Послание в будущее - Паата Шалвович Амонашвили

— Ваше величество, я возвращаюсь в Фульнек.

— Зачем? — удивился граф.

— Спасать божьи дары, драгоценное сокровище, которое осталось там в школе.

— Мы не оставили врагу ни золота, ни серебра, ни камней. О каком сокровище ты говоришь?

— В школе остался Ясем, сын героя Подебрада. Возможно, что с ним нивницские сироты — близнецы.

Граф Жиротинский смотрел на учителя с удивлением.

Тут же появился Ланецкий. Он слышал беседу и смотрел на Яна с одобрением. Увидев его, Ян почтенно склонил колени перед своим учителем и благодетелем:

— Преподобный, благослови меня на дело Господа нашего.

Ланецкий возложил руки свои на голову учителя и ответил:

— Ян-Любящий, ты укреплен мужеством, безбоязненно следуешь по пути праведному, неустанно благословляешь Господа и Ангелов Его, крепких силою, исполняющих слово Его, и повинующихся гласу Его, так что Ангелы всюду следуют за тобой, освящая тебе путь. Ты же поставь себе путевые знаки, обрати сердце твое на путь — дорогу, по которой идешь, и возвращайся с твоим сокровищем, на спасение которого Бог призывает тебя.

Тогда граф сказал:

— Ян, ты мужественный человек! Но одного я тебя не отпущу. Пусть тебя сопровождает сын мой, Снитек.

Снитек стоял рядом:

— Для меня честь быть рядом с учителем, — сказал он, — Кошичек, разворачивай мою карету!

Кучер Кошичек ужаснулся:

— Ваше высочество, вы же на верную смерть себя отдаете. Это жестокая опасность для жизни и телесного здравия.

Граф грозно посмотрел на кучера:

— Выполняй приказ, болтун!

Они сели в карету, и кучер погнал лошадей:

— Эй, эй, эй! Вперед, смелей!

Некоторое время они ехали молча. Снитек долго думал о чем-то, и наконец, спросил Яна:

— Учитель, почему вы назвали детей сокровищем?

Учитель ответил:

— Потому, что каждый ребенок дороже золота, серебра и драгоценных камней, ибо он есть образ живого Бога, и забота о его сохранности дарует нам любовь Бога. Ясем же — особенный.

Снитек задумался:

— В чем это проявляется?

— Бог пробудил в нем дар предвидения. В своих грезах он увидел взятие Фульнека и наше изгнание.

Снитек удивился:

— Неужели? Так почему вы никого не предупредили?

— Потому, что я ему не поверил. Я посчитал, что это лишь сон мальчика, которому всего тринадцать лет. Но я ошибся, он был прав. Ясем — провидец.

3. Ради новой школы надо убрать старую

Карета неслась по безлюдным улицам Фульнека, вдоль опустевших домов. В переулках мелькали тени перепуганных людей, скрывающихся в подворотнях.

Они проехали мимо медовой лавочки. Дверь была открыта настежь. Видимо, лавочник не успел затворить.

Снитек сказал:

— Как я любил мед из этой лавки… Учитель, правда, что лавка выстроена по вашей просьбе?

— Да! — ответил Ян, — я же и посоветовал разводить пчел в Фульнеке. Теперь, наверно, погибнут пчелы, а враг сожжет лавку.

— Почему такая несправедливость?

— На все воля Бога…

От ратушной площади они свернули на узкую улочку ремесленников и, выехав на площадь торговых рядов, остановились у одноэтажного деревянного здания школы.

Было безлюдно и тихо. Они вышли из кареты и внимательно осмотрелись. Снитек зажег два факела. Один передал учителю, а другой оставил себе. Никого не было видно, но он суетился, предчувствовал опасность.

— Учитель, — сказал он, — вы идите в школу и найдите там детей. Я подежурю здесь. Торопитесь.

Ян вошел в школу с горящим факелом и громко позвал.

— Ясем, где ты?! Есть здесь кто-нибудь? Отзовитесь!

Ответа не было…

Только лишь тени прыгали по темным стенам коридора, и перед Яном нарисовались глубокие пороки школы. Как попечитель, он очень хотел наполнить эту школу веселыми детскими возгласами, радостной шалостью и счастьем познания, но не хватило времени. Пока же здесь все было пропитано тоской и слезами, страхом и строгостью, тяготами и мучением. Ян хотел бы видеть здесь мастерскую людей, которая озаряет умы блеском мудрости, направляет душу ко всеобщей гармонии добродетели, и насыщает сердце божественной любовью, но эти стены больше походили пока на настоящую темницу для заточения.

Он видел, что эта школа, как и все другие, которые он посещал, наносят больше вреда, чем пользы. Образование прививается извращенно, пренебрегается воспитание благочестия и нравственности. Даже и не поднимается вопрос о доброй жизни. И, в результате, вместо кротких агнцев из школ выходят дикие ослы и неукротимые мулы, которые выносят только поверхностную обходительность для светской пустоты. Они не хотят и не могут познавать древо жизни, настроены на разрушение вместо созидания и не ищут истинной сущности вещей, а лишь извлекают грубую словесную шелуху попугайской болтовни.

Как только его назначили попечителем, страстно желая исправить все, Ян начал писать произведение по исправлению школ. Он описывал школу, которая приучала бы детей к небесной жизни уже на земле. Он изложил свои планы на сотнях страниц, которые лежали здесь, в его кабинете, за деревянной дверью, в конце коридора. Там, в небольшом сундучке, он хранил наброски учебников, методические заметки, дневники, письма — все плоды своей многолетней работы.

«Исправить сложнее, чем выстроить новую, — подумал он и приказал себе, — найду Ясема, потом заберу и рукописи!»

— Ясем, где ты?!

Ответа не последовало, и тогда Ян в спешке начал заглядывать в классные комнаты, но находил лишь эхо учительского раздражения и отголоски ударов розг.

Когда Ян почти отчаялся найти кого — либо, он услышал тихие детские голоса из чулана и сразу направился туда.

— Ясем, ты там?

Он открыл дверь и увидел, что в темном углу укрываются два перепуганных мальчика. Узнав учителя, они покинули убежище и подбежали к нему.

Это были сироты из Нивницы.