"Вы просто не знаете, куда смотреть". Часть третья: "День очищения" - Павел Сергеевич Иевлев

не по фану совсем. А если не прикалываетесь, то это рили крэйзи. Какой-то стрёмный чел решил нас всех грохнуть, и вы такие типа: «Ну, норм, бывает». Я много говна видел, гёлз, я сам говночел, рили, но это прям конкретно говнямба какая-то. Не верю, что это говорю, но, может, нам полиса позвать? Типа самое то для полиса тема.

— Не думаю, что нам придётся его звать, — ответил я, посмотрев в окно.

Депутатор вошёл в бар стремительно и уверенно, но притормозил, увидев пустой зал.

— А где все? — спросил он с удивлением.

— Директор распугал, — пояснил я. — Виски?

— Некогда. Роберт, вы мне нужны, срочно.

— Похоже, бар сегодня придётся закрыть, — я подошёл к стойке и достал из-под неё дробовик, — кто-нибудь из вас умеет пользоваться этой гром-палкой?

— Я умею, — кивнула блонда. — Меня отец учил. Ну, тот отец, который мой.

— Не уверен, что ты сможешь выстрелить в его ипостась.

— Я его зубами загрызу, босс! — кровожадно сказала Швабра. — Пусть только сунется!

— Он дал время до завтра и вряд ли нарушит обещание, но, если кто-то попробует вломиться в бар, палите смело. Думаю, полиция вас поймёт.

— Я буду максимально снисходителен, — подтвердил Депутатор. — Но только в случае самообороны. Поэтому заприте двери и не выходите.

— Я впишусь за герлиц, чел, зуб даю, — заявил панк. — А ты не боишься идти без этой штуки?

— Без ружья я опаснее.

— Вот рили верю, чел, без бэ.

***

Депутатор шагает так, что еле за ним успеваю.

— Что случилось? — спросил я.

— Дети. Которых вы привели вчера. Они… ведут себя очень странно. Я не знаю, что делать.

— В чём это выражается?

— Проще показать. Почти пришли.

Я впервые у него в доме. Он выглядит не вполне обжитым: никаких личных вещей, никаких предметов быта, кроме самых утилитарных. Уверен, что здесь ничего не изменилось с тех пор, как город выдал ему ключи. Как будто он приходит с работы и выключает себя тумблером. Хотя, может быть, именно так он и делает.

— В подвал, — показал он на люк.

— Тут тоже есть?

— Да. Я не знал, пока они туда не полезли. Просто не смотрел. Тут пять комнат, но в четыре из них я не заходил. Мне просто не нужно столько пространства.

— А зачем они туда полезли?

— Пусть сами расскажут.

Подростки лежат и сидят на полу, горят свечи. Почти то же самое, что я видел в шахте, но никто не привязан и нет крови.

— Это он! — обрадовалась мне светленькая девушка. — Тот страшный человек!

Остальные посмотрели на меня. В глазах их странное выражение — не то страх, не то надежда, не то тоска…

— Вы пришли убить нас? — спросила она.

— Зачем мне вас убивать? — удивился я.

— Потому что мы отродья. Отродья должны умереть.

— Поэтому вы залезли в подвал?

— Конечно. Так заведено. Подвал, свечи, мучения, смерть.

— Мучения не обязательно, — возразил ей чернявый парень. — Я слышал, что можно просто убить.

— Просто всем нравится мучить, — добавил другой. — Если бы отродьем оказался брат…

— И что бы ты с ним сделал? — заинтересованно спросила черноволосая девушка, сидящая на полу.

— Лучше не спрашивай. Стошнит.

— А тебя бы не стошнило?

— Ещё чего. Я столько лет себе это представлял! Каждый момент, в деталях. Ну почему отродьем оказался не он?

— Радуйся, что он до тебя не добрался.

— Это точно, — парень вздохнул так, что пламя свечей заметалось, бросая хаотичные тени на стены, — я почти целый, только рожа разбита. Не помню, кто это сделал, но точно не брат. С ним я бы так легко не отделался.

— Так вы нас убьёте? — спросила снова светленькая. — Или нам как-то самим надо?

— Не планировал, — ответил я коротко.

— Жаль, — сказала она разочарованно, — самим больно, наверное.

— Может, нам того, друг друга? — предложил тот, что переживал насчёт брата. — Попросим нож. Я вас зарежу, а потом себя.

— Чего это сразу ты? — возмутилась лежащая на полу рыжеволосая девица. — Почему не тебя?

— Можно и меня, — не стал спорить тот. — А ты умеешь, ножом?

— А что, сложно разве? — удивилась девушка. — Бери да режь.

— Сложнее чем кажется. Я тренировался на собаках. Вроде ерунда, а чуть не туда ткнул — и ни фига. Просто дырка и кровь. Люди тоже живучие, страсть. Для брата старался, но не пригодилось.

— А я считаю, — сказала брюнетка, — что нам надо пойти и убить их.

— Кого? — спросил парень.

— Мою сестру. Твоего брата. Наших всех.

— Так мы же отродья?

— Вот именно. Значит, терять нечего. И лично я не хочу думать о том, что моя сестричка будет завтра плясать на осеннем празднике, пока меня будут закапывать в яме без гроба. Пусть её тоже закапывают!

— А я думаю, что мы должны умереть, — не соглашается с ней светленькая. — Отродья должны умереть, это все знают.

— Но нигде не сказано, что должны умереть только отродья!

С активной жизненной позицией барышня.

— Что мне делать, Роберт? — спросил меня Депутатор, отводя в сторону. — Они то требуют, чтобы я их убил, то просят оружие, чтобы совершить суицид. А теперь вот новая идея, видите.

— А что вы хотели, вмешиваясь в природный биоценоз?

— Вообще-то вы их привели, — напомнил полицейский.

— Вы их разыскивали, — отказался брать вину на себя я, — я только помог.

— Но что теперь делать?

— Верните родителям, это по правилам. Они ещё часов шесть как несовершеннолетние.

— Это рискованно, их могут убить. В городе какой-то массовый психоз.

— Тогда заприте и не давайте ножей. Может, перебесятся.

— Да, вы правы, — задумчиво покивал Депутатор, — возможно, это просто посттравматическое расстройство. Закрою этих и пойду спасать других. Буду обходить дом за домом, требовать открыть подвалы, вытаскивать тех, кого найду.

— Возьмите пистолет, — посоветовал я. — Становиться на пути естественного отбора чревато.

***

— Это я! Спокойно! —