. Взяли меня прямо на платформе. Комендантский патруль — флотский офицер, два солдата и милиционер. Подошли ко мне: “Предъявите документы”.

Я показываю им своё удостоверение — просто чекистское. То, что мне Булганин с Игнатьевым выдали, решил поберечь до более важного случая, который, кстати сказать, не замедлил представиться.

— Цель вашего приезда в Севастополь? — интересуется начальник патруля.

Я был в штатском и прибыл на обычном поезде. Если бы я послушался Игнатьева и прилетел спецрейсом, то готов биться об заклад, что вообще не попал бы в Севастополь.

— Вы удостоверение прочли, — спрашиваю я, — или вы слепой?

— У меня приказ, товарищ полковник, — отвечает начальник патруля, — задерживать всех подозрительных штатских лиц на предмет выяснения цели их прибытия.

— Надеюсь, — говорю я, — что со мной вы уже разобрались?

— Никак нет, — сопит он, — если вы из госбезопасности, вас должны были встретить ваши севастопольские товарищи. А раз они не встретили, то мы обязаны вас задержать и этих товарищей вызвать.

Я согласился. Что мне по незнакомому городу шастать, да ещё нелегально? Никакого смысла.

Вышли мы с вокзала, сели в таратайку, запряжённую парой смирных лошадок, и покатили в комендатуру.

Там меня повели прямо к коменданту — очень грозному полковнику, фамилию которого я позабыл.

— Зачем к нам пожаловали? — осведомился он, вертя в руках моё удостоверение. — Не будете говорить — придётся вас отправить, куда следует.

Видно было, что говорит он автоматически, по привычке.

— Отправьте меня, куда следует, — попросил я, чтобы не лезть в полемику. Никому не следует пререкаться с комендантами крупных военных баз.

— Это мы мигом, — пообещал комендант и снял трубку одного из телефонов.

— Иван Тимофеевич, — забасил он, — тут мы задержали одного фрукта с вашим удостоверением. Хотел проникнуть в город. Где задержали? На железнодорожном вокзале. Откуда прибыл? Говорит — из Москвы. Очень подозрительный. Что с ним делать будем? Мы можем его обратно на вокзал отвезти и выслать согласно приказа № 1047. Как фамилия? Сейчас скажу.

Полковник взял со стола моё удостоверение, напялил очки и прочёл мою фамилию, добавив: “Тут написано, что он полковник”.

Я смотрел на него с любопытством и ожидал, какую глупость он сморозит моему севастопольскому коллеге.

— Что? Дать ему трубку? Даю.

Он протянул мне трубку:

— Говорите.

— Лукич? — услышал я удивлённый голос в трубке. — Это ты, что ли?

Я узнал голос своего старого знакомца Павла Сидоровича Загогулько, исчезнувшего с Лубянки примерно за месяц до смерти Сталина. Поговаривали, что он был арестован по делу Абакумова. Как он превратился в Ивана Тимофеевича, я выяснять не стал и добродушно ответил:

— Конечно, это я, Сидорыч. Вот приехал отдохнуть на море, а меня сразу и сцапали. Выручай.

— Сейчас пришлю человека, — сказал он голосом, в котором не было никакой радости по поводу предстоящей встречи со мной.

Минут через сорок прибыл молоденький лейтенант, совсем пацан, но при нагане.

“Задержанный, — обратился он ко мне, — вас приказано доставить в Управление. Предупреждаю, что шаг вправо или влево является попыткой к бегству и огонь будет открыт без предупреждения”.

Затем он сунул в карман моё удостоверение, скомандовал: “Руки назад! Идти прямо!” и вывел меня на улицу, где нас ждала другая таратайка, запряжённая одной лошадкой флегматичного вида. На вожжах сидел милиционер, а в таратайке дремал солдат, в руках которого была трёхлинейка с примкнутым штыком. Меня усадили между конвоирами, и мы поехали в Управление, где меня без лишних слов сунули в одиночную камеру, но почему-то не обыскали.

Минут через сорок загремел звонок и в камеру вошёл Иван Тимофеевич, в которого превратился Павел Сидорович — мой старый знакомый по Лубянке. Честно скажу, не ожидал!

Сидорович был в форме, а на плечах у него, мать честная — генеральские погоны!

— Меня зовут Иван Тимофеевич, — резко начал он, — возможно, вы меня с кем-нибудь путаете, Василий Лукич. Но это не существенно. Вы должны ответить на вопрос: с какой целью вы прибыли в Севастополь и по чьему заданию?

— Рыбку половить, — ответил я, — в мутной воде.

— Не острите, — оборвал меня Сидорыч-Тимофеич, — а отвечайте по существу заданных вам вопросов. Вы отлично знаете, что случается с теми, кто пытается запираться или ввести нас в заблуждение.

— Ну, ты забурел! — протянул я. — Генерала получил и уже старых друзей не признаёшь. Я к тебе всей душой, а ты меня в одиночку сунул и вопросы какие-то задаёшь. Что я должен подумать? А? Ничего хорошего… Придётся отозвать тебя в Москву и там выяснить, как ты из Павла Сидоровича превратился в Ивана Тимофеевича. Ты генерала Телегина бил на допросе? Жукову это сейчас будет очень интересно вспомнить…

— Молчать, — заорал Загогулько, — пристрелю!

— Не промахнись, — посоветовал я, показывая ему выданное Булганиным удостоверение.

Сидорыч прочёл его, икнул и широко улыбнулся.

— Лукич! — радостно воскликнул он. — Чего это мы здесь сидим? Что — лучше места нет? Встречу-то надо как-то отметить. Сколько лет не виделись! Пошли ко мне. На третий этаж. Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! Ты не обижайся, брат, что я так тебя встретил. Мне на запрос из Москвы ответили, что тебя из органов уволили и на тебя объявлен всесоюзный розыск. Теперь я понимаю. Меня-то самого якобы на двадцать пять лет посадили, но я хоть фамилию сменил, а ты как был Лукичом, так и остался.

Причитая таким образом, Сидорыч-Тимофеич провёл меня в свой кабинет, усадил в довольно-таки потрёпанное кресло и с нескрываемой завистью сказал:

— Гляди, как ты высоко залетел, Лукич. При Президиуме ЦК работаешь! А что ж ты ещё не генерал? Всё в полковниках ходишь?

— Какая разница, — отмахнулся я, — полковник или генерал, или уж не знаю кто. Разве в чинах счастье? Вот товарищ Сталин генералиссимусом был, а сильно ему это помогло, когда в него разжалованный подполковник стрелял? И вот я полковник могу сейчас тебя генерала вывести во двор и расстрелять. Или даже, не выводя во двор, а прямо здесь. Могу кому приказать, а могу и сам привести в исполнение.

— Шутишь ты всё, — улыбнулся Сидорович, — ты всегда шутником был, Лукич. А тебя наверх взяли потому, что ты с Лениным работал?

Эта тема, видимо, не давала ему покоя.

— Может, за меня походатайствуешь, — попросил он, доставая из сейфа бутылку какого-то иностранного пойла, — а, Лукич? А то меня хотят и с этого места турнуть, а потом настоящую фамилию вспомнить и в зону отправить на весь срок. Серов сейчас в министры рвётся: он всех пострижёт, кто с Виктором Семёновичем работал. Да тут ещё это самое ЧП на меня хотят повесить.