Макс Сысоев - Странники

      — А я думал, синтезатор — это инструмент такой...

      — Какой ещё инструмент?

      — Музыкальный.

      — Не знаю таких, — заявила Катя. — Пережиток прошлого, дикость, анахронизм. Вон та дверь — это ванная, та  — туалет. Вопросы есть?

      — А диван только один?

      — А что?

      — Ну-у-у... я, вообще-то, тебя стесняюсь.

      — Кто ж спит на диване? Спят там. Вон те круги в стене — это постели. Нажимаешь на них — оттуда такая байда выезжает, в неё ложишься... я, в общем, потом покажу. — Катя плюхнулась в кожаное кресло, придвинула компьютерный стол, на котором лежал системный блок, наподобие «Стрелы М-8», виденной мною в заброшенном супермаркете. Катя положила ладонь в центр креста, отштампованного на верхней плоскости системного блока, и над столом возник мерцающий белый куб.

      — Неполадок в физических устройствах не обнаружено. Ошибок в драйверах не обнаружено. Система готова. Подтвердите включение, — объявил голос, такой же, как в лифте. В руках Кати появилась лазерная указка, её лучом она посветила куда-то внутрь светящегося куба.

      — Включение подтверждено. Выберете операционную систему для загрузки.

      Катя стукнула кулаком по столу, ругнулась, с ненавистью посветила указкой в куб.

      — Дьявол, это дерьмо не удалилось!

      Я встал за спину Кати, присмотрелся к надписям в глубине куба, — а именно на них она и направляла луч указки. Ничего не разобрать — лишь заболели глаза от мерцания.

      — Внимание. Ошибка защиты. Код, — (механический голос сказал длинный номер), — возможен сбой при загрузке операционной системы. Включить программу проверки загрузочной дорожки и системного реестра?

      Катя выбрала «да», встала из-за стола, достала сигарету, закурила от зажигалки, пламя которой походило на лазерный луч.

      — Теперь оно полчаса грузиться будет, — произнесла она, открыла в самом неожиданном месте стены незаметную до этого дверь шкафа, достала два стаканчика, две тарелки, два свёртка и два флакончика. В свёртках оказались прямоугольные куски студенистого полупрозрачного вещества — их Катя уложила на тарелки, — а во флакончиках, опорожнённых в стаканы, была обычная вода, отправившаяся вместе с тарелками в синтезатор.  — Чай, кофе будешь?

      — Давай кофе. Если не жалко. А что с компьютером?

      — У «юпи» опять глюки.

      — У кого глюки?

      — У операционной системы «Юпитер». Она в Совке сделана в шестидесятые годы, в начале конца уже. Последний писк человечества, так сказать. С тех пор только обновления на неё и делают, а новых версий — ни черта. Кому их разрабатывать сейчас? У меня, вот, вместе с «юпи» «Трио» стоит от «Майкрософт». На него наши недавно наклепали новую версию. Русифицировали, правда, через задницу, но это хотя бы не такое старьё. Для операционной системы сорок лет знаешь, как много...

      — Знаю. В моё время был «Виндоус». Тоже от «Майкрософт».

      — В твоё время были компьютеры? Ламповые, наверное?

      Так мы с Катей и нашли общую тему. Она иронически улыбалась, когда я объяснял ей, как здорово иметь жёсткий диск объёмом сорок гигабайтов, и в ответ, чтобы доставить девушке приятное, делал удивлённое лицо, слыша от неё такие понятия, как «рэббит» (система беспроводной передачи данных между устройствами), «трёхмерный интерфейс», «ИИИ» (имитатор искусственного интеллекта), «фотонный кибермозг» и тому подобную воплощённую классику фантастики.  Удивляться было нечему — я знал, что встречу в будущем. Катя была из моей эпохи и говорила на том же языке, что и я. Культурного барьера не было. Мы выпили по стаканчику быстро приготовившегося кофе; к этому времени завершилась проверка системного реестра, и чёрный компьютер загрузил «юпи». Серебряный крест, до этого лежавший на системном блоке, встал вертикально и превратился в знакомую уже тонкую серую панель, как в кабинете у Анжелы.

      — Монитор на помойку просится уже, — пояснила Катя, — старьё — в трёхмерном режиме частота обновления шестьдесят герц, а в двухмерном — ништяк, триста шестьдесят. Не мерцает хотя бы.

      Изображение из кубического стало плоским и спроецировалось на выдвинувшуюся  панель монитора. Рабочий стол был белый, и на нём было всего несколько мелких чёрных надписей. Я не решился заглянуть за плечо хозяйки и прочитать их.

      — Если хочешь, можешь сходить в ванную помыться, пока еда синтезируется, — предложила Катя.

      — От меня воняет?

      — Да нет, но, может, ты сказать стесняешься? Комплексы, предрассудки, всё такое... Объяснить, как пользоваться? Там на стене такой квадрат будет, — нажмёшь на него — появится менюшка. Она на русском, покопаешься там децл, думаю, разберёшься. Только мои настройки не трогай, лучше свою учётную запись создай...

      — Ошибка сценария на шаге номер ноль два один. Поверьте орфографию номера, — перебил Катю компьютер, и та, скрипнув зубами, садистски затушила сигарету о переднюю панель системного блока, отчего завоняло расплавленным пластиком.

      Хоть в двадцать втором, хоть в двадцать первом, хоть в семнадцатом веке в любом жилище есть, на мой взгляд, три места, в которых человек наиболее остро чувствует себя чужим. Это кровать, прихожая и ванная. Кровать — это святое, она многие годы контактирует с теми, кто на ней спит, и в ней навсегда отпечатывается отражение их снов и бессонных размышлений. Прихожая запоминает взгляды тех, кто приходил в гости: друзей, просто знакомых, товарищей по работе, — тех, кто рад тебя видеть, и тех, кто не рад. А ванная может рассказать о том, в чём человек был испачкан. Во лжи, в лести, в повседневности.

      Вот эти три места, хоть и бесконечно похожие друг на друга, хоть и типовые, всегда остаются чужими и враждебными.

      Войдя в ванную — пустую кубическую комнатку, пол которой к дальней стенке понижался, я убрал одежду в герметичный шкафчик под потолком. Ни мыла, ни мочалок, ни кранов нигде видно не было. Я нашёл возле дверей светлый квадрат, нажал на него — и прямо на голой стене зажглось красиво обрамлённое зелёными листиками и виньетками меню. Пункты в нём выбирались при помощи нажатия на изображение пальцем. Меню было простое, но копался я в нём долго и счёл его страшно неудобным, потому что температура, напор воды и площадь струи в нём настраивались только тогда, когда сама вода была выключена, понятие «справка» и вовсе было ему незнакомо, а многие пункты имели такие страшные названия, что я не решился к ним притрагиваться. Ванная комната была многофункциональным устройством: здесь можно было не только мыться, но и стирать одежду, делать причёску, изменять «структуру Iris of the eye», ароматизировать воздух, включить «полевую Б-мочалку», блокировать отток воды и пара, запустить «систему фотонной детонации», проверять внесённые в помещение предметы на химическую, биологическую и радиационную безопасность, дезактивировать их, и делать ещё кучу всего. Отключив, наконец, всё что можно, я создал-таки пользовательский профиль, назвал его «Билли Гейтс», по настоятельной рекомендации «Microsoft» защитил его восьмизначным паролем и решился нажать на оранжевый цветочек кнопки «старт». С потолка хлынул холодный уличный дождь. Он заполнил всю ванную, я тщетно пытался укрыться от него, но вскоре приспособился, прекратил глупые метания и насладился — впервые за месяц — настоящим человеческим душем, пусть и немного странным.  Пятнадцать минут пытался я отмыться ото всей грязи, от одиночества, от непостоянства, от тянущихся ко мне чужих рук, отдирал от себя куски недоверия, пытался пересмотреть с самого начала всю свою жизнь и проанализировать хотя бы тот её кусок, что лежал между пьянкой на Зоне и настоящими моментом. Устал, выключил воду, сел на мягкий синтетический пол, подставил лицо подувшему со всех сторон горячему ветру, пахнущему железом. Так и сидел, один-одинёшенек, в пустой железной клетушке за сотню лет и невесть сколько километров от дома, никому не нужный, ни с того ни с сего навязанный какой-то бабой какой-то девчонке. Наконец, что-то запищало, и на экране меню возникла надпись «Не рассиживайся!». Я спохватился, влез в чужие штаны, замотался в рубашку, разблокировал дверь и вышел.

      В комнате после парной духоты было свежо, и от этого возникло чувство облегчения. Технические излишества и прочие иллюзии прогресса вдруг перестали казаться таким уж абсолютным злом.

      На столе дымились две тарелки с чем-то белым; Катя, откинувшись на спинку кресла, смотрела в монитор, перешедший в трёхмерный режим; возле её ног копошилось жёлтое металлическое существо в виде половинки эллипсоида. Оно светило двумя белыми глазами на антеннах и гудело. При моём появлении существо забеспокоилось, не выдержало и уползло под диван. Перемещалось оно, левитируя в нескольких сантиметрах над поверхностью пола.