Рассвет Жатвы - Сьюзен Коллинз

на копошащуюся груду своих собратьев в центре полянки. Самые наглые яростно дерутся, бросаясь в кучу, отталкивают друг друга мощными задними лапами. Одна отлетает в сторону и падает к моим ногам. Не успевает зверек броситься обратно, как я замечаю окровавленный лоскут цвета электрик, зацепившийся за ее резцы, и все становится ясно. Плотоядные переродки рвут в клочья Ампера.

Я обещал Бити, что не позволю ему страдать. Размотав гамак во всю длину, я кричу и бросаюсь к куче. Пушистые тельца запутываются в сетке, и я рывком стаскиваю пару слоев переродков. Потом я обматываю ею копье и использую как клюшку, сметая белок снова и снова. Жду, когда они нападут, готовлюсь к неизбежным ранам, но ничего не происходит. Стоит сбить зверька с кучи, как он тут же ныряет обратно. Они запрограммированы на Ампера, и только на него. Знают его вид, запах, вкус.

Я проигрываю, я проигрываю битву, я его теряю! Все понимаю, но ничего не могу с собой поделать и продолжаю махать копьем. Мне не удается даже увидеть Ампера, перед глазами лишь извивающиеся мохнатые тела, дерущиеся за кусочки плоти. Наконец, словно кто-то дунул в беззвучный свисток, сотни головок в унисон поворачиваются в сторону невидимого хозяина. Безумное мельтешение, и в считаные секунды белки исчезают в листве.

Тяжело дыша, я смотрю им вслед, затем оборачиваюсь к тому, что должен увидеть. Маленький белый скелет, обглоданный до костей. Ни плоти, ни одежды не осталось, лишь топор справа и мой нож слева. Я открываю рот, но слова не идут. Спотыкаясь, бреду вперед, замечаю следящее устройство прямо возле локтя. Больше некого утешать, некому облегчать уход из этого мира. Ампера сожрал Капитолий. И в гробу будут лежать лишь жемчужно-белые косточки.

Стреляет пушка.

Где-то далеко сердце Бити разлетается на кусочки, столь мелкие, что уже не починишь, а мое стучит словно барабан – меня накрывает волной ярости. Запрокидываю голову и испускаю вопль, который отражается от фальшивого небосвода и разносится по арене. Мне хочется убить их всех – Сноу, распорядителей Игр, каждого жителя Капитолия, причастного к этому злодеянию. Увы, до них мне не добраться, поэтому я роняю копье, хватаю топор и начинаю крушить арену, словно хочу разрушить ее до основания, кусок за куском – деревья, ягодные кусты, птичьи гнезда, – издавая при этом нечеловеческий рев.

Я разделываю цветочный холмик с черникой, и тут земля начинает трястись, да так яростно, что меня швыряет на поросшую мхом кочку. Пальцы вцепляются в землю, сверху градом сыпятся ветки, листва и плоды. Земля успокаивается, и я кричу в небеса: «Ха-ха! Промахнулись!» Вскакиваю на ноги и бегу через лес, словно безумный. «А я здесь! А я здесь!»

Пошатываясь, добредаю до лагеря, замечаю цветочный холмик, и до меня начинает доходить, что распорядители вовсе не гоняются за мной – происходит нечто более глобальное. Створки судорожно хлопают, во все стороны летят цветы. Среди деревьев позади них стайка очаровательных оленят в исступлении носится туда-сюда, встает на дыбы, демонстрируя заостренные копытца, яростно молотит ими воздух. Яблоня превратилась в фонтан синих искр, из ближайшего ручья поднимаются клубы пара. Все приняло жутковатый, сказочный вид. Либо арена сломалась, либо я нализался наркотических жаб.

Боясь обмануться, я медленно поднимаю глаза к ночному небу, которое мерцает и гаснет, как телеэкран при плохом приеме сигнала. Меня ослепляет вспышка статического электричества… и вдруг я вижу настоящее небо! Порыв свежего воздуха наполняет легкие, луна освещает здешний хаос. Получилось! Мы это сделали! Я и Ампер, и Бити, и Дистрикт-9, и множество людей, о которых я даже не слышал, – мы затопили мозг! Арена сломана!

Вот мой плакат. Прямо здесь. Я испускаю дикий победный вопль и начинаю кружиться, выкрикивая:

– Хотели вечеринку? Я вам ее устрою!

Сверкает молния, гремит раскат грома. Я танцую вокруг цветочного холмика, ревя на весь Панем первое, что приходит в голову. Песню, которую опасно петь:

Повесят мужчину и высекут женщину,

Что гуся с общинного луга крадут,

Но гуляет на воле худший злодей,

Что крадет общинный луг у гусей.

Я простираю руки к звездам – звездам Сида и всех нас.

Решетка мужчину иль женщину ждет,

Что гуся с общинного луга крадет,

Но негде им будет гусей выпасать,

Если луг обратно не отобрать.

Я подпрыгиваю и ору:

– Мы его отобрали! Отобрали!

Наконец я падаю на колени, вытягиваю руки и обнимаю небо. Внезапно оно становится кромешно черным, словно кто-то повернул выключатель. Из-под земли раздается низкое гудение. Что происходит? У меня плохое предчувствие. К своему ужасу, я вижу, как небо арены вновь становится четким.

– Нет… Нет! – кричу я.

Холмик-клумба все еще шамкает, словно рот, с яблони сыпятся искры, но в лесу становится тихо. Может, так и надо, может, сейчас все выключится? Чтобы узнать наверняка, я роюсь в рюкзаке, вешаю на шею бинокль и взлетаю вверх по стволу дерева, на котором ночевал, словно белка-мутант. Добравшись до своего наблюдательного пункта, я покачиваюсь среди ветвей и гляжу в бинокль в поисках ответа. Удалось мне сломать арену? Игры закончились?

Далеко-далеко, за лугом, гора извергает потоки смертельного золота, и я получаю ответ на свои вопросы. Для меня вечеринка окончена.

Часть III

Плакат

Глава 19

Я потерпел неудачу. Арена повреждена, но из строя не выведена. Игры продолжаются.

В Дистрикте-12 мы изучаем горы, однако основное внимание уделяется тем, под которыми залегают пласты угля, ведь он обеспечивает нас средствами к существованию. Про вулканы нам особо не рассказывают. Я знаю ровно столько, чтобы соотнести название с облаком пепла и ослепительными потоками лавы, что текут по склону, поглощая все на своем пути. Представляю трибутов… Велли, Халл, Мейсили… задыхаются… и опускаю бинокль. Своих союзников я не разглядел и все же увидел достаточно, чтобы представить их ужасную гибель.

В лицо ударяет порыв горячего ветра, настолько густого от жалящих кожу песчинок и приторного запаха, что меня начинает тошнить. Я теряю опору и отчаянно пытаюсь за что-нибудь ухватиться. Если бы не нижние ветки, разбился бы о землю. Прищуриваюсь, защищая глаза от воющего ядовитого ветра. Поднимаю ворот развевающейся туники, чтобы закрыться от летящих частиц. Как я усвоил возле цветочного холмика с ясенцем, когда моя туника не загорелась от вспыхнувшего куста, и вновь, когда Ампер пробовал поджечь носок в костре, наша одежда дает защиту