Эми Плам - Умри ради меня

— Отлично! Очень вам благодарна!

Как можно более грациозно я опустилась на корточки и начала собирать и складывать обратно в сумку помаду, тени, кошелек, телефон и около миллиона авторучек, карандашей и обрывков бумаги. Потом я глянула на юношу и увидела, что он рассматривает мою книгу.

— «Убить пересмешника». En anglais! — заметил он с оттенком удивления в тоне. А потом на отличном английском, хотя и с легким акцентом, добавил: — Прекрасная книга… а вы видели фильм… Кэт?

Я снова разинула рот.

— Но… откуда вы знаете мое имя? — с трудом выдавила из себя я.

Он поднял другую руку и показал мои водительские права, на которых красовалась моя на редкость плохая фотография. Я не в силах была посмотреть ему в глаза, хотя и чувствовала, как его взгляд буквально прожигает меня.

— Послушайте, — заговорил он, наклоняясь поближе ко мне, — мне действительно жаль. Я совсем не хотел, чтобы вы роняли свою сумку.

— Хватит щеголять своим прекрасным английским, Винсент, лучше бы помог девушке подняться и позволил ей уйти, — заговорил по-французски другой голос.

Я обернулась, чтобы посмотреть на друга моего мучителя — парня с волнистыми волосами, — который держал мою расческу и смотрел на меня с усмешкой, искривившей его небритое лицо.

Проигнорировав руку, протянутую мне Винсентом, я сама поднялась на ноги.

— Вот, возьмите, — сказал он, возвращая мне книгу.

Я взяла ее и смущенно кивнула.

— Спасибо, — коротко бросила я и как можно скорее выбралась из кафе на улицу, стараясь при этом не припустить бегом.

Пока я ждала зеленого света на переходе, я сделала ошибку, оглянувшись назад. Оба юноши смотрели мне вслед. Друг Винсента что-то говорил ему, покачивая головой. «Могу вообразить, что они теперь говорят обо мне!» — подумала я и застонала.

Красный свет сменился зеленым, и я перешла улицу, больше ни разу не оглянувшись.

5

В следующие несколько дней я постоянно тут и там видела лицо Винсента. На углу возле бакалейной лавки, на эскалаторе при подъеме из метро, на каждой из открытых террас кафе, мимо которых я проходила. Конечно, когда я присматривалась повнимательнее, оказывалось, что это вовсе не он. К моему немалому раздражению, я не могла выбросить его из мыслей, и, к еще большему раздражению, мои чувства метались от естественной осторожности к бессовестному желанию ввязаться в авантюру.

Но если говорить честно, я совсем не сердилась на собственную двойственность. Наконец-то мне было о чем подумать, кроме фатальной автомобильной катастрофы, — и еще я пыталась понять, чем я собираюсь заняться в жизни. Мне казалось, что до той катастрофы я уже разобралась с этим, но теперь будущее легло передо мной как вопросительный знак длиной в милю. Меня поразила мысль о том, что сосредоточенность на «загадочном парне» могла оказаться просто способом для моего ума дать мне передышку от растерянности и горя. И наконец я решила, что если это и так, я ничего не имею против.

Почти неделя прошла с тех пор, как я столкнулась с Винсентом в кафе «Сан-Люк», и, хотя я не отказалась от привычки читать там книги целыми днями, я больше ни разу не видела ни его самого, ни его друзей. И вот я, как обычно, уютно устроилась за угловым столиком, который уже считала своим личным убежищем. Я дочитывала очередной роман Уортона из школьного списка (мой будущий учитель английского языка явно был большим шутником), когда заметила пару подростков, сидевших на террасе напротив меня. Девочка с коротко подстриженными светлыми волосами застенчиво смеялась, а то, как она совершенно естественно склонялась к мальчику, заставило меня предположить, что они очень близки. Но когда я присмотрелась повнимательнее, я заметила, что они очень похожи между собой, хотя у мальчика волосы были золотисто-рыжими. Должно быть, это были брат с сестрой. И как только у меня возникла эта мысль, я поняла, что угадала.

В этот момент девочка вдруг вскинула руку, заставляя брата замолчать, и начала внимательно оглядывать террасу, как будто кого-то искала. Ее взгляд остановился на мне. Мгновение-другое она колебалась, а потом настойчиво махнула мне рукой. Я вопросительно посмотрела на нее, показывая на себя. Она кивнула, потом жестом предложила подойти.

Не понимая, что ей может быть от меня нужно, я встала и медленно пошла к их столику. Девушка поднялась, явно встревоженная, и очередным жестом попросила меня поспешить.

Как только я покинула свой укромный уголок у стены и обошла свой стол, как позади раздался оглушительный шум, и меня бросило на пол. Я почувствовала, как щиплет мои колени, а подняв голову, обнаружила на полу кровь, там, где только что было мое лицо.

— Mon Dieu! — отчаянно закричал один из официантов, перебираясь через опрокинувшиеся столы и стулья, чтобы помочь мне встать на ноги.

Мои глаза наполнились слезами от потрясения и боли.

Официант выдернул полотенце, заткнутое за его фартук, и промокнул мне лицо.

— Ничего страшного, просто маленький порез на брови, — сказал он. — Не бойтесь!

Я посмотрела на свои ноги и увидела, что джинсы порваны, а с одного колена содрана кожа.

Пока я осматривала себя в поисках других ран, до меня постепенно дошло, что на террасе царит мертвая тишина. Но люди смотрели не на меня; все посетители кафе ошеломленно уставились куда-то мне за спину.

Официант перестал промокать кровь, сочившуюся из моей раны, глянув через мое плечо. Его глаза испуганно расширились. Проследив за его взглядом, я увидела, что мой столик раздавлен в лепешку огромным куском каменной резьбы, сорвавшимся с фасада здания. Моя сумка валялась в стороне, но уголок книги, которую я читала, торчал из-под гигантского камня точно на том месте, где я только что сидела.

«Если бы я не отошла оттуда, я была бы уже мертва», — подумала я, и мое сердце заколотилось так быстро, что мне стало больно.

Я обернулась к тому столику, за которым сидели брат с сестрой. Но увидела только бутылку «Перье», два наполненных стакана и горстку мелочи рядом с ними. Мои спасители исчезли.

6

Я была настолько потрясена, что довольно долго просто не в силах была тронуться с места. Наконец, после того как работники кафе обрушили на меня половину своих запасов средств первой помощи, я решила, что в состоянии сама добраться до дома, и потащилась обратно, хотя ноги у меня как будто превратились в мягкую резину. Когда я подошла к дому, Мами как раз выходила наружу.

— Ох, милая моя Катя! — в ужасе воскликнула она, когда я рассказала ей о случившемся.

Уронив на землю свою любимую сумку от фирмы «Гермес», она крепко обняла меня. Потом, подхватив сумки, свою и мою, она повела меня в дом и тут же заставила лечь в постель, причем обращалась со мной так, словно я была калекой, лишившимся всех четырех конечностей, а не ее слегка поцарапанной внучкой.

— Катя, ты уверена, что тебе вполне удобно? Я могу принести еще подушек, если хочешь.

— Мами, все в порядке, в самом деле!

— А коленка все еще болит? Можно к ней что-нибудь приложить. Есть мази… а может, лучше немного приподнять ногу?

— Мами, в кафе уже вымазали на меня сто разных мазей! Всю свою аптечку истратили! Это просто царапина, честное слово!

— Ох, мое милое дитя! Подумать только, что могло случиться…

Бабушка прижала к груди мою голову и гладила по волосам до тех пор, пока внутри у меня не лопнуло что-то, и я, наконец, заплакала.

Мами сидела рядом, обнимая и утешая меня, пока я рыдала.

— Это просто потому, что я испугалась, — бормотала я сквозь слезы. — Я просто потому плачу, что испугалась…

Но на самом деле я плакала потому, что бабушка обращалась со мной точь-в-точь, как мама…

Когда домой вернулась Джорджия, я услышала, как бабушка тут же начала рассказывать ей о том, как меня «чуть-чуть не убило». Минутой позже дверь моей комнаты распахнулась и ворвалась сестра, бледная как призрак. Она молча села на край моей кровати и уставилась на меня расширенными глазами.

— Все в порядке, Джорджия. Я отделалась легкой царапиной.

— Бог мой, Кэти-Бин, а если бы с тобой что-то такое… У меня же никого не осталось, кроме тебя! Ты не забывай об этом!

— Со мной все в порядке. И впредь ничего не случится. С этого момента буду держаться подальше от разрушающихся зданий. Обещаю.

Она заставила себя улыбнуться и протянула руку, чтобы коснуться моей руки, но страх не исчез из ее глаз.

На следующий день Мами отказалась выпускать меня из дома, настояв на том, что я должна отдохнуть и «подлечить свои раны». Я повиновалась, чтобы успокоить ее, и решила половину вечера провести в ванне, с книгой. Но только тогда, когда я погрузилась в теплую воду, я поняла, как натянуты были мои нервы, потому что вдруг начала дрожать, как лист на ветру.