Я живу в октябре - Максим Николаевич Лыков

двенадцать лет журналистского стажа, переехал в Москву из Новосибирска из-за проблем на профессиональном поприще и прочее) были выписки из журналов наружного наблюдения. Судя по всему, тщательно отслеживались его визиты – имён собеседников в журналах не было, лишь оперативные псевдонимы. Валю заинтересовала короткая выдержка из постановления о прекращении уголовного дела: следствием установлена причина смерти профессора, а именно суицид. Возможно, из-за этого твёрдого заключения дело и не пошло дальше. Самоубийство доказано, загадки нет.

Кроме всей этой любопытной, но бесполезной бумажной шелухи были две подшивки потолще и посодержательнее.

Первая представляла собой беседу Ролдугина с одним историком, записанную самим Ролдугиным. Журналист на титульном листе сделал красным маркером большую надпись:

«ДОКАЗАТЕЛЬСТВО 22 —???»

…У моего собеседника очень запоминающаяся фамилия – Пунгсен. С его слов, у рода Пунгсенов были шведские корни. «Пунг» означало то ли кошелёк, то ли сундук. Историк уговорил меня на кофе по какому-то особому рецепту и даже достал тяжёлую коньячную бутылку.

– Помянем, – сказал он.

Мы выпили. Коньяк оказался на удивление приличным, а вот кофе можно было пить исключительно из вежливости – чёрная жижа была крепка, как танковая броня.

– Мы часто общались в те годы, – начал Пунгсен, не дожидаясь вопроса. – Исай Исаевич отличался редкостной эрудированностью. Помнится, он ко мне пришёл с каким-то пустяковым вопросом по новгородскому вече. А я к нему как-то обращался за расчётами по обменным курсам тринадцатого века. Интереснейшая работа получилась…

Пунгсен покачал головой.

– Знаете, Клим, когда Сосновский первый раз рассказал мне об эксперименте, я решил, что это шутка. Сейчас-то я понимаю, что ничего смешного тут нет. Страшно это, просто страшно.

– Расскажите поподробнее.

Пунгсен залпом опрокинул в себя коньяк и немедленно окутался табачным дымом.

– Сосновский предложил весьма занимательную математическую модель, согласно которой можно вычислить вмешательство извне в тот или иной процесс. Условия просты: процесс должен быть закономерным, то есть повторяться в схожих условиях; известны эти самые условия; известны основные акторы. Мне стало любопытно, насколько это применимо к историческим процессам. Согласитесь, интересно доказать, что смерть Рузвельта или Сталина была неслучайна.

– Звучит заманчиво, но разве не придётся обрабатывать огромный массив данных?

Пунгсен торопливо покивал и с возросшим энтузиазмом продолжил. Для рядовых случаев модель была на удивление простенькой, хоть и занимала в расписанном виде всю титаническую аудиторную доску. Пунгсен мельком видел её, но в основном они работали с компьютерной программой, которую разработал знакомый Сосновского.

Учёные вели разработку, рассматривая известные исторические случаи с доказанным вмешательством – особенно хороши убийства крупных политических деятелей – Троцкого, например, или Кирова, или Кеннеди, или, наконец, Франца Фердинанда. Сосновский намеренно брал двадцатый век из-за обилия материала. И модель прекрасно выявляла вероятность вмешательства, близкое к единице.

– Таким образом, вы подтвердили верность расчётов? С помощью уже известных вмешательств?

– Именно! Любой внешний актор вычислялся моделью на раз. Но это были ещё цветочки! Ягодки начались, когда мы стали заниматься неудавшимися покушениями.

– Что вы имеете в виду?

– Ленин должен был быть убит Каплан! – Пунгсен разгорячился и заговорил быстрее. – Заговорщики в июле 1944 года однозначно прикончили бы Гитлера. Даже невозможно представить, как пошла бы наша история в этих случаях. В общей сложности Сосновский называл мне три десятка фамилий. Согласитесь, любопытный факт? Первое, что приходило в голову, – это ошибка, изъян в расчётах. Исай Исаевич целый год крутил модель, пытаясь найти объяснение. В итоге пришлось вводить фактор Бога.

– Простите?

– Некую икс-переменную. Представьте себе ситуацию, что некто наверняка знает, как сложились события, и хочет их исправить. Тогда он может рассчитать воздействие на людей прошлого так, что они даже не заметят или спишут на случай, судьбу и прочее. С этим фактором всё снова заработало гладко.

– Что вы хотите сказать?

– У Сосновского получилось вычислить изменения в нашей с вами истории! Наши потомки исправляют дела предков так, как им заблагорассудится.

Пунгсен покрутил головой, словно ему жало шею.

– «Доказательство 22», – фыркнул он. – Так мы это назвали. Знаете, есть такая уловка двадцать два: полное соблюдение взаимоисключающих параграфов, абсурд, приводящий к решению. А у нас доказательство такого же номера – совершенно невозможное, но которое, сука, всё-таки доказывает.

Первый раз слышал от него ругательство. Пунг-сен снова выпил и бросил в рот сигарету. Руки у него заметно дрожали, левое веко заходилось в нервном тике.

– Вы считаете, что я умалишённый? – Историк безрадостно улыбнулся. – Я же сам иногда так думаю. Но когда Исая Исаевича нашли мёртвым… Нет-нет, я не верю в насильственную смерть. Не это страшно.

– А что же?

– Знаете ли, Клим… В историки идут те, кто уверен в незыблемости мира. Что всё было именно так, как сложились кости и черепки в археологических раскопах, что именно Нестор выводил свои буквицы по пергамену, что, наконец, революции – дело рук народов, а не рептилоидов с планеты Нибиру. Понимаете, нет? А теперь всё это летит к чертям! Зачем мне изучать скандинавские руны, если завтра окажется, что там было написано совсем другое.

– Но если согласиться, что эти… потомки… в самом деле меняют прошлое, то вы же не будете помнить, как было иначе? Всё изменится автоматически?

– В точку! – щёлкнул Пунгсен пальцами. – Да! Значит, я не фигура, даже не пешка, а просто пылинка, которую несёт неизвестно куда. От моих действий ничего не зависит, всё решают дяди и тёти из прекрасного далёка. Если Сосновский это осознал, то неудивительно, что наложил на себя руки. Я и сам чуть было не…

Он замолчал, внезапно потухнув.

– У меня есть надежда, что он ошибся, – глухо сказал Пунгсен. – Не в формуле, нет. А в интерпретации. Что Сосновский недооценил случай, судьбу, удачу, рок. Короче, всё, что таится в нашей жизни и не поддаётся исчислению…

Вторая подшивка включала в себя всего три странички без начала и конца. Первый лист занимало завершение анализа математической модели. Из сохранившегося текста было видно, что автор настроен скептически. Ещё две странички больше всего походили на то, что обычно обзывается FAQ.

В.: Применима ли формула Сосновского И. И. к анализу интервенций?

О.: Ограниченно. Абсолютной достоверности можно достичь лишь при учёте всех факторов, что невозможно. При учёте лишь значимых факторов надёжность расчёта падает на 10–20 %.

В.: Можно ли считать доказанным интервенции в прошлые исторические события?

О.: Да, с поправкой на предыдущий пункт.

В.: Можно ли определить, какого типа были данные интервенции?

О.: Формула не способна разделить интервенции на разновидности. Она лишь фиксирует с известной долей вероятности сам факт вмешательства.

В.: Можно ли считать, что во всех рассмотренных событиях (см.