Метка - Элис Бродвей

Передо мной лежит книга. Вроде бы. Скорее толстая тетрадь. На обложке ничего не написано, равно как и на корешке, нет и намёка на содержание. Переднюю обложку не отличить от задней, и я верчу книгу, пытаясь понять, где же начало. Старинный переплёт на ощупь напоминает мягкую замшу. Поднимаю обложку – пусто. Переворачиваю вверх ногами – и открываю снова.

С первой страницы на меня смотрит прекрасная Белая Ведьма, и я отбрасываю тетрадь.

– Мне не нужна ещё одна книга сказок, мама. Зачем ты принесла мне это?

Я так надеялась, что тут будет что-нибудь – хоть что-нибудь! – что объяснит происходящее. Какой-то якорь в моём безумном мире. Но нет, опять сказки про Белую Ведьму!

– Пожалуйста, милая, посмотри, – мягко просит мама. – Это не сказка.

Некоторое время я сижу уставившись на книгу, мысленно желая ей всяких гадостей. Но потом снова беру её в руки. Пролистав первую страницу с Ведьмой, я понимаю, что это действительно не сборник сказок. Никаких там «давным-давно», никаких «жили долго и счастливо». Это чей-то дневник или скорее письмо. Послание.

– Это она написала? – спрашиваю я, и мама кивает в ответ. – Это её портрет? – показываю я на рисунок на первой странице.

– Да, это она. Твой папа нарисовал и сохранил на память. Он был не только прекрасным обрядчиком, но и талантливым художником. Он показал мне этот рисунок, чтобы подтвердить ваше сходство. Он говорил, что твоя родная мать была прямым потомком Мории и Белой Ведьмы. Видишь, как ты похожа на неё? Рисунок твоего отца, но почерк здесь не его. Это её письмо, её история. – Мама с любопытством заглядывает мне через плечо. – Я не читала эти строки. Хранила для тебя, ждала, пока придёт то самое время. – Со вздохом мама заправляет мне за ухо прядь волос и добавляет: – Вот только время никак не приходило.

Я листаю страницы, исписанные аккуратным наклонным почерком.

– Смотри, мама, вот это она написала, когда ждала ребёнка!

Я волнуюсь, сама того не желая, и показываю маме интересные строки.

Ты всё время ворочаешься во мне, малышка. Какая ты уже большая! Мне нравится чувствовать твои ручки и ножки, положив на живот руку. Думаю, ты тоже ощущаешь моё прикосновение. Я очень устала, но ради тебя стоит и потерпеть.

Но через несколько страниц аккуратный почерк исчезает, пишет уже кто-то другой.

– Смотри, ближе к концу почерк меняется.

Не знаю, кто написал конец её истории, кто заполнил пробелы. Жаль, что я не узнала об этом раньше, до смерти папы, до всего, что произошло. Думаю, мне бы этого хотелось. Или нет? Может быть, и лучше, что в эти последние ужасные месяцы мама оставалась моей мамой. Не знаю, как мы будем жить дальше, кем станем друг другу, но в то время мы должны были оставаться одной семьёй.

И вообще, они (кто бы ни были эти они) не знают конца моей истории. Всё ещё не закончилось. Моя история ещё не написана.

Интересно, знает ли мама что-нибудь о той, другой женщине, которая родила меня на свет? По её лицу ничего прочесть невозможно. Она выглядит усталой и озабоченной. И ещё грустной. Ужасно, невероятно грустной.

– Расскажи мне, мама, – шёпотом прошу я. – Расскажи мне всё, что знаешь.

– Нас познакомила Джулия, – начинает она рассказ, уставившись взглядом в лоскутное покрывало на моей кровати. – Нас с тобой. Тебя и меня. Джулии велели от тебя избавиться. В то время часто нападали на поселения пустых, забирали детей. Ты, потомок пустых, была опасным приобретением.

– Избавиться? То есть…

Мама грустно улыбается в ответ.

– Она бы не смогла этого сделать. Ни за что! Джулия пришла ко мне. Я читала для неё знаки, ещё до её беременности, и мы подружились. Я тогда жила на окраине. И вот однажды она пришла ко мне и принесла тебя, свёрток, покоившийся на её собственном огромном животе.

Всё это мама рассказывает со вздохом облегчения. Больше не надо лгать, можно сказать правду.

– Ты была прелестной крошкой. Просто куколка! Но нельзя было говорить, откуда ты взялась. Узнай кто-нибудь, чья ты дочь, и тебя не оставили бы в живых. Тогда я решила дать тебе имя и сделать своим ребёнком.

Она бросает на меня осторожный взгляд и тихонько гладит по руке. Я не шевелюсь, но и не смотрю на неё в ответ.

– Когда я в первый раз сняла с тебя все одеяльца и распашонки, то увидела твой первый знак. Ты уже была отмечена первым знаком. Он был не чёрного цвета, как обычно, а фиолетового. Крошка в моих руках была похожа на Морию. Ты родилась с первой меткой, с именем на коже. Я знала, что значит этот знак. Знак, что ты хорошая. Совсем как Мория, – снова задумчиво повторяет она. – Мы нанесли поверх твоего знака чёрные чернила, чтобы никто ни о чём не догадался. И ты стала моей милой дочкой.

Я с удивлением смотрю на маму. Неужели всё это правда?

– А через шесть месяцев явился твой отец и потребовал вернуть тебя ему. Всё это время он искал тебя, не зная, жива ли ты. – Мама приглаживает ладонями юбку и мотает головой. – О-о! Я сразу же прочла все его знаки. Прочла всё, что он сделал. и возненавидела его. Он был ещё хуже пустых. Он предал нас и ушёл на ту сторону. В нём едва ли осталось что-то человеческое.

Мама кладёт мою руку себе на колено и ласково гладит.

– Выдавать его властям я и не думала. Всё-таки он был твоим отцом. Но и подпускать его к тебе тоже не собиралась. Он всё приходил и приходил, и однажды, только чтобы заставить его замолчать, я открыла ему дверь. Ну а дальше ты и сама догадалась, наверное. Мы полюбили друг друга. Он согласился начать в Сейнтстоуне новую жизнь. Я поручилась за него, подтвердила его знаки правительству. Я солгала ради него. В этот дом мы переехали уже как обычные молодожёны с прелестной маленькой дочкой. Никто ничего не знал, ни о чём не догадывался. Мои родители не одобрили наш брак. Отец тоже умел читать знаки и почувствовал что-то неладное. А когда я отказалась рассказать правду, родители отреклись от меня, – грустно добавляет мама. – Но у меня уже была собственная семья. Ты стала нашей тайной. Ты была тайной даже для самой себя.

Вздрогнув, я наконец поворачиваюсь к маме:

– Получается, что всем известные истории о том, как я болела, как