Майк Гелприн - СССР-2061 (антология)

Вот на «три» у меня заминка и вышла. Чьи-то крепкие руки взяли меня сзади под локти, и вздернули обратно с колен на ноги.

– Дяденька, вам помочь? Поскользнулись? – послышались с двух сторон заботливые голоса.

Я завертел головой, разгоняя воздух ушами. Подхватили меня две симпатичные девчонки-старшеклассницы. Крепкие, красные от мороза, глаза озорные. Обычно мне нравится, когда младшие по возрасту ко мне «дяденька» обращаются. Я так себя сразу взрослее чувствую. Но в этот момент мне такое обращение показалось некстати.

– Какой я вам дяденька, – буркнул я. – Я только три года назад институт закончил… И не поскользнулся я. Вот, предложение девушке делаю…

– Ой, извините-извините! – хором зазвенели девчонки. – Нам сзади-то не видно. Думали, вы упали.

– Спасибо, ничего, – я наконец освободился, сунул руку под куртку, извлек розу, заговорил пылко. – Инка, ты!.. выходи за меня замуж! Пожалуйста.

«Пожалуйста», – это я зря сказал. Это меня девчонки сбили. Мне опытные товарищи старшего возраста говорили, что женщины любят уверенных. А я тут – «пожалуйста»… И роза помята. Эх, все не по плану…

А Инка стоит, смотрит на меня. И не знает, что сказать.

– Девушка, вы соглашайтесь, – подала голос школьница со стороны моего левого плеча, обращаясь к Инке. – Смотрите, симпатичный какой, ушастенький.

– Нет Люда, – дала голос вторая школьница, серьезным голосом пионерской вожатой. – Что ты влияешь?! Такие серьезные решения каждый должен принимать сам.

– Вы не бойтесь. На неё не повлияешь, – пробормотал я. – Щас погодите, я сам, на второй заход…

Я снова упал на колено в снег, на утоптанное место. Народ вокруг начал озираться, и останавливаться. Заулыбались. Цирк им бесплатный.

– Инка, ты не отказывайся. То есть, ты соглашайся, – сбивчиво зачастил я. – Я тебя люблю.

– Давно? – как-то растерянно уточнила Инка.

– Всегда! – решительно махнув розой, признался я. Но как ученый, тут же сообразил, что формулировка не точна, и поправился, – С пятого класса. Я для тебя что угодно сделаю. Хочешь – снега растоплю! Хочешь – весну принесу! Хочешь – зажгу для тебя на небе второе солнце!

Инка наконец пришла в себя, посмотрела насмешливо, и вместе сердито.

– Встань, Вась. Коленку застудишь. Солнце зажжешь… Не люблю я такой треп. Видала уж трепачей…

– Инка, да ты чего! – от возмущения я даже забыл стесняться, и опять вспрыгнул на ноги. – Разве я когда трепался? Да ты разве сама не чувствуешь? Инка! Ведь теплеет!

Инка машинально провела рукой, разуживая шарф. На улице действительно теплело. Люди вокруг заголосили. Людская волна качнулась. Отец рядом с нами забросил мальчишку себе на плечи. На нас уже никто не смотрел. Все смотрели в одну сторону.

– Смотри, – сказал я, протягивая руку.

Инка посмотрела туда, куда глядели теперь все. В небе сияло второе солнце! Первое, как и положено зимнему, ютилось по-над горизонтом. Второе – гордо шло выше. Воздух вокруг стремительно терял зимнюю бледность, и наливался золотистым теплым, радостным светом.

– Это… Это что? – растерянно спросила Инка.

– Орбитальная спутниковая группировка для изменения погоды, – улыбнулся я. – Оснащена зеркалами для перенаправления солнечных лучей на нужные участки поверхности Земли. Тот спутник, что мы сейчас видим, – «Алоэей». За ним идет «Аэт». Потом «Пасифая». И так далее.

– Дети Гелиоса, – повернулась к мне Инка.

– Да, дети солнца из греческих мифов. Так их назвали. Теперь они несут нам свет своего отца. Вместо того, чтоб бесполезно уходить в космос, лучи идут к людям. Понимаешь, Инка? Пока это только эксперимент. Пока мы можем согревать лишь небольшие участки. Но когда мы нарастим орбитальную группировку!.. Это тепло. Это свет. Урожаи.

– Я слышала конечно… – задрав голову, говорила Инка. – Только не думала, что сегодня. И у нас… Неожиданно как будущее наступило… – она посмотрела на меня, и констатировала: – Ты заранее знал?

– Все уже знают, пока мы гуляем, – я окинул взглядом толпу. – Поэтому все коммунальщики на улицах. И другие службы. И любопытные, кто не на работе. Но да, я знал раньше. Я же тебе говорил, что занимаюсь зеркалами…

– Так это… твои зеркала?

– Нашей конструкторской группы, – заулыбался я. – Знала б ты, сколько там было работы… Чтоб гибкие, компактные, и с нужной отражающей способностью. А уж баллистики как маялись. Зеркало ведь как солнечный парус работает. Солнце давит, и спутник уносит с траектории… Лучшие люди страны над проектом работали. Ну, и я в их числе, – я шмыгнул носом. – Ты розу-то возьми, а?

Инка улыбнулась, и взяла протянутую розу. И посмотрела на меня какими-то другими глазами.

– Так, ты, выходит, сегодня герой?

– Да ну, какой я герой… – пожал я плечами. – Я подвижник. Вон, взял, и солнце поближе к тебе подвинул. Я люблю тебя Инка. Я правда для тебя это сделал.

– Подвижник… – инка сказала это ласково. – А тебя там, в твоем городе, учителя истории нужны?

– Ха! – я аж задохнулся. – Еще как нужны! Очень нужны! – и полез целоваться.

Случалось вам целовать любимую девушку?..

В голове у меня шумело. Люди вокруг шумели. Всем вокруг было радостно, и тепло, хотя спутник еще не успел сильно нагреть воздух. Это был общий праздник. Для всех. И для двоих.

В нашей стране в этом нет противоречия.

Шура Тверских

Учитель русского

– Вот те и гуфанитафный лагефь, – едва переводя дух, выдавил Вадим Завалов и схаркнул красную слюну.

В плевке выделялись два осколка, от вида которых у Завалова сильнее заныло во рту. На вставные зубы перейти он рассчитывал поближе к восьмидесяти. А тут, стоя на четвереньках и привалившись боком к выщербленной стене, Завалов сообразил, что до старости нужно еще дожить. Взмокшая футболка прилипла к спине. Голова казалась чугунной.

– Ай да Пал Сергеиф, ай да молодец! – бубнил Вадим Завалов. – Недельху, гофорите? Сволотщь… – попытался встать; поморщился на чьи-то рыдания и бросил, не оборачиваясь: – Сказы им, чтоп заткхнулись, а?

– Ч-что г-говоришь? Н-не понимаю! – откликнулся трясущийся голос.

Завалов прикрыл глаза. Сплюнул кровь и скрипящий на зубах песок. Заговорил, чеканя каждый слог:

– Сделай так, чтобы стало ти…

Но тут заткнулись все: на полуслове, на полувсхлипе. За выбитыми окнами слышались быстрые шаги.

«Может, не поздно свалить?» – подумал Завалов три часа назад.

Выжженные просторы под брюхом «вертушки» сменились квадратами развалин. На засыпанных мусором улицах копошились тощие, покрытые коростой собаки.

Отсек трясся и гремел, будто вертолет собирался развалиться в воздухе.

– Я слышал, там сразу заявление писать надо, чтобы пневматику выдали! – проорал сосед Вадиму на ухо.

– Зачем?! – закричал в ответ Завалов.

– Ну как! Собаки голодные! И обезьяны! Тоже!

«Какие обезьяны? Тут что, леса где-то повырастали?» – успел подумать Завалов. Все понял, и с изумлением уставился на шутника.

Даже самые храбрые студенты, активисты и массовики-затейники, кто на перевалочной базе трепался про важную миссию и взрослые, сознательные поступки, теперь притихли. Восемь мальчиков, три девочки, не старше двадцати пяти. На покрасневших от солнца физиономиях одно и то же: «Что я тут делаю?»

С высоты лагерь напоминал шмат мыльной пены. Полусферы из граненого плексигласа на фоне городских руин, поточенных оспинами от осколков и пуль. У шлюзов – очереди и горы хлама. Вперемежку белые и темнокожие, пропитанная пылью униформа и грязные обноски. Ревущие дети, взрослые с пустыми глазами.

Начальник лагеря Кузнецов напоминал здешние руины. Немолодой, с высохшим и почерневшим от ветра лицом. Глубокие морщины походили на трещины в глиняной маске. Потертая форма с выгоревшими красными крестами. Неприязненный взгляд.

– Завалов, Вадим Иванович. Проектирование систем невербальной передачи информации, – читал Кузнецов, щурясь на экран планшетника. – Аспирантура, второе высшее, четыре всесоюзные выставки, международный проект. Ну, надо же! Военная кафедра, курсы, допуск… Указано, что на должность преподавателя. Ты что здесь преподавать собрался?

Завалов достал из рюкзака картонную папку.

– Понимаю, кем вы меня считаете, Павел Сергеевич, но я изучил все, прежде чем подать заявление. Я работаю над инновационным проектом…

Кузнецов нетерпеливо вырвал из рук пачку распечаток. Пролистнул, задержавшись на таблицах. Усмехнулся.

– Ты что, наркотой злоупотребляешь?..

Вадим Завалов сделал вдох, и даже успел открыть рот; Кузнецов вскинул руку.