Степь и Империя. Книга III. Фракталы - Балтийский Отшельник

Палач Султана не ведет дознания и не выбивает признаний из шпионов. О, нет!

Палач Султана – распорядитель и исполнитель публичных казней. А также режиссер, художник и изобретатель, мастер по костюмам, поэт и музыкант.

Потому что казнь – это зрелище для всего города. Здесь важен каждый намек, каждый жест, каждый поворот. Каждое движение на эшафоте несет сообщение властелина подданным.

В самой доступной и наглядной форме.

Именно палач в своем ужасном спектакле доносит до каждого зрителя справедливость, мораль, силу и право власти, страх перед преступлением и тяжесть расплаты.

В момент казни важно все – каждый крик, каждый нюанс, каждое взаимодействие главных действующих лиц.

И самое важное – как в любых публичных зрелищах – каждая последующая казнь должна быть более запоминающейся, чем предыдущая, не похожей на нее.

Потому редкая неделя обходилась без публичного Наказания Зла и Торжества Справедливости – ибо именно так цветистый южный этикет именовал то, чем успешно занимался Механик на центральной площади столицы.

А в казнях в Лубмасте и во всем Султанате знали толк, и мастеров этого дела числилось немало.

Профессия была уважаемая и доходная.

Но Механик, несомненно, войдет в историю Лубмасты и Султаната как один из наиболее запоминающихся и талантливых исполнителей.

***

Род владетелей Лубмасты был древним и с древних времен, еще до возникновения Султаната, отличался умом своих отпрысков. Потому и был древним, потому – всё еще жил и процветал.

Или не умом, а хитростью...

Это же всегда так - твой друг умен и мудр, советники твоего врага - хитры и коварны.

В числе таких потомственных хитростей была привычка, которая служила не только интересам Султанов, но и всего Султаната – привычка покупать мозги.

Султаны привечали мудрецов и умельцев, и даже безродный чужеземец, выделяющийся своим мастерством и разумением, мог получить достойное место у Сияющего Трона и не менее достойное содержание.

Среди этих мудрецов встречались обладатели весьма светлого разума.

Одни из таких носителей мудрости и объяснил в незапамятные времена одному из Султанов значение принципа "мы и они".

« ... либо "мы" - это народ и его князь, сильная рука которого творит Закон и Справедливость, защищает от врагов внешних, от грабителей, воров и насильников. Но если народ про князя и его семью говорит «они», если народ видит в князе еще одного вора и мздоимца, творящего произвол и разруху – то это беда для страны и для рода правителей.

Князь сам выбирает, с народом он или против народа. У князя, ставшего против народа, дни протекают в сражениях и битвах. Жизнь его полна событий, но коротка, а правление его запоминается потомкам как бесславное...»

Поэтому на площадях казнили разбойников, насильников и воров, чья вина была очевидна любому, кроме их родных. Так Султан сообщал своим подданным, что он вместе с ними на стороне справедливости.

А заговорщики и изменники дни свои заканчивали безвестно и тихо, и зачастую даже близкие ничего не знали о их судьбе.. И хотя в полном титуле владетелей султанского престола звучало «... аз есмъ Справедливый Суд, быстрый и неотвратимый...», там ничего не говорилось о том, что расплата по суду не должна быть долгой.

Мудрые султаны месть считали добродетелью и не перекладывали ее на своих божественных покровителей. Потому личные враги и оскорбители султанской семьи умирали не быстро и не милосердно, но бесславно и безвестно.

***

До Механика Палачом Султана был монструозный гигант откуда-то из неизведанного центра Южного материка.

Звероподобный темнокожий здоровяк больше походил на горного шайтана, чем на человека. На голову выше самого высокого уроженца Султаната, на эшафот он выходил одетый лишь в красные штаны и сапоги.

Крики казнимых и капли крови, падающие на испещренный ритуальными шрамами торс, приводили его в экстаз. Впадая в беснование, он мог отрубить приговоренному или уже казненному палец и обглодать его с нескрываемым удовольствием, или макнуть собственную руку в разверстую рану и, смакую, слизывать кровь.

Ходили слухи, что он происходит из племени людоедов, с одинаковым аппетитом поедающих и врагов и скончавшихся родственников.

Исполнял обязанности палача он необычайно долго, начал еще при отце нынешнего султана.

Но в одно утро его нашли в постели мертвым и должность оказалась вакантной.

***

Механик же имел манеру совершенно иную.

Для каждой казни он изобретал особый механизм. Блистающий полированным железом и медью, пощелкивающий и грохочущий, механизм всем своим видом символизировал неотвратимость возмездия за преступление.

А механическая размеренность и безжалостность наказания приводили в ужас приговоренных и удивляли толпу.

Отсюда и прозвище.

Механик обладал неисчерпаемой мучительной фантазией.

Механизмы приводились в движение текущей жидкостью или тяжестью гирь, изредка – колесом или коромыслом с ослом или верблюдом.

В качестве гирь могли выступать валуны, которые потом придавливали могилу преступника.

Грузом могли быть сосуды с водой или маслом. Они опускались на огонь и поджидали приговоренного, чтобы поставить последнюю точку в казни.

Но, опускаясь с высоты, они приводили в действие, например, штыри, которые медленно выдавливали глаза наводчику на чужое добро, или механические пилы, которые равномерно и неумолимо отпиливали преступнику руки, совершившие убийство.

Иногда – если возникала такая возможность или необходимость, – в качестве груза использовались клетки, куда запирали членов семьи преступника или подельников.

И это тоже было частью казни – смотреть сквозь прутья клетки, опускаясь с высоты, как механизмы осуществляют жестокую муку и знать, что твой вес заставляет работать этот чудовищный механизм, делают соучастником палача.

Вопли из клетки и вопли с эшафота перекликались между собой, развлекая толпу. Шутники передразнивали причитания и крики, чернь хохотала, опьяненная зрелищем того, как суровая справедливость настигает воров, убийц и насильников.

Иногда, в случаях самых жестоких и чудовищных преступлений, глашатай предлагал зрителям принести с собой камни, которые будут загружены в корзины механизма казни, чтобы поучаствовать, таким образом, в справедливом возмездии.

Такое соучастие пользовалось симпатией у горожан.

Особенно развлекались зрители, ожидая, когда клетка достигнет эшафота, дверца распахнется, и насельник спустившегося с высоты узилища займет место того, в чьей муке он только что участвовал. Черный юмор ситуации, когда «вор казнил вора», пользовался большой популярностью среди острословов в толпе.

Сам же Механик выходил на эшафот в черном доспехе Воина Степи и с закрытым лицом.

Доспех выдавал его происхождение – ибо только в дар своим миньонам отдавали