Нил Шустерман - Разобщённые

Но Риса не собирается уходить.

Вошедший юнокоп, судя по внешнему сходству с медсестрой — её брат. Он бросает на Рису долгий любопытный взгляд, затем переводит глаза на лежащего в постели мальчика.

— Вот этот?

— Мы его зашили, состояние стабильное, но он потерял много крови. Некоторое время его нельзя транспортировать.

— Держи его на снотворном, — советует коп. — Лучше, чтобы он вообще не просыпался, пока не окажется в лагере.

Риса хватается за подлокотники кресла. Через десять секунд она совершит нечто необратимое. Десять секунд молчаливого внутреннего оцепенения и страха, но ни малейших колебаний.

— Заберите меня, — говорит она. — Вместо него.

Коннор, конечно, не одобрил бы её жертвы. Он наверняка будет в ярости, но Риса не может позволить, чтобы мысли о любимом поколебали её решимость. Она должна спасти Дилана Уорда, и она его спасёт.

Коп внимательно изучает свою собеседницу. Он, безусловно, узнал её и понимает, какое щедрое предложение она ему делает.

— Насколько мне известно, вам, мисс Уорд, уже семнадцать. К тому же вы инвалид, а это значит, что вас по-любому расплести нельзя. Ну, и какую выгоду, по-вашему, я мог бы извлечь из этой сделки?

Риса улыбается — преимущество теперь на её стороне.

— Не смешите меня! Перед вами известный член Движения Против Расплетения, очевидец террористического акта в «Весёлом Дровосеке» — и вы не знаете, какую выгоду можете извлечь?

— Я же не дурак, — произносит он после недолгих раздумий. — Отлично понимаю, что на сотрудничество вы никогда не пойдёте. Предпочтёте умереть, но не предать своих.

— Может, и так, — признаёт Риса, — да вам-то что за печаль? Вам же всё равно отвалится немалая сумма за то, что вы сдадите меня властям — скажете, не так?

Ей кажется, будто она слышит, как вертятся и щёлкают шарики в его мозгу.

— А что помешает мне сдать властям обоих — и вас, и этого молодого человека на койке?

— Попытайтесь, — спокойно советует Риса, — и не видать вам денежек как своих ушей. У меня здесь под кожей вшита ампула с цианистым калием. — Она протягивает ему раскрытую ладонь. — Видите? Вот она. Достаточно хлопнуть в ладоши — и она разобьётся. — Риса имитирует хлопок, останавливая раскрытые руки в дюйме друг от друга, и хитро улыбается. — Хлопатели — они бывают разные.

Конечно, нет у неё под кожей никакой ампулы, но копу-то это знать ни к чему. Даже если он и подозревает, что она блефует, рисковать ему вряд ли захочется.

— Если я умру прямо здесь и сейчас, — гнёт свою линию Риса, — то вы быстро прославитесь, но не тем, что благодаря вам власти заполучили меня, а тем, что позволили мне умереть, когда я была у вас в руках. — Она снова улыбается. — Это, пожалуй, так же неприятно, как получить транк-пулю в ногу из собственного пистолета, верно?

Физиономия её собеседника перекашивается при мысли о том, что ему может выпасть такая же сомнительная слава, что и у того лоха-юнокопа.

Медсестре не нравится весь этот разговор. Она скрещивает руки на груди.

— А как насчёт моей доли? — интересуется она.

Брат поворачивается к ней с надменным видом (как и положено старшему брату) и гаркает:

— Заткнись, Эва, со своей долей! Заткнись — поняла?

Ну что ж, сделка заключена.

Дилан останется в больнице со своими поддельными документами и соответствующей легендой, а когда мальчика можно будет перевозить, его отдадут Киане без лишних вопросов.

А вот жизнь Рисы пойдёт теперь по новой колее.

19 • Кэм

Подобрать Камю Компри подходящего партнёра со всеми необходимыми качествами, оказалось не так-то просто. Они провели интервью с двумястами девушек. Все — хоть куда. Среди них актрисы, модели, юные интеллектуалки, а также несколько дебютанток из высшего света. Роберта придирается ко всему — её звезде подобает лишь планета, идеальная во всех отношениях.

Двадцать финалисток должны пройти окончательную проверку у самого Кэма. Собеседования протекают в большой гостиной у жаркого камина. Все девушки прекрасно одеты, все красавицы и умницы. Большинство излагает свои резюме, как будто они нанимаются на работу в престижный офис. Некоторые смотрят на Кэма без отвращения, тогда как другие даже в глаза ему взглянуть не в состоянии. Есть и такая, которая буквально чуть ли не вешается ему на шею, исходя жаром похлеще камина.

— Я умираю хочу стать твоей первой, — томно стонет она. — Ты же способен на это, да? Я имею в виду... ну, ты же в полном комплекте, правда?

— Более чем, — заверяет он. — У меня их, вообще-то, целых три штуки.

Она пялится на него в таком обалдении, что он решает не говорить, что это шутка.

Кое-кто из соискательниц привлекает его, другие оставляют равнодушным, но ни одна не зажигает в нём искры, ни с одной не возникает чувства духовной связи, которую он так надеется обрести. Ко времени собеседования с последней из них — молодой студенткой из Бостона с нью-йоркским вкусом в одежде — ему хочется только, чтобы этот день поскорее закончился. Девушка из тех, кого интригует лицо Кэма. Она не просто смотрит на него — она изучает его, как препарат под микроскопом.

— Что вы видите, когда смотрите на меня? — спрашивает он.

— Внешность значения не имеет, важно то, что внутри, — отвечает она.

— И что, по-вашему, у меня внутри?

Она медлит с ответом, затем произносит:

— Это вопрос на засыпку?

Роберта готова рвать и метать — Кэм отказывается от всех кандидатур без исключения. Их совместный обед в этот вечер проходит в напряжённом молчании, слышно лишь звяканье вилок да скрежет ножей, яростно кромсающих мясо. Они не смотрят друг на друга. Наконец, Роберта произносит:

— Мы не ищем твою вторую половину и спутника жизни, Кэм. Нам нужен лишь кто-то для исполнения определённой роли. Союзник, помощник, который облегчил бы тебе выступления на публике.

— А может, меня это не устраивает!

— Ну будь же хоть немного практичным!

Кэм впечатывает кулак в крышку стола:

— Я решаю! Ты меня ни к чему не принудишь!

— Я и не принуждаю, но...

— Разговор окончен.

Возобновляется яростный стук приборов. В глубине души Кэм знает: Роберта права, и это распаляет его ещё больше. Им всего-то и нужно, что привлекательная, интересная девушка, которая держала бы его за руку во время публичных выступлений. Эта картина убеждала бы публику, что в Кэме полно качеств, за которые его можно любить. Одна беда — он не желает лицедействовать. То есть, он смог бы, наверно, как-то подстроиться, сыграть, но он боится — стоит ему остаться наедине с избранницей, и пустота фальшивых отношений будет чувствоваться особенно остро.

Пустота.

Ведь люди думают, что именно она и составляет суть его души. Огромная, безмерная пустота. И если Кэм не может найти среди всех этих прекрасных девушек свою единственную, не значит ли это, что у него нет души?

— Незавершённость, — молвит он. — Если я цельный человек, то почему у меня такое чувство, будто это не так?

Роберта, как всегда, произносит очередную успокаивающую банальность, но с течением времени её заученно мудрые сентенции приносят ему только разочарование и неудовлетворённость.

— Цельность — это следствие твоего собственного жизненного опыта, — вещает Роберта. — Просто живи своей жизнью, и вскоре ты почувствуешь, что переживания тех, кто пришёл до тебя, не имеют значения. Те, кто послужил для тебя исходным материалом — ничто по сравнению с тобой.

Но как же он может «жить своей жизнью», если неизвестно, что у него есть эта самая «своя жизнь»? Воспоминание об атаке, которой он подвергся на пресс-конференции, по-прежнему мучает его. Если у каждого человека есть душа, то где ему искать свою? И если душа человеческая неделима, то как его душа может быть суммой частей всех тех ребят, которые «послужили для него исходным материалом»? Он ведь не один из них, он — не все они вместе. Так кто же он?

Вопросы Кэма выводят Роберту из себя.

— Прошу прощения, — говорит она, — но я не занимаюсь вопросами, на которые нет и не может быть ответов.

— Значит, ты не веришь в существование души?

— Я этого не говорила. Но я не занимаюсь вещами, которые нельзя изучить экспериментальным путём. Если у человека есть душа, то она есть и у тебя. Доказательством этого является тот непреложный факт, что ты живой.

— Да, но что если внутри меня нет никакого «меня»? Что если я только ходячий кусок мяса с пустотой вместо души?

Роберта задумывается. Или делает вид, что задумывается.

— Что я могу сказать... В этом случае я сомневаюсь, что ты стал бы задавать подобные вопросы. — Она на секунду умолкает. — Если тебе так необходимо разложить всё по полочкам, то попробуй мыслить так: неважно, кем в нас заложено сознательное начало — чьей-то божественной властью или усилиями нашего мозга — результат один и тот же. Мы существуем.