Степь и Империя. Книга III. Фракталы - Балтийский Отшельник

с каждым разом руки за пазуху все смелее запускает. Понимаю я, чего ему хочется, деток-то невинных в деревне не бывает – в одной хате да на одной лавке и детишки спят, и родители им братьев-сестричек тут же делают.

И как-то ввечеру предложил он мне хмельного, а там уж и я сама на спину опрокинулись да ножки раздвинула. О чем думала? Да рази ж в такие моменты кто думает… Намиловались мы, а он мне еще чарку подносит, змей коварный. Да только не винца сладкого, а зелья степного, что разум напрочь отбивает.

Пришла в себя перед рассветом – сиськи намятые в разные стороны торчат, юбка выше пупа, ляжки голые комары изгрызли, а промеж ног цветок сорванный, мак алый. Дескать, цвет девичий сорвали – а то б я без того не догадалась!

Зелье тое коварное память не отшибает, оттого то и сраму больше. Как опомятается девка, так все и вспомнит ясненько: и кто, и куда, и сколько, и как сладко-то было, и как сама просила… Кому жаловаться, куда опосля такого бечь, какое насилие – сама блуда хотела, а теперь передумала. Бывает, девка от такого позора в петлю лезет, а бывает – блудню в себе признает, да по той стезе и катится, пока не пропадет совсем.

Так-то первый самый раз у меня получился сразу с целым полувзводом, так и приняла их рачком да лицом в коленки дружка коварного. Чтобы, как он сказал, первого своего мужика на вкус запомнила. Так и поймала первый бабий свой восторг с его корешком на язычке... А уж дальше сплошняком пошло. Чаю, где-то на пятом то восторге на радостях из Мира и улетела. Что уж там дальше было – не ведаю, а то, что запомнила – и по сию пору нет-нет, да в память придет, и промеж ляжек-то замокреет. И стыдно и сладко… С того раза я так во вкус вошла да приохотилась, что потом до седых волос остановится не могла. Потому как на бабьем веку только одно есть этого слаще – когда младенчик грудь берет.

Хорошо, хоть ума хватило поутру ни домой идти, а к тётке заявиться. Та, как походку мою враскоряку увидала, разом все поняла. И тут же к бабке-искуснице в соседнюю деревню потащила – штопать по свежему. Дескать, не первая штопанная невеста будет – Единый не выдаст, свинья не съест. Тока бабка посмотрела и говорит: «Неча там штопать. Вообще. Ее либо конь топтал, либо цельный полк ебал...». Тетушка тогда и скумекала – единственное спасение, молвит, сговорить тебе муженька из господской дворни. Там-то невесты сеньору девство свое отдают – а господин барон ещё ни одну не выдал. Так и скажешь, что за-ради мужа на жертву такую идёшь, дабы выкуп девства в семью пошел, на обзаведение хозяйства. Так сразу мужу себя верной и рачительной хозяйкой покажешь. Дело за малым – жениха найти...

Свезло мне – нашли жениха: не кривого, не рябого, не увечного. Сватья как извернулась – ума не приложу. Тока и двух недель не прошло, как засватали меня, а потом и к барону повезли.

А барон наш в ту пору могутный мужик был, здоровенный. А я же – девочка-тростиночка. Глянул он на меня – я и обомлела, помру под ним.

Он и слов лишних тратить не стал. На кровать толкнул, да подол до шеи заворотил. Так и приняла я сениора нашего – даж охнуть не успела. А он толкнулся пару раз и говорит мне, этак-то строго.

- Ах ты ж блудня деревенская, не девка ж ты давно. Тут не тропка протоптана – тут дорога наезжена.

- Какая дорога, господин мой, всего то разок!

Не говорить же ему, что любезный дружок соблазнил, подпоил, да зелья коварного подлил – а потом дружкам отдал. Я потом только узнала, что он долг карточный так отдал. А барон на жезл свой поплевал и молвит: «Ну, коли спереди девства мне не взять, так другой способ найдем!» Я и понять не успела, о чем он толкует, а он уж ноги мне закинул выше головы, да в задок мой нетронутый засадил так, что я свету невзвидела.

Так и муженёк мой будущий под дверьми покоя услыхал, что господин наш право и долг сюзерена пресуществил, так и капельками алыми простынку припачкала. Все как положено...

А прямо из-под господина барона сваты нас к жрецу повезли, под брачные обеты. Оттуда на пир брачный.

К вечеру я уж и ног под собой не чуяла, да и хмельная была.

А как оказались с муженьком в опочивальне, да под одеялком, обнял он меня нежно он мне и молвит: «Чаю я, любезная моя женушка, что опосля господина барона, да с непривычки, тяжко тебе супружеский долг должным порядком исполнить – да то не и беда. Честь это для нас, холопов, не