"Вы просто не знаете, куда смотреть". Часть третья: "День очищения" - Павел Сергеевич Иевлев

class="p1">— Ничуть не сомневаюсь. Но более неудачного выбора для романтических отношений, чем я, даже представить себе невозможно. Лучше бы ей уехать. Причём ещё вчера.

— Я говорил ей, — вздохнул Депутатор, — но тщетно.

— Тогда давайте сосредоточимся на текущей задаче. Обратите внимание на пыль на полу. И вот на эту стену.

— Здесь ходили. Часто. Но стена глухая.

— Подвал выглядит меньше, чем должен быть под таким домом, — подтвердил я. — Скорее всего, скрытая дверь. Кто-то явно увлекался секретиками в духе Эдгара По, не удивлюсь, если где-то есть тайный рычаг. Будем искать?

— Нет времени, — Депутатор одной рукой нажал на толстые доски обшивки так, что они с протестующим скрипом прогнулись, пальцы второй вбил в образовавшуюся щель и дёрнул, выворачивая массивную панель на себя.

Стена поддалась, заскрежетали выдираемые гвозди и открылся проход.

Девушка совсем не похожа на сестру. Никакого семейного сходства. Она сидит на окровавленном полу в грязном сером платье, вокруг горят свечи, нога привязана цепью к вбитому в стену кольцу. При виде нас подняла голову, посмотрела потухшим безнадёжным взглядом и уронила обратно.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил присевший возле неё Депутатор.

— Скорее бы, — ответила она тихо.

— Скорее бы что?

— Всё закончилось. Делайте со мной, что вы там собирались, и убейте уже наконец.

— Что с тобой сделали? — спросил я. — И кто?

— Что? Всё, что им пришло в голову. Кто? Все, кто захотел. Соседи. Родители. Их друзья. Какие-то ещё люди. Сестра… Никогда бы не подумала, что она меня так ненавидит. Мы даже в детстве из-за кукол не ссорились, а теперь моё тело закопают с её подписью, выжженной сигаретой на животе. Это, наверное, даже справедливо, ведь ей приходилось меня любить. Она не знала, что я отродье. Родители знали, а она — нет. Я её как будто обманула. Вы последние? Это вы меня убьёте? Или придёт кто-то ещё? Или это будут родители? Или они сейчас убивают ваших, в обмен? У вас тоже есть свои отродья, да? Не могу вас узнать, в глаза налили какую-то дрянь, почти ничего не вижу… День Очищения уже пришёл? Не знаю, сколько я здесь…

Закрыла глаза и замолчала.

Депутатор с хрустом выдрал из стены кольцо, намотал цепь на руку и поднял девушку с пола. Она только застонала тихо. Я помог поднять её по лестнице и открывал перед ними двери.

Когда мы вышли на улицу, прибежали родители. Хорошо одетые, ухоженные, с приятными умными лицами, искажёнными сейчас смесью гнева и страха.

— Что вы делаете в моём доме! — закричал мужчина. — У вас нет права врываться в жилище!

Явно не из рабочих, скорее всего, инженер или менеджер. Одежда хотя и повседневного стиля, но не дешёвая. Кожаные туфли. Модные очки в тонкой оправе.

— Это место преступления, — твёрдо ответил Депутатор. — Вы обвиняетесь в издевательствах, нанесении тяжёлых телесных повреждений, а также соучастии в таковых, совершённых в отношении несовершеннолетней. Возможно позже будут добавлены другие обвинения. Технически вы арестованы, но, поскольку у меня заняты руки, наручники я надену на вас позже.

— Как вы смеете! — закричала женщина. — Мы в своё праве! Это отродье! Мы этого так не оставим!

Достойная представительница среднего класса. Кажется, я её видел пару раз в составе «клушатника». Красивое платье, шляпка, ухоженные руки с идеальным маникюром, строгие и правильные черты лица.

— Проклятые чужаки, вы всегда всё портите! Ничего, недолго вам осталось!

— К вашим обвинениям добавятся угрозы в адрес полиции, — спокойно сказал Депутатор. — А теперь освободите дорогу и не пытайтесь покинуть город, пока не будет завершена процедура ареста.

— Ареста? Покинуть город? — расхохотался мужчина. — Это у вас последний шанс покинуть город, потому что День Очищения завтра! Бегите, безумцы!

И только сестра ничего не говорила, смотрела на пострадавшую расширенными глазами на бледном лице. Наверное, при свете дня то, что она с ней делала, выглядит не таким завораживающе-возможным, как при свечах в подвале.

— Мы вам не позволим! — решительно сказала женщина. — Это наше отродье, и мы с ней ещё не закончили.

— Не советую, — сказал я. – В случае нападения на полицейского при исполнении, офицер имеет право вас застрелить. Я подержу девочку, пока он будет целиться.

Они молча отошли с дорожки, натоптав на политом газоне.

— У меня нет с собой оружия, — сказал Депутатор, когда мы отошли подальше.

— А зря, — ответил я, — на вашем месте я бы уже достал его из сейфа.

— Возможно, я последую вашему совету, как только отнесу ребёнка.

— Куда?

— В заводскую больницу. Она определённо нуждается в медицинской помощи. Вас не затруднит пройтись со мной?

— У меня ещё есть время до открытия. Прослежу, чтобы вас никто не обидел, пока руки заняты.

Депутатор, кажется, может нести на руках пяток девушек и не вспотеть. Если он вообще потеет. Так что до завода мы дошли быстро, направившись не к главному входу, а к одной из пристроек. У входа табличка «Клиника».

— Только по записи! — подскочила женщина за окном регистратуры. — Только для персонала!

Полицейский проигнорировал, проходя сразу в приёмное отделение.

— Экстренная ситуация, — пояснил я, открывая перед ним дверь.

— Что вам здесь… — начал доктор Клизма, но узнал Депутатора и опомнился, задав более актуальный вопрос: — Что с ней?

— Вы мне скажите, — ответил он. — Не было времени осматривать.

— Несите в смотровую. Сейчас вымою руки…

Мы с Депутатором уложили потерявшую сознание девушку на стол под бестеневой лампой. Он напоследок взялся двумя руками за металлическое кольцо на ноге, поднатужился, под рубашкой вздулись мышцы, или что там у него, и разогнул, освобождая конечность. Цепь аккуратно положил на стол.

— Не выбрасывайте пока, это улика, — предупредил он доктора.

— Подождите в приёмном, — попросил тот. — Я осмотрю пациентку.

Мы вышли и сели на застеленную клеёнкой кушетку.

— Не знаю, что мне делать, Роберт, — признался полицейский. — Не могу же я арестовать весь город? У меня нет столько наручников.

— Вы сейчас похожи на миссионера в племени дикарей, пытающегося остановить праздник ритуального каннибализма проповедью ненасилия. Обычно в этом случае чужака ждёт