Роман Злотников - Мерило истины

— Давай хотя бы к проходной подойдем!

— Все, отстань. Делай свое дело — снимай. Сейчас панораму дашь.

Проговорив это, Гога повернулся к прогуливавшемуся охраннику, пнул ногой вензеля чугунной ограды и заорал срывающимся голосом:

— Руки прочь от четвертого детского дома!

Охранник насторожился, обернулся к нему.

— Р-руки прочь от четвертого детского дома! — крикнул Гога снова, уже увереннее и громче.

Охранник заспешил по ступенькам крыльца к ограде. На ходу он говорил что-то в рацию, которую снял с поясного крепления.

— Руки прочь от четвертого детского дома! — в третий раз выкрикнул Гога. — Панораму давай! — прошипел он оператору.

Кадр дернулся. Камера поплыла вкруговую, показывая проходную по ту сторону ограды, в дальнем углу двора, из которой показались два парня в черной униформе… пара прохожих на пешеходной дорожке, двигавшихся прочь от странного крикуна в белом плаще, обернулись и принялись заинтересованно приглядываться… автомобиль, проезжавший мимо, сбросил скорость, и водитель высунулся из окошка… полицейский в накинутом на плечи бушлате вышел на крик из бело-синей каморки опорного пункта, располагавшегося на той стороне проезжей части на краю площади…

— На голову не лей! На голову-то не лей, на волосы не… — забормотал оператор, снова нацеливаясь объективом на Гогу.

Тот, сопя, поливал себя жидкостью из бутылки. Белый плащ его сверху потемнел, смоченные волосы слиплись. Охранник, подбежавший уже к ограде, подозрительно втянул носом воздух и звучно выматерился.

— Ты чего, эй?! — загомонил он, схватив обеими руками завитушки ограды. — Мужик, ты чего? Больной, что ли?

— Руки прочь от четвертого детского дома! — яростно проорал ему в лицо Гога.

— Точно больной… Ты что задумал, придурок?

В кадре появился еще один охранник, постарше, усатый, дородный, сильно запыхавшийся оттого, что бежал через весь двор. Он тоже принюхался и вмиг оценил ситуацию:

— Против чего протестуем? — довольно спокойно поинтересовался он.

— Да насчет детдома, — ответил ему охранник, спустившийся с крыльца, — ну того, где молния шаровая. Леонидыч, что делать-то?

— Ментов вызывать, — посоветовал усатый. — Я, то есть, уже вызвал. Вон они… засуетились через дорогу. Да не переживай ты, Колян, он ведь не на нашей территории. Вот если бы за ограду перелез, тогда другое дело.

Гога отшвырнул в сторону пустую бутылку. Достал дорогую бензиновую зажигалку.

— Мужик, угомонись! — разинул рот охранник с крыльца. — Подумай башкой, что творишь-то!..

— Сколько ж ему заплатили? — вслух начал прикидывать усатый охранник. — Я бы лично и за миллион не согласился.

Камера сделала резкий разворот. От опорного пункта, оглядываясь по сторонам, скорым шагом пересекали дорогу двое полицейских. Камера снова повернулась к Гоге. Тот, плаксиво сморщив лицо, чиркнул зажигалкой.

— Руки прочь от четвертого детдома… — прошептал он.

— Гога, все! — крикнул оператор. — Я выключаю камеру! Хватит!

Картинка скакнула вверх, к стальному небу.

— Я т-тебе выключу! — прорычал откуда-то снизу Гога.

Явственно скрежетнула зажигалка. Гога снова очутился в кадре — он стоял неподвижно, раскинув руки, зажмурившись. Какую-то ничтожную долю секунды не происходило ничего, только бесцветное зыбкое марево окутывало его. И вдруг это марево взорвалось огненным шаром. С утробным воем живой факел метнулся в сторону, вылетел из кадра, и тотчас картинка зарябила бестолковым мельтешением, из которого ничего нельзя было понять. Сразу несколько голосов смешались в косматый звуковой ком.

Потом что-то звучно треснуло, и экран монитора ноутбука стал черным.

— Гм, — промычал Магнум. — Радикальное решение проблемы. Надо думать, после такого перформанса городские власти несколько поостынут в своих намерениях относительно здания детского дома. Шум поднимется… Гога… Насколько я помню, это один из соратников Трегрея. Сыграл одну из важных ролей в той истории с Елисеевым. Но к Столпу Величия Духа он не имеет никакого отношения.

— Виктор Николаевич Гогин, — подсказал Антон. — Писатель и сценарист. Действительно, к Столпу отношения не имеет.

— Творческая личность, — задумчиво проговорил Герман Борисович. — Экзальтированная… Подобные поступки для такого рода личностей вполне характерны. Пиар опять же…

— Гогин сейчас на пике своей карьеры, — сказал Антон. — В данный момент ведется работа над фильмом по книге, которую он написал по мотивам той самой истории с Елисеевым. Пиар ему вряд ли так уж необходим… По крайней мере, не такой ценой. Кстати, он выжил. Пострадал, конечно, серьезно, но угрозы жизни нет — успели вовремя сбить пламя, потушить… В больнице находится, в искусственной коме… По моим данным, больница, куда его поместили, прямо-таки осаждается журналистами. Власти города комментарии давать пока отказываются.

— Следовательно, детский дом все-таки отстояли, — покивал массивной седой головой Магнум. — Гм… Ладно, еще вернемся к этому делу. Ну, а что там Трегрей?

— Трегрей от сотрудничества в той форме, в которой ему предлагалось, отказался, — сказал Антон. — Продемонстрировав, впрочем, свое уважение к нашему ведомству, как к структуре, берегущей государство.

— Вот как? И чем же он аргументировал отказ?

— В своем отчете майор Глазов поясняет: объект «детдомовец» сообщил, что именно доносительство ему глубоко противно. Также он охотно поделился с майором своими ближайшими планами…

— Изменить обстановку в воинской части, где проходит службу, в соответствии с собственными принципами, — договорил за Антона Магнум. — Я и не сомневался в этом.

— А я, Герман Борисович, в свою очередь не сомневаюсь в том, что у Трегрея это получится, — произнес Антон. — Нет, серьезно… В любом деле исключительно важна мотивация. А Трегрей и его соратники не один раз на деле доказывали готовность пожертвовать всем, чем угодно, даже жизнью, лишь бы воплотить в реальность свои убеждения… Удивительно, Герман Борисович! — заговорил Антон громче и быстрее. — Ведь что делает Трегрей? Своими действиями он опровергает утверждение, что система непобедима. Он практически доказывает обратное — только и всего. Чем и привлекает к себе людей, в устоявшейся системе хоть и уживающихся, но ощущающих… м-м… неправильность происходящего.

— Существование идеального общества невозможно, — откинувшись на спинку кресла, проговорил Магнум. — Это, по-моему, и школьнику ясно.

— А если возможно? — вдруг возразил Антон. — Ну, не идеального в полном смысле, а максимально приближенного к идеалу? Где, к примеру (чтобы не говорить о менее значимом), коррупция и вседозволенность с одной стороны и бесправие или же правовой нигилизм с другой — вовсе не норма, а явления нещадно и планомерно уничтожаемые? Разве такое общество не имеет права быть?

— Ну, что за детские размышления, — поморщился Магнум. — Не заставляй меня разочаровываться в тебе, Антон. Тебе прекрасно известно: система функционирующая есть система исправная. То, что мы имеем сейчас, безусловно, далеко от идеала, но альтернативы нет. Переломить любую систему, конечно, непросто. Но возможно. А вот что и каким образом построится на обломках? Нечему пока строиться. И еще, прошу тебя вспомнить, что наша работа как раз и заключается в том, чтобы имеющуюся в данный момент систему жизнедеятельности государства оберегать.

Антон, опустив голову, потянул себя за подбородок.

— Да понимаю я это, — негромко проговорил он. — Но все-таки…

— Не уходи от главного, — посоветовал Магнум. — Нас прежде всего интересуют способности Трегрея. Этот его Столп Величия Духа… Естественно, сама личность «детдомовца» тоже важна, но в первую очередь Столп. Итак, что у тебя еще по отчету Глазова?

— Есть еще кое-что. Вот, послушайте…

Антон открыл папку, которую принес с собой. Перевернул пару листов, быстро отыскал глазами нужное место и принялся зачитывать.

— Неплохо, — усмехнулся Магнум, когда он закончил. — Значит, за голову нашего «детдомовца» объявлено вознаграждение? Эх, кажется, только в глубокой провинции жизнь кипит по-настоящему; надо же — такой… голливудский поворот.

— Мне представляется целесообразным вмешаться и обеспечить безопасность объекту.

Магнум пристально посмотрел в глаза Антону и вдруг рассмеялся.

— Ну, о чем ты говоришь? — сказал он. — Нам выпала замечательная возможность провести наблюдение за действиями объекта в ситуации, подобной той, что разыгралась этим летом в Саратове, а ты — «обеспечить безопасность». Вот это уже будет действительно серьезное тестирование.

— И все-таки, Герман Борисович. Нельзя исключать опасность уничтожения объекта. Как бы он ни был основательно подготовлен, но фактор случайности… Сами же знаете: иногда бывает и так, что опытнейшие бойцы, участвовавшие в секретных операциях повышенной сложности, нелепо гибнут в стычках с уличной шпаной…