Кори Доктороу - Младший брат

Рука Энджи опять выстрелила вверх.

— Никто не собирается тебя закладывать, — сказала она. — Еще чего. Я тут почти всех знаю, так что можешь положиться на мое слово. Не знаю, как разобраться, кому можно верить, но точно знаю, кому верить нельзя — старикам! Взрослым. Нашим предкам. У них так мозги устроены, что если шпионят за кем-то, значит, так и надо, поделом, значит, он плохой. Если кого-нибудь арестовали и засадили в какую-то секретную тюрьму, то это опять касается не их, а разных коричневых, иностранцев, молодежь. Они уже не помнят, какими сами были в нашем возрасте, что чувствуешь, когда тебя все время в чем-то подозревают! Когда даже в общественном транспорте ловишь на себе такие взгляды, будто у тебя то ли рожа в дерьме, то ли руки в крови. Самое страшное, что они там взрослеют все раньше и раньше. До сих пор говорили: нельзя верить никому старше тридцати. Я говорю вам: не верьте ни одному ублюдку старше двадцати пяти!

Это заявление развеселило присутствующих, и Энджи хохотнула вместе со всеми. Длинное лицо и выступающий подбородок не портили ее, а, наоборот, наделяли необъяснимой привлекательностью.

— Знаете, вообще-то я не собиралась шутить. Ну сами подумайте. Кто пришел на выборы и привел к власти нынешних клоунов? Кто позволил оккупировать наш город? Кто в суде присяжных оправдал установку камер у нас в классах и шпионские чипы в наших проездных билетах и личных тачках, чтобы постоянно следить за нами? Это все сделал не шестнадцатилетний пацан. Пусть мы малолетки, пусть мы недоумки, но мы не подонки!

— Хочу этот слоган себе на футболку, — сказал я.

— Да, на тебе он смотрелся бы неплохо, — ответила Энджи, и мы улыбнулись друг другу.

— Давайте мне мои ключи, — сказала она и приготовила мобильник.

— Вон там, возле пещер, есть укромное местечко. Когда создашь ключи, пусть твои друзья сфотографируют твой открытый ключ, а дома введут в свой компьютер.

— Да, совсем забыл! — завопил я как ужаленный. — Самое главное! Черт, из головы вылетело. Как только введете ключ в компьютер, сразу сотрите снимок в мобильнике! Чего нам вовсе не надо, так это общедоступной коллекции фоток в сети, где запечатлены мы все во время подготовки подрывного заговора!

Из толпы послышались немного нервные смешки. Тут Джолу выключил фонарик, и в наступившей кромешной тьме я перестал видеть. Постепенно глаза привыкли, и я зашагал к пещерам. Кто-то шел позади меня. Энджи. Я повернул голову и улыбнулся; она улыбнулась в ответ, и ее зубы блеснули в темноте.

— Спасибо за поддержку, — сказал я. — Ты классно выступила.

— Вам что, правда надевали на голову мешки и все прочее?

— Конечно, правда. Все так и было. Я никому не рассказывал, но все так и было.

Подумав немного, я добавил:

— Знаешь, если никому не рассказывать, то со временем начинает казаться, что мне это привиделось в страшном сне. Но все так и было. — Я подошел вплотную к скале и стал карабкаться вверх к пещере. — А теперь вот выговорился, и на душе полегчало. Еще немного, и у меня бы, наверное, крыша поехала.

Я поставил ноутбук на сухой валун и загрузил операционную систему с DVD. Энджи стояла рядом и смотрела.

— Буду перезагружать его для каждого в отдельности, — пояснил я ей. — Это стандартный диск «параноид-линукс», хотя тебе придется поверить мне на слово.

— Черт, — сказала она. — В этом деле все строится на доверии, правда?

— Правда, — подтвердил я. — На доверии.

Я отошел в сторонку, и пока Энджи работала с генератором ключей, слушал, как она щелкает клавишами; как с грохотом накатывают волны на берег, как галдит тусовка вокруг кулеров с пивом.

Энджи вышла из пещеры с ноутбуком, на экране которого огромными белыми буквами сиял ее открытый ключ с «отпечатком пальца» и адрес электронной почты. Она поднесла дисплей к лицу и стояла так, пока я доставал свой мобильник.

— Чи-из, — протянула Энджи; я сделал снимок и убрал телефон в карман. Она пошла дальше, к тому месту, где продолжалась пирушка, и все стали по очереди фотографировать ее вместе с ноутбуком себе на мобильники. Эта процедура еще больше подняла праздничное настроение. Народ веселился от души. Энджи смешила, но делала это с присущей ей необыкновенной харизмой — хотелось смеяться не над ней, а вместе с ней. И ведь действительно смешно, черт возьми! Подумать только, собрались, чтоб объявить войну секретной полиции! Черт знает, кем мы себя возомнили!

Еще целый час участники тусовки один за другим программировали шифровальные ключи и фотографировались. Я успел познакомиться со всеми. Некоторых знал и раньше, а о других слышал от приятелей. Мне просто по жизни следовало завести с ними дружбу. Ближе к утру так и произошло. Здесь собрались хорошие люди.

Когда все приглашенные закончили, настала очередь Джолу. Он со смущенной улыбкой посмотрел на меня и отвернулся. Я уже перестал на него злиться. Он поступал так, как считал нужным. Но я знал — что бы Джолу ни говорил, в случае необходимости он всегда придет мне на выручку. Мы вместе прошли через застенки ДНБ. И Ван тоже. Как бы ни повернулась судьба, это испытание связало нас навечно.

Я запрограммировал свой ключ и в обнимку с ноутбуком прошел под нацеленными на меня объективами мобильников, как кинозвезда по красной дорожке. Потом забрался на ту же стенку, с которой уже говорил, и попросил минуту внимания.

— Многие из вас заметили критический изъян в секретности этой процедуры: а вдруг этот ноутбук крапленый? Может, он тихой сапой записывает себе наши инструкции? Шпионит за нами? Что, если Джозе-Луис и я не заслуживаем вашего доверия?

В толпе опять послышались сдержанные смешки, но более теплые, чем вначале, подогретые выпитым пивом.

— Это очень серьезно. — Я повысил голос. — Если бы мы с Джолу оказались провокаторами, нас всех — вас всех — ждала бы печальная участь. Вероятнее всего, тюрьма.

Смешки стали тревожнее.

— Вот почему я собираюсь проделать следующее…

Я поднял на всеобщее обозрение молоток, одолженный мной из отцовского набора инструментов. Потом положил ноутбук рядом с собой на камень и занес над ним молоток при свете фонарика Джолу. Хрясь! Сбылась моя давняя мечта. Я крушил молотком ноутбук. Ощущение двоякое: с одной стороны, какой-то вандалистский кайф, а с другой — щемящее чувство жалости.

Трах! Панель дисплея отвалилась, расколовшись на мелкие кусочки и обнажив клавиатуру. Я продолжал бить молотком, пока не разлетелись клавиши, и тогда настала очередь материнской платы и жесткого диска. Хрясь! Прицелившись, я изо всех сил треснул молотком по жесткому диску. Понадобилось три удара, чтобы разрушить корпус и оголить хрупкую начинку. Я бил и бил, пока обломки ноутбука не стали не больше зажигалки, после чего сгреб их в пластиковый мешок для мусора. Все это время толпа подзадоривала меня дикими воплями и свистом, так что я даже забеспокоился, что их услышат поверх шума прибоя обитатели особняков, расположившихся высоко над нами на склоне скалы, и вызовут полицию.

— Вот так! — подытожил я избиение ноутбука. — А теперь, если есть желающие, можете спуститься со мной к морю, где я на ваших глазах погружу содержимое этого мешка в соленую воду по меньшей мере на десять минут.

Однако смельчаков не нашлось, и только Энджи вышла из толпы, взялась своей теплой рукой за мою и шепнула мне на ухо:

— Это было красиво! — после чего мы вместе зашагали к морю.

Дорога оказалась нелегкой. Мы ступали по скользким, острым камням в кромешной тьме, не поддающейся светлячкам на брелочной цепочке. Пластиковый мешок с шестью фунтами раскуроченной электроники мешал мне сохранять равновесие. В какое-то мгновение у меня подвернулась нога, и мелькнула паническая мысль, что падения и глубоких ссадин не избежать, но Энджи с неожиданной силой вцепилась в меня и удержала в вертикальном положении. Мы оказались прижатыми друг к другу, и на меня повеяло ароматом ее духов, напоминающим запах новенького автомобиля. Я балдею от этого запаха.

— Спасибо, — через силу произнес я, переводя дух и глядя в глаза девушки, кажущиеся огромными за линзами очков в неброской черной оправе. Ночь не позволяла мне точно определить цвет ее глаз, однако они наверняка были темного оттенка, судя по черным волосам и оливковой коже лица. Своей внешностью Энджи смахивала на южноевропейских женщин — гречанок, испанок или итальянок.

Я остановился на самой кромке берега, присел на корточки, окунул мешок в воду, и он стал медленно наполняться. Одна нога у меня соскользнула, я зачерпнул туфлей, выругался, а Энджи засмеялась. Мы практически не произнесли ни слова с той минуты, как отправились к морю, но наше молчание было каким-то особенным, наполненным.

За всю свою жизнь я поцеловался с тремя девчонками, не считая дня, когда меня встречали в школе как героя. Достижение не великое, надо признать, однако и не нулевое. Вообще-то у меня есть шестое чувство по отношению к противоположному полу, и в ту ночь мне показалось, что я мог бы поцеловать Энджи. Ее нельзя было назвать сексуальной в обычном понимании этого слова, просто ночь, море, пляж всегда усиливают ощущение близости, и вдобавок Энджи весь вечер была такой понимающей, отзывчивой, готовой прийти на помощь.