И. Хо - 666. Рождение зверя

Все согласно покивали.

– Тогда по коням. Если хотя бы пять клиентов найдем, это нам бюджет на полгода обеспечит, со всеми дополнительными премиями.

Народ двинулся к выходу, последней из-за стола встала Лукина. Она подошла к двери, закрыла ее, потом вернулась и села рядом с Кириллом, который по привычке чертил карандашом на листке бумаги разные причудливые фигурки.

– Ты куда летишь-то, Кирилл?

Маше было позволено обращаться к нему на «ты». Не потому, что у него с ней что-то было – своим правилам Потемкин не изменял, – просто как-то так получилось. Может, потому, что в последнее время она была ему самым близким человеком, с которым можно просто поговорить по душам.

– Индийский океан, Машенька. А что такое?

– Да что-то тревожно мне. Особенно когда ты сказал, что связи не будет никакой. Это что, какая-то опасная экспедиция?

– Да брось ты, Маш! Ничего такого. Хотя…

Вспоминая последние события, Кирилл вдруг подумал, что он ведь в любой момент может перестать быть. И что тогда делать всем этим людям? Впрочем, кроме Маши и Евы, судьба других его не особенно трогала. Главный вопрос: что станет с его имуществом, которое было весьма приличным, – одни только две квартиры тянули на несколько миллионов долларов, не считая ценных бумаг. Фирма, конечно, без него рано или поздно развалится, но у нее приличный оборот и денежные остатки. Кто всем этим будет распоряжаться? Никаких родственников – ни близких, ни дальних у Потемкина не было. А если они и существуют в природе, то у Кирилла не было никакого желания, чтобы неизвестные ему личности обогащались за его счет. Не государству же все оставлять… Идея родилась неожиданно.

– Маш, у нас нотариус сейчас работает? Чтоб по-быстрому один документ заверить, а то у меня времени мало.

Лукина слегка растерялась:

– Могу позвонить… А что?

– Набери-ка.

Финдиректор отыскала в памяти мобильного нужный номер и нажала «вызов».

– Алле, Наум Семенович? Добрый день… То есть вечер. Это Маша Лукина, ага. И я очень рада. Спасибо, все хорошо, а у вас? Вы сейчас работаете? Отлично. Знаете, Кирилл Ханович хотел бы документ у вас заверить по-быстрому. Какой документ?

Она вопросительно посмотрела на Кирилла. Тот протянул руку и взял у нее трубку:

– Наум Семенович?

– Кирилл Ханович, – услышал он скрипучий голос, – как ваше драгоценное здоровьечко?

– Спасибо, Наум Семенович, в полном порядке. И вам не хворать.

– Вашими молитвами, Кирилл Ханович, вашими молитвами. Так какой там у вас срочный документ?

– Речь идет о завещании. Так сказать, последняя воля героя.

В трубке раздался смешок:

– Откуда такие мысли? Вы же совсем молодой человек!

– Да какой там молодой! Пора место на кладбище занимать…

– Шутите?

– Шучу, шучу, конечно. Видите ли, родственников у меня не осталось, а имущество кое-какое имеется. Времена нынче, сами знаете…

– Да, это мудро, – согласился нотариус. – А почему такая спешка?

– Улетаю завтра, Наум Семенович.

– Понимаю, да. Ну так заезжайте с вашим завещанием, я его заверю.

Кирилл замялся:

– У меня к вам еще одна небольшая просьба есть.

– Какая?

– Можно я его напишу, а Маша без меня подъедет, как обычно, и заверит.

– Да вы что! – возмутился нотариус. – Об этом не может быть и речи! Откуда же я знаю, что вы – это вы? Такие вещи только лично, с паспортом.

– Да, логично. – Потемкин посмотрел на часы. Было ровно пять. – Хорошо, ждите.

– Жду. – Наум Семенович отключился.

Лукина смотрела на Кирилла широко раскрытыми глазами. От этого разговора ей явно стало не по себе. Вероятно, она окончательно утвердилась в мысли, что Потемкин попал в какую-то очень плохую историю.

– Маш, ручку дай, пожалуйста.

– Зачем? – испуганно спросила Лукина и протянула ему руку.

– Да не эту ручку! – рассмеялся Кирилл. – Не карандашом же я буду завещание писать.

– А-а-а… – Маша достала ручку и протянула ее начальнику.

Потемкин не знал, как точно надо составлять завещания, но у него в голове были примеры из литературы. «Вероятно, должно быть написано так, чтобы воля покойного не оставляла никаких сомнений», – решил он, взял листок бумаги и написал:

Я, Потемкин Кирилл Ханович, находясь в здравом уме и твердой памяти, в случае своей смерти завещаю все свое движимое и недвижимое имущество, денежные средства, ценные бумаги и доли в коммерческих предприятиях моим добрым друзьям и коллегам по работе Лукиной Марии Матвеевне и Ивановой Еве Марковне. Они могут распоряжаться всем этим имуществом совместно либо разделить его по обоюдному согласию.

Кирилл вписал свои паспортные данные, поставил дату, размашисто расписался, сложил листок и положил его во внутренний карман пиджака. Туда же он машинально сунул Машину ручку.

– Вот это, – Кирилл хлопнул по карману, в который положил завещание, – будет у нотариуса. Если что случится – иди к нему.

Лукина совсем побледнела. Потемкин понял, что она сейчас заплачет. Это очень удивило его, потому что он всегда считал Машу боевым бизнес-роботом, напрочь лишенным каких-либо человеческих эмоций. Кирилл приобнял ее и почувствовал, как она всхлипнула. Он посмотрел ей в лицо и увидел, что по щеке катится слеза. Это было так же необычно, как если бы перед ним расплакалась самка паука, какая-нибудь «Черная вдова».

– Маш, перестань! Это же так, на всякий случай. Все будет хорошо, скоро увидимся. Ты, главное, присматривай тут за нашими алкоголиками, чтобы они в запой не ушли.

– Ага, конечно! – Лукина смахнула слезу и улыбнулась. – Ты там береги себя.

«Опять “береги себя”», – отметил Кирилл, быстрым шагом пересекая холл, где сидел Гаврилов и смотрел очередной сериал.

– Поехали, Михаил Сергеевич! Сейчас к нотариусу, потом в «Твин Пигз».

– Так это все по дороге!

Они вышли из подъезда и сели в машину. Ни «лады», ни «фольксвагена» на точке не было.

– Надо же, отстали, – сказал Михаил Сергеевич, когда они ехали по Большой Грузинской.

– Может, им просто маршрут мой известен, – предположил Кирилл.

На «Эхе Москвы» шли новости.

«Среди погибших – граждане тринадцати государств, в том числе США, Великобритании, Франции, Италии, Германии, Японии, Китая, Индии, Бразилии и Израиля. Президент Барак Обама объявил национальный траур. Международные аэропорты столицы работают в особом режиме. Рейсы с телами известных актеров, режиссеров, бизнесменов и дипломатов вылетают каждый час».

Между тем телефон Кирилла проснулся и начал трезвонить не переставая. Одним из первых прорезался Арсентьев.

– Привет, как ты там?

Сразу после случившегося ночью Потемкин в сердцах решил было прекратить всякое общение с Алексеем. Но потом вспыхнувшая в нем злоба перегорела. Он не был уверен, что, окажись сам на его месте, повел бы себя иначе. В конце концов, любой утопающий представляет собой угрозу в первую очередь для спасателя – известно немало случаев, когда судорожно хватающиеся за соломинки люди утаскивали за собой на дно тех, кто пытался им помочь. К тому же меркантильные соображения для продолжения отношений были куда весомее личных обид. «Хорошо, что у меня не было телефона под рукой, – подумал Кирилл. – Спьяну наговорил бы ему черт-те чего, а сейчас пришлось бы извиняться».

– Да вот, только телефон восстановил, – дружелюбно сказал Потемкин.

– Я так и понял. Хотел тебе спасибо сказать. Ты извини, что так получилось вчера. Мы Ксению вытаскивали. Суверенная демократия не пережила бы такой потери. Она в клинике до сих пор.

– Кто, демократия? – сострил Потемкин.

– Гы-гы-гы, – засмеялась трубка. – Умеешь.

– Это не пропьешь.

– Ты про Фильштейна слышал? – неожиданно спросил Арсентьев.

«Твою мать! Быстро у них информация гуляет», – отметил Кирилл.

– Нет, а что с ним такое?

– Застрелился сегодня ночью.

– Не может быть! – деланно удивился Потемкин. – Третьего дня совсем живой был.

– Очень мутная история. – Арсентьев любил словосочетание «мутная история» и характеризовал им любой факт, который был ему непонятен. – Он, как теперь выясняется, был парень со странностями.

Кирилл расхохотался:

– А ты что, не знал, что он шизофреник? И суицидальные наклонности у него еще в детстве диагностировали. Вы вообще, Леша, хоть истории болезни у людей изучайте, прежде чем ими список «Единой России» шпиговать. А то потом какой-нибудь депутат Евсюков на фоне сложностей в личной жизни нажрется, придет на пленарное заседание и перестреляет там всех. Они ж люди неприкосновенные – оружие никто на входе не проверяет. А потом будете рассказывать по телевизору, что у него глаза – как плошки.

– Да ладно, мы-то тут при чем! Это лужковская квота была. С Филей другое самое интересное.

– Он оказался гермафродитом?

Трубка хмыкнула.

– Да нет. Он у себя дома какой-то гадюшник устроил. Труп лежал в очерченном мелом круге, а по всей хате валялись дохлые змеи, скорпионы, пауки, огромные насекомые вроде мадагаскарского шипящего таракана, даже летучую мышь где-то нашли. Он из наградного пистолета расстрелял в них всю обойму.